Уходящему году

как колко тоска пробралась сквозь одежду,
ознобом промчалась по искренним чувствам.
спилив все желания, встречи, надежды,
размазав уныние жирно и густо.

и вертится в грустном, губительном танце
минувшей поры побледневшая память.
я, ноги стерев, торопилась на станцию
в лицо уезжавшему совестно глянуть.

он строго осудит, нахмуривши брови,
за то, что в эпохе хочу потеряться,
за то, что нелепа, смешна, и с любовью
за год не сумела сполна наиграться.

я в мятой, последней, скупой телеграмме,
где слово не дышит ни чувством, ни скорбью,
пишу то ли прозой, а то ли стихами,
прощенье прося лихорадочной дробью.

спасибо скажу, что не дал преломиться
хребту, что покорно сгибался под ношей,
позволил поставленным целям случиться
и вёл меня волей намеченной Божьей.

я в гладкий конверт запечатаю просьбу,
к горячим губам прислоню на прощанье.
поставлю дрожащую, резкую подпись,
под самым последним немым обещаньем.

невольно морозом подернулись плечи,
до глаз натяну воротник от метели.
перрон опустел, прошептавши: «до встречи»,
состав убегал, фонари потускнели.

закрывши от ветра дрожащую спичку,
наощупь ступая по скользкой дороге,
я шла. проводив его на электричку,
лицо отвернувши от глупой тревоги.

от злобных ветров онемели ключицы,
но было на холод и снег безразлично.

я шла. не боясь навсегда оступиться,
навстречу другой скоростной электричке.