О предательстве и боли

Если описывать одним словом лейтмотив трех предыдущих дней, это будет слово боль.
Если расширить диапазон - боль, гнев, печаль, разочарование, бессилие, страх.
Не всадники апокалипсиса, но очень даже гремучая смесь в отдельно взятой жизни отдельной взятой женщины. Меня)
Гремучая и сильно осложняющая жизнь, когда ты воспитываешь маленького ребенка.
Потому что в этих состояниях ты проваливаешься в собственные детские травмы, из которых выбираться трудно и очень болезненно.
Потому что в очередной раз понимать, что твоя мать никогда не примет тебя такой как есть - больно.
Потому что в очередной раз понимать, что твоя мать не простит тебе, что ты похожа на твоего отца - больно.
Потому что понимать, что твоя мать никогда не поймет, что она с тобой сделала - больно.
Потому что когда тебя упрекают тем, что вроде бы давно простили - больно.
Потому что когда твоя мать применяет на твоей дочери жестокий педагогический прием в расчете на то, что он сработает, как с тобой:
- больно, ведь вспоминаешь, как сама велась,
- стыдно, по той же причине,
- страшно, что ребенок тоже поведется,
- смешно, потому что видишь, что твой ребенок легко дает отпор и ты внутри истерически хохочешь и хлопаешь в ладоши (она смогла! она не станет такой марионеткой, как я! как бы из-за этого мне не было с ней сложно, она молодец, она смогла!!), а снаружи как можешь мягко переводишь ситуацию на мирные рельсы.
А еще от того, что из-за утренней ссоры с тобой мать звонит твоему брату на мобильный во время его рабочего дня, чтобы он пришел и покормил ее, лишь бы только не просить тебя.
- гневно, потому что злишься, что мать пытается уродовать психику внучке, как уродовала тебе, и потому, что внутри, как 4-я директива робототехники Азимова, стоит запрет на агрессию по отношению к матери, и ты не можешь загрызть за эту попытку взлома психики своего ребенка. Точнее ,можешь, но слишком дорогой ценой.
И потому, что тебя в очередной раз обвиняют в том, в чем ты не виновата и, более того, тебя в принципе никто не спрашивал - в том, что ты похожа на своего отца. И внешне, и поведением. И в спорных ситуациях ты защищала отца, а вот твоя мама всегда защищала бабушку, а не дедушку. А ты хвостом ходила за этим алкашом (твоим отцом) и всячески его оправдывала. Эй! Я НЕ выбирала себе ни отца, ни мать. Я не управляла процессом отбора генетических аллелей от матери и отца. Я, в конце концов, не просила меня рожать. Особенно в год, когда бахнула ЧАЭС, а твоя мать в это время была на самом раннем сроке беременности.
Поверьте, если бы я могла выбрать, я бы родилась в совсем другой семье. Но я не могла. И это не я родила от алкаша троих детей, даже не попытавшись как-то улучшить свою жизнь.
Нет, почему нас трое, я знаю - родители хотели девочку после сына, а девочка получилась только на третий раз. При том, что мать делала 2 аборта. И молодец, что делала - 5 детей на те условия, что были, было бы равносильно самоубийству.
И это не я отправила ее глубоко беременную на болото клюкву собирать, где она невесть как подхватила туберкулез, лекарства от которого спровоцировали мои преждевременные роды на самом неудобном для рождения сроке и с тяжелыми неврологическими нарушениями.
И не я виновата, что из-за осложнений туберкулеза матери, нас через 5 дней после моего рождения разлучили сначала на 5 месяцев, развезя по разным больницам, потом еще на 5 месяцев, когда мама привезла меня домой и снова уехала в больницу лечиться.
В чем я виновата, так это в том, что безоговорочно и буквально приняла рассказ отца, что он 5 месяцев меня один воспитывал, пока мать непонятно где была. И что однажды выпалила ей это в лицо. Но я была ребенок, когда мне это усердно вдалбливали. И я просто не могла подумать, что папа может мне врать.
Вот она упрекает меня, что я не любила ее и не защищала, что защищала отца, а не может понять, что мне и так запредельно больно от того, что человек, которому я безгранично доверяла и любила, меня обманывал. Я ненавижу себя за то, что так слепо верила и слепо любила. Что оправдывала его. Но я уже ничего не могу исправить в своем прошлом. Я раскаялась, я много раз просила прощения. И меня вроде как простили. Но...КАЖДЫЙ раз, когда мы ссоримся, напоминают мне об этом. Каждый раз...

- а еще жалостно, ведь человек за столько лет не понял, и не поймет нежизнеспособность этого педагогического приема, что это работает только на "сломанных" детях, а нормальный ребенок в состоянии дать отпор.
И вместе с жалостью рождается презрение и отвращение.

И ты тонешь в этих негативных эмоциях, как в черном топком болоте, черные мысли наползают, как черные муравьи. И ты молчишь, а внутри орешь от боли и плачешь. И бьешься в эту невидимую, но и непробиваемую стену, бьешься до крови, стекающей по рукам, оставляющей причудливые узоры и собирающейся внизу стены в аккуратную нить. И ты вроде бы понимаешь, что биться нет смысла, но бьешься и бьешься до изнеможения и потери сил.

Вспоминаешь. Каждый болевой момент, когда с твоим мнением не считались.
Когда тебя шантажировали, когда тебе ставили ультиматум, когда тебя заставляли делать выбор без выбора.
Особенно больно вспоминать и осознавать, что первый урок предательства ты получила от своих родителей - в семье всегда была презумпция виновности в спорных ситуациях. Если кто-то на меня жаловался, то это не кто-то должен был доказывать мою вину, а я свою невиновность.
Я никогда не чувствовала, что родители на моей стороне. Даже столь безумно любимый мной папа.
В течение семи лет своей жизни 1-2 раза в месяц мы с братьями принимали живейшее участие в родительских скандалах. Никого не интересовало, хотим мы этого или нет.
Мы не могли сохранять нейтралитет. Гости всегда добивались конкретного ответа на вопрос, кого больше любишь папу или маму, и сначала я искренне велась и отвечала папу, получала обиженную (естественно) и злую маму и как результат, больше придирок и докапываний. Потом - говорила маму, и получала нагоняй от обиженного отца. Ответ "обоих одинаково" никогда не устраивал гостей-подстрекателей. Конечно, со временем я возненавидела этот вопрос и людей, его задававших.
И каждый раз я получала ярлык предательницы. Или от матери, или от отца. От отца было больнее, потому что отношения с матерью я строила не из любви, а из чисто меркантильных соображений - отец бухал, вопросами кормежки и покупки нужных вещей занималась мама. После каждой нашей ссоры я боялась, что мне что-то не купят. Что-то не подарят. Что меня опять прилюдно пристыдят. И шла просить прощения, ненавидя за это себя и ненавидя за методы воспитания мать.
И каждый раз приходилось искать способ как соврать, чтобы тебе поверили. Потому что на самом деле я гораздо больше любила папу. Даже пьяного.
Так вот, мы не могли сохранять нейтралитет. Мы разнимали их, вставали между ними живым щитом. Мы умоляли мать не прыгать из окна четвертого этажа, когда она, срывая оконные ручки, распахивала настежь окно в любую погоду в любой сезон, и кричала, что сейчас спрыгнет, если папа не попросит у нее прощения. Мы наблюдали этот "смертельный номер" семь лет подряд каждые 3-4 недели, каждый приход отца с работы пьяным, каждые затянувшиеся посиделки с гостями.
А потом мы коллективно и дружно просили папу простить маму, хотя она искренне считала себя ни в чем не виноватой. И снова от меня требовали больше, чем от братьев. И снова я становилась предательницей для той или иной стороны. Братья всегда были на стороне мамы, поэтому не подвергались такому моральному прессингу. Я была на стороне отца и мне следовало усмирить гордыню и взяться за ум.
Нас учили, что врать или недоговаривать нельзя. Что нужно всегда говорить правду. Но когда я говорила правду, я страдала за правду. Когда врала - тоже страдала. Однажды я честно рассказала соседке, что накануне родители опять скандалили и дрались (ну меня же спросил взрослый, а врать, напомню, нельзя). И на следующий день получила ремня за длинный язык, потому что вся птицефабрика, на которой они работали, в подробностях и с добавлениями обсуждала мой рассказ, заботливо поведанный всем и каждому той соседкой.
И я училась подличать и врать так, чтобы мне за это не прилетало. С отцом быть одной, с матерью другой. Конечно, когда они договаривались между собой и обязательно упирались в то что говорят дети, мне прилетало от них обоих за вранье и двуличие.
Самый главный урок предательства от отца я получила, когда решила остаться жить с мамой. Из любимой дочки, смысла жизни и все такое я моментально превратилась в исчадие ада, самую большую ошибку в жизни, в подлую мерзкую тварь и вообще узнала о себе много нового. Вся его любовь моментально куда-то испарилась. Частично он был прав, ведь я осталась с матерью не по любви, а из чисто меркантильных соображений. И хоть на тот момент я фантастически возненавидела отца за то, как он ушел, но мать вот так по щелчку пальцев не полюбила.
А матери требовались доказательства, что из любви. И я неоднократно отрекалась от отца, не впрямую, но так по смыслу, каялась в том, что поддерживала его, поливала его говном, высмеивала его подарки, говорила все, что от меня хотели услышать, ведь иначе я сразу становилась плохая и неблагодарная. И снова маячил риск остаться без денег и никому не нужной. "Не нравится - ищи другую семью". Мы вообще очень часто ссорились из-за денег и из-за моей любви к отцу.
Одна из таких ссор закончилась попыткой моего побега из дома. Я сказала, что в магазин, а сама просто пошла вдоль дороги куда глаза глядят. Без денег, без паспорта, ведь еще даже 15 не было, без каких-либо вещей, которые могут пригодиться в дороге. Без понимания куда и зачем. Но мне настолько обрыдло поливать дерьмом отца, по которому я на самом деле ужасно тосковала, что я не нашла другого выхода.
Через несколько часов я по-настоящему испугалась - я девушка-подросток, совсем одна где-то в 15км от дома, по дороге проносятся фуры дальнобойщиков и уже совсем темно. Каждый раз, когда мне казалось, что фура тормозит рядом, я убегала вглубь с дороги за деревья, но в какой-то момент тормознула легковушку. Мне капитально повезло, это были наши соседи по дому, уже не помню, что наплела им, но поверили и довезли домой. Дома был скандал, и если Юра искренне переживал и был белее мела, то мать, оправившись от шока, стала угрожать, что поставит меня на учет у психиатра и пойдет в школу и при всех расскажет, как я не слушаюсь ее дома и как я убежала из дома.
Угрожала, прекрасно зная, что так я потеряю последних союзников в школе в лице учителей, зная, что меня и так травят в школе. Угрожала, чтобы в очередной раз получить беспрекословно послушную меня. И я ненавидела ее лютой ненавистью, а должна была изображать любовь.
И таких ситуаций был вагон и маленькая тележка. Боль, страх, стыд и бесконечная вина - те эмоциональные "киты", на которых меня воспитывали. "Я с тобой больше не разговариваю". Разумеется, меня обязательно надо было прилюдно стыдить в компании ее подруг, которые гуртом внушали мне, какая я плохая, что не люблю и не слушаюсь маму. "Рымаревская порода" частенько летело в меня. Она сознательно так говорила, зная, как меня бесит слово порода относительно меня, как мне больно от него. Помню ее шок, когда я впервые (и совсем недавно) дала ей полноценный отпор. Упс, рычаги воздействия больше не работают.

С таким бэкграундом наверное трудно поверить, что я ее люблю. Но это так, люблю. Принимаю как данность все черты ее характера. Да, некоторые из них паршивые, но есть и другие. И она моя мама, она носила меня, рожала, воспитывала в условиях почти всегда неопределенного будущего. Как бы то ни было, она давала мне ровно столько любви, на сколько была способна. То, что мне было нужно гораздо больше, это другой вопрос. Она давала мне все, что могла. И я отвечаю ей всем, чем могу.
У нее есть одно большое железобетонное смягчающее обстоятельство - она не знала и не могла иначе. Она просто не понимала, что может и должно быть иначе. У нее не было информации и поддержки.
Моя бабушка, ее мать, не дала ей нормальной материнской любви. Ее младшую сестру любили, а ее использовали как бесплатную домработницу и няньку. Вообще, чем больше узнаю о бабушкиных методах воспитания, тем больше уверяюсь в том, что бабушка в плане воспитания была тиран, потому что даже любимая младшая дочь натерпелась от нее и была вынуждена сделать аборт, так как была беременна от женатого мужика и знала, что бабушка с дитем в подоле на порог не пустит. Она и моей матери запретила с мужем разводиться под предлогом той же угрозы. И дедушка тоже был воспитатель никакой, особенно, если учесть, что он от другой семьи скрывался от алиментов и безбожно пил. А прабабушка, его мама, и вовсе первостатейная стерва была. И мою бабушку, и мою мать гнобила. Откуда глубоко травмированному ребенку взять пример любви, когда ей самой приходилось постоянно заслуживать хотя бы хорошее отношение. Тяжелое и голодное детство, подневольное положение в своей семье.

А у меня есть информация и поддержка. И я смогу иначе. Конечно, моей дочери тоже будет о чем рассказать своему психологу, но точно о другом.