Ворота Ада

Как только её не называли: и фурия, и колдунья, и ведьма…. В каких чёрных делах её не обвиняли: корову сглазила – доиться не даёт, у соседки куры передохли, а яблоня не успела расцвести, как весь цвет облетел…. “Как на что посмотрит – считай, пропало”. – Жаловалась сорокалетняя женщина, у которой я покупал молоко. Чего только не рассказывали о бабке Нюрке (так звали героиню нашего рассказа) жители деревни, в которой она жила. Сам я видел её раза три – четыре, да и то издали, когда заезжал в их деревню. Зато сына её, Петруху, совхозного тракториста знал хорошо. Надо дрова привезти, бутылку водки на стол, и – готово. Любил выпить Петруха. Ехал, раз пьяный на тракторе, да и заснул. Хорошо, что как-то скорость выключил. Стоит трактор посреди дороги, да и “молотит” на полном газу. Местные мужики вытащили Петруху из кабины, посадили верхом на поваленное дерево недалеко от дороги, накрепко привязали к стволу верёвкой, чтобы не упал, а в руку вместо рычага переключения скоростей корягу дали…. Хохоту было.

Петруха приехал на тракторе и сообщил просьбу матери:
-Что-то плоха стала в последнее время. Ломота во всех костях. Делать ничего не может, лежит, но в медпункт ехать не хочет…. Вообще-то она Вас не очень-то жаловала, а тут, вдруг: попроси, может, придёт…”
Конечно же, я поехал. И так никому в помощи не отказывал, а тут ещё разобрало любопытство: как-никак – местный феномен.

Дом бабки Нюрки стоял у самой дороги. Основание дома было ниже дорожного полотна метра на полтора, и с дороги казалось, что кто-то сбросил его за кювет под горку. Дом был маленький, с двумя окошками и наклонившейся в сторону дороги крышей. Спереди и с боков его окружали заросли терновника и черёмухи, поднявшиеся своими макушками выше крыши…
-Ждёт она Вас, ждёт…. – Встретил Петруха, поднявшись с лавочки у крыльца. Но сам за мной не пошёл…
Сразу за входной дверью я попал в крохотную прихожую с русской печкой и полками для посуды, от которой чёрной тяжёлой занавеской была отгорожена “передняя”. Переступив высокий порог, я оказался в большой светлой комнате. Массивный деревянный стол в центре, на котором стояла стеклянная ваза с луговыми цветами, неопределённого цвета платяной шкаф и железная кровать с никелированными шариками, на которой, свесив ноги, сидела сама хозяйка дома.  Это всё, что предстало перед моими глазами. Бабка Нюрка, кряхтя и медленно сползая, поставила ноги на пол и сделала шаг в мою сторону.
-Проходите, проходите, пожалуйста, присаживайтесь за стол…
Передо мной стояла щупленькая седая старушка в длинной чёрной юбке и светлой коричневой кофточке с короткими широкими рукавами, из под которых, словно высохшие палки, торчали руки с непропорционально большими кистями землисто коричневого цвета. Большие тёмно карие глаза постоянно сопровождали каждое моё движение и, казалось, совсем не гармонировали с её маленьким, покрытом морщинами, лицом и плоским, кажущимся невесомым, телом.
-Семьдесят восемь будет в ноябре. - Будто прочитав мою мысль, сообщила она. –Всё бы ничего, да последний год руки и ноги отказывают, ломота во всех суставах…
-Отчество-то Ваше как?
-Все Нюркой зовут, и Вы зовите…. А, вообще то - Павловна я. – Она смутилась, лицо покраснело, но и одновременно разгладилось.
-Анна Павловна, разрушили Вы свою нервную систему, комочек нервов…. И работаете не по годам.
-Я и сама знаю. А делать-то что? Мужа, уж сорок лет, как похоронила. Ведь, самое тяжёлое всё на нас, женщин, валится. Где мужики-то? Вот мой Петька…. Сколько я сил потратила. Алкаш…. Дочке его двенадцать лет, за неё боюсь. Пьют вместе с женой. Беда моя в том, признаюсь Вам, что осерчала…. Слаба я. На весь мир осерчала. Не могу я на эту жизнь без злости смотреть. Работаю шестьдесят три года, а пенсии на хлеб не хватает…. Даже сын и тот обворовывает…
-Зачем рассказывать, Анна Павловна? Известна мне Ваша жизнь. Может быть, удастся немного Вам помочь…. –Я достал из портфеля подсвечник, три церковных свечи, иконку Казанской Божьей Матери…
Бабка Нюрка сидела на стуле, едва доставая носками калош, в которые была обута, до пола. Я стоял в двух метрах от неё с подсвечником в руках и огнём свечей выжигал чёрную негативную энергию, которой так много скопилось в теле бабки Нюрки. Вместо ожидаемого расслабления бабка Нюрка сжималась, ещё более превращаясь в дрожащий комок нервов, и со стоном ёрзала на стуле. Чтобы посмотреть её на астрале, я закрыл глаза…
-О, Боже, что это? – Удивление с солидной долей страха, не смотря на моё противодействие, с шипением прорвалось сквозь сжатые зубы, на лбу появилась испарина. На месте, где на стуле сидела бабка Нюрка, на высоту человеческого роста бушевало пламя костра. Среди колеблющихся языков пламени я увидел волосатую физиономию с блестящими глазами, козлиной бородкой, маленьким вытянутым носом с круглыми ноздрями, на голове сквозь короткие курчавые волосы торчали острые коричневатые рожки. Ноги с раздвоенными копытами от коленок были развёрнуты (может быть, мне показалось?) в обратную сторону. Волосатые, как и всё тело, руки заканчивались тонкими пальцами с длинными ногтями. Существо, в такт колебаниям языков пламени, казалось, совершает какую-то жуткую ритуальную пляску, нежась в объемлющем его огне. Сладострастно высунув острый красный язык, оно закатывало глаза и корчило рожи, одновременно источающие и восторг и злобу…
Открыл глаза. Бабка Нюрка сидела на стуле, откинув назад голову и издавая какие-то непонятные звуки. Поставив подсвечник на стол, я направил левую руку в сторону иконки Божьей Матери и, приняв на себя вибрации её Божественного Образа, отражающие Высшую Любовь и Гармонию, правой рукой обратил энергию на пациентку, затем вновь закрыл глаза. Под воздействием светлого с сиреневатым отливом луча мерзкое существо вместе с костром стало резко уменьшаться в размерах. Я трижды прочитал Иисусову молитву, прежде чем оно исчезло совсем….
 Бабка Нюрка, полностью расслабленная, спала, сидя на стуле. Я подошёл к ней. Она открыла глаза и, полусонная, с моей поддержкой проследовала на свою кровать…

Через полторы недели бабка Нюрка вместе с внучкой с полными вёдрами черники проходили мимо моего дома. Я поздоровался. Они подошли ко мне.
-Владислав Сергеевич, черничкой Вас хочу угостить. Не бойтесь, не испорчу…
Я засмеялся, взял полную горсть черники и начал есть.
-Я знаю, Вы не боитесь…. Спасибо за помощь. Теперь легко стало, может быть, ещё поживу… - Она отсыпала мне в кастрюльку треть ведра черники и, попрощавшись, отправилась домой. Я смотрел вслед. В рваных резиновых сапогах и залатанной юбке, маленькая, как ребёнок, она шла, скособочась от тяжёлого ведра, по разбитой полевой дороге, изрезанной колёсами телег, истоптанной ногами людей и копытами лошадей, истерзанной гусеницами тракторов пьяных водителей…
 
Я часто вспоминаю этот случай. Вспоминаю, когда встречаю опустившихся, озлобившихся, истерзанных жизнью людей, потерявших себя. Обещаемый лишь после смерти, ад становится для многих реальной действительностью при жизни. Потеряв надежду и уже не веря ни во что, отторгнув свою духовную сущность, опускается человек в самые грубые эфиры астрального плана жизни, и превращаются дела его в злобную месть окружающим, мысли – в ядовитые стрелы…. Ворота ада всегда рядом. Оступился, и  –  затянуло. Попробуй-ка выбраться.