Птица калао в частице разумного - из писем в облак

Здравствуй!
Всё забрасываю в тишину неба свои немыслимые сети… Всё пытаюсь уловить в потоке сознания хоть частицу чего-то разумного… И горестно перебираю пустые сети… То ли руки солёные… то ли поток сознания небесными солончаками покрылся – и дрожь по натянутым ячейкам… совсем-совсем пустым…
- Откликнись, Душа моя! Где ты?..
- А ты сама где? – будто мячик от небесного берега оттолкнулся… отозвался вопросом на вопрос…

Тишиной земной тебя накрою…
В неуюте – истово дрожать…
Слышать, как над огненной горою
Ветру свыше – письма провожать…
Письма Шлемоклювому Калао
Где-то на Борнео и Суматре,
В водный путь с пожизненною славой
И со смертью каменелых матриц…

-- А  сама  где ты сейчас?
… Сети мои снова вспорхнули, теперь уже над зарослями диких джунглей. Из ячеек просыпаются неказистые вопросы:
- Где матрица настоящей Земли?..
- Я и есть матрица… - глуховатый отзвук… откуда-то… чей-то…
-  Какая у тебя странная диагональ… Кажется, так выглядит искривлённый поток сознания?..
При этом замечании диспропорциональная диагональ  Шельмоклювого Калао съёживается до величины увесистого птичьего клюва.
- Опять зёрнышко выронил… -  вздыхает, прошивая перьями нерадивые лианы… Замирает в их глубине… А ты неосмыслено бросаешься на поиски того единственного зёрнышка, которое  не вписывается в представление о совершенстве матрицы…
- Где оно? Где оно? – мечешься в рябых облаках, спокойно огибающих контуры сетевых ячеек. – Ведь так не бывает, чтобы частицы разумного окончательно исчезли из всего потока сознания…

Где-то в небо зёрнышко упало…
Строчки разбежались светлой рябью.
А у нас опять – всё те же грабли –
Письма Шлемоклювому Калао.
Разве он поймёт? Разве услышит
В запятых надломленного плача…
В зёрнах золотых – немой калачик
Грустным опереньем нервно дышит…

… Это я смотрю, как он  дышит… Это ты смотришь, пытаясь перелистывать дыханье.
-  Страшен, - говорит кто-то сторонний, показывая на уродливую форму увесистого клюва. – Уродство в несоразмерности форм…
- Прекрасен, - говорю я, изучая выражение твоего взгляда, - а формы здесь не при чём. Он умеет сострадать нам, людям. Видишь, у него даже перья нервно дышат. Они словно покрылись налётом нашей человеческой тоски по совершенству высокого сознания…

Это ничего, что внешне страшен.
Ведь бывают даже пострашнее
души наши,
необузданные наши
в глянце каменеющей камеи...
Знаешь, я не обращу вниманья,
 если только ты меня услышишь...
Шлемоклювому Калао - и камланье
в радость,
если эта радость СВЫШЕ!

И ты ничего не скажешь…  В потоке сознания я улавливаю твой добрейший, сострадающий человечеству взгляд:
- … Сейчас всё исправлю…
Минута. И клюв Калао больше не перевешивает тело… И птица больше не ходит  головою вниз…
Всё хорошо на земле, правда?!
И в небесном потоке  сознания блеском звенящих монист замирает ожидающая землян Радость.
-Ты не ошиблась?- спрашиваешь. – Не ошиблась, что позвала меня?
- Нет… - отвечаю.  И как будто сама становлюсь частицей чего-то разумного.
- Это очень важно  - не ошибиться матрицей, - говорит Калао и взмахивает крылом.  До свиданья!