Гибель лес

Небо в тучах, ночь глухая -
Не видать ни в даль, ни в близь.
Ели, в снеге утопая,
В лес погибельный сошлись.

Через лес легла дорога -
То в Чернигов ближний путь.
И проезжих было б много,
Но вселял в людей он жуть.

Путник лишь какой нездешний,
Чарку разом осушив,
Проезжал его поспешно,
Доезжал ни мёртв, ни жив !

В тех краях корчма стояла,
Посеревших два окна
Паутина охраняла
От нескромных глаз одна.

В той корчме вампир — корчмарка,
В стороне от всех властей,
Поджидала с полной чаркой
Редких в тех местах гостей.

Чу! Раздался топот конский...
С кем сейчас судьба сведёт ?
Вмиг на плечи плат японский
И скорей к гостям идёт.

А была она такая -
Хоть ищи до смертных дней -
Не найдётся ввек другая,
Что сравнялася бы с ней !

Где тут гостю поберечься ?!
И купчина, и гусар
Были с ней не прочь развлечься -
Будь он молод или стар.

Накрывался вмиг стол бражный,
И всего там было впрок !
В дрожь бросал гостей отважных
Чародейки жаркий бок.

Пей ! Гуляй ! В графинах полно
И хозяйка подольёт;
Расходились все за полночь,
Лишь когда петух споёт.

И хозяйка поднималась,
С плеч спадал японский шёлк,
С гостем дерзким обнималась,
Говорила чтоб пришёл.

Ну, а он — избранник новый, -
В нетерпении дрожа,
Торопился из столовой,
В её спаленку спеша.

Ах , хозяйка ! Руки — лебедь,
А уста — огонь и мёд !
Вот такую мне бы встретить,
Да не знать всё наперёд.

И постель её из пуха -
Так у нас стелили встарь,
Но уж дверь, войдя без стука,
Открывал злодей-корчмарь.

Раздавался голос властный:
Помолись, пока ты жив !
И свершал он грех ужасный,
Жертве в горло нож вонзив.

Всё обдумано заране -
Не случайны те дела !
Ведь затем, прильнувши к ране,
Вурдулачка кровь пила.

Ночкой всей они «гуляли»,
С трупа взоров не сводя,
Праздник жуткий свой справляли,
Дерзко в ад душой глядя.

А поутру, вставши поздно,
Скрыть желая волчью суть,
Всех живых просили слёзно
Не забыть к ним «завернуть».

А потом злодеи яро,
Труп, покрытый лишь холстом,
В лес тащили, чтоб под яром
Бросить в ельнике густом.

Оттого-то лес был тёмен,
Потому-то всем окрест
Страх вселял он столь огромен,
Что был назван «Гибель лес».