шерочка с машерочкой

Как шерочка с машерочкой зима               
с войной на пару в танце на полянке.
Наверное, они сошли с ума,
безудержные юные смолянки.
У них балы подряд - один в один,
где танцы завершаются смертями,
где князь и рядом с ним простолюдин,
усталые лежат в холодной яме.
Один замёрз, другой осколком взят,
а пулей - третий... Сколько было третьих...
Зима с войной спешат в наземный ад  -
там есть партнёры - некому согреть их.
Весь город нынче - Смольный институт,
но барышни кружатся вместе в парах
и ждут, пока снега не заметут
измученных, поджарых, сухопарых,
лежащих в глубине холодных ям,
наследников не названных фамилий.
Две барышни - мон анж, шерше ля фамм -
под марш легко танцуется, мой милый.
Мы, шерочка с машерочкой, вдвоём,
ах, белый танец, тяга колдовская.
И жизнь сочится в мёрзлый чернозём,
пока Шопен звучит, не умолкая.

***

Идём в атаку. Новый Вавилон
ещё стоит, но смерть в ногах колосса.
Стена трухлява, цоколь надкололся,
но город цел и сам в себя влюблён.
Возьмём ли башню, встанем ли с колен,
покажет время. Вечер красит синим
бегущих цепью. Лучше бы разиням
понять, что хуже смерти - только плен.
Штурмуем город, опыт есть уже -
один язык на всех, чтоб сделать имя,
не нужен - мы становимся другими
в походе, на привале, в блиндаже.
Тем более - в бою. И смысл глубок -
на разных языках теперь глаголем.
Огромный Вавилон, всесильный Голем,
разрушен будет фразой - с нами бог.
На город цепью. Вроде, целый он,
а завтра быть ему испепелённым.
И кто-нибудь найдёт под Вавилоном
солдатский исковерканный жетон.

***

Горят леса реликтовых пород -
пожар в Эдеме - пламя возгорелось.
Всего лишь искра, кто тут разберёт,
где выжженное поле, где опрелость
на почве, на деревьях, где лишай
изъел стволы и ветви всех плодовых.
Сказать огню - оставь и не лишай
надежд последних. Дело не во вдовах,
не в жуткой безотцовщине в раю,
вполне земном, всегда обетованном.
Смотрю в огонь, последнюю курю,
и чувствую себя пустым профаном,
на пламя глядя. Мёртвые тела
остались. Только души сизым дымом
уходят к небу. Всё сгорит дотла,
и станет рай пустым и нелюдимым.
А Ева и Адам погибнут в нём,
не будет райских птиц и даже змея.
История написана огнём,
и я её поправить не умею.
Но всё-таки, пожарам вопреки,
забыв о том, что смерть ко мне всё ближе,
ищу кусочек рая у реки,
где яблоня растёт на пепелище.