Радио Ностальжи 8 СВ

.






РАДИО НОСТАЛЬЖИ 8 СВ


СОДЕРЖАНИЕ:

- Из башмачка с прилипшим мотыльком / Николай МИНСКИЙ
- О, сестры! Два плода цветут в запрете / Николай МИНСКИЙ
- Не все ль равно, правдива ты иль нет / Николай МИНСКИЙ
- Под низким дерзким лбом двойным каскадом / Николай МИНСКИЙ
- Пока в тоске растущего испуга / Иннокентий АННЕНСКИЙ
- Моя душа – эбеновый гобой / Федор СОЛОГУБ
- Законодательным скучая взором / Николай НЕДОБРОВО
- Я не поклонник радости предвзятой / Осип МАНДЕДЬШТАМ
- Паденье – неизменный спутник страха / Осип МАНДЕДЬШТАМ
- Румяный шкипер бросил мяч тяжелый / Осип МАНДЕДЬШТАМ
- На Моховой семейство из Полесья / Осип МАНДЕДЬШТАМ
- Здесь гулок шаг. В пакгаузах пустых / Эдуард БАГРИЦКИЙ

===========================================_rn_========



Николай МИНСКИЙ

ПАРИЖАНКА

Из башмачка с прилипшим мотыльком
В сквозном чулке, прозрачней паутины,
Нога обнажена до половины,
Зовет, манит. Обтянут стан мешком

Без складок. Только над сухим соском
Растреснут шелк в лучистые морщины  –
Соском, что, яд вливая в кровь мужчины,
Не вспухнет для ребенка молоком.

Чрез острый вырез слиты грудь и шея.
Лицо  –  ничье. Под краской рот, алея,
Раскрыт, как стыд. Устремлены в упор

Улыбка белая и черный взор.
Бесплодна. Чужеядна. Орхидея.
Уродство? Красота? Восторг? Позор?


СЕКРЕТ И ТАЙНА

О, сестры! Два плода цветут в запрете:
Секрет и тайна. Разные они.
Секрет от рук людских. В тиши, в тени
Творится то, что жить должно в секрете.

Но луч проник  –  секрета нет на свете.
Иное  –  тайна. Богом искони
Раскрытых бездн не осветят огни.
Все тайное таинственней на свете.

О, сестры! Вы любили до сих пор
В секрете, в страхе, прячась в угол дальний,
И ложь оберегала ваш позор.

Раскрыта дверь моей опочивальни.
Люблю в непостижимости лучей
Для чувства тайно, явно для очей.


* * *
Не все ль равно, правдива ты иль нет,
Порочна иль чиста. Какое дело,
Пред кем, когда ты обнажала тело,
Чьих грубых ласк на нем остался след.

Не истину  –  ее искать напрасно  –
Лишь красоту в тебе я полюбил.
Так любим тучи, камни, блеск светил;
Так море, изменяя, все ж прекрасно.

И как порой, при виде мертвых скал,
Наш дух, почуяв жизнь, замрет в тревоге, –
Так лживый взор твой говорит о боге,

О всем, что в мире тщетно я искал.
И не сотрет ничье прикосновенье
Небесный знак, небес благоволенье.


ПОРТРЕТ

Под низким дерзким лбом двойным каскадом
Взметнулся пепел вьющихся кудрей.
Глаза без век, в щелях  –  глаза зверей  –
То жгут холодным непрозрачным взглядом,

То резвым смехом леденят. А рядом
Округлость щек и девственность грудей
Твердят о сне желаний и страстей.
И детский рот не тронут знойным ядом.

Но вот, бледнея, села за рояль.
Преображенье дивно и мгновенно.
Весь мир любви, дотоле сокровенный,

Ей клавиши открыли и педаль.
Душа грозой проснулась в пальцах рук,
Горячей кровью бьет за звуком звук.



Иннокентий АННЕНСКИЙ

***
Пока в тоске растущего испуга
Томиться нам, живя, еще дано,
Но уж сердцам обманывать друг друга
И лгать себе, хладея, суждено;

Пока, прильнув сквозь мерзлое окно,
Нас сторожит ночами тень недуга,
И лишь концы мучительного круга
Не сведены в последнее звено, –

Хочу ль понять, тоскою пожираем,
Тот мир, тот миг с его миражным раем…
Уж мига нет – лишь мертвый брезжит свет…

А сад заглох… и дверь туда забита…
И снег идет… и черный силуэт
Захолодел на зеркале гранита.


БАЛЬМОНТ

Моя душа – эбеновый гобой,
И пусть я ниц упал перед кумиром,
С тобой, дитя, как с медною трубой,
Мы все ж, пойми, разъяты с целым миром.

О, будем же скорей одним вампиром,
Ты мною будь, я сделаюсь тобой,
Чтоб демонов у Яра тешить пиром,
Будь ложкой мне, а я тебе губой…

Пусть демоны измаялись в холере,
Твоя коза с тобою, мой Валерий,
А Пантеон раскрыл над нами зонт,

Душистый зонт из шапок волькамерий.
Постой… Но ложь  –  гобой, и призрак – горизонт.
Нет ничего нигде  – один Бальмонт



Федор СОЛОГУБ

Мудрец мучительный Шакеспеар,
Ни одному не верил ты обману -
Макбету, Гамлету и Калибану.
Во мне зажег ты яростный пожар,

И я живу, как встарь король Леар.
Лукавых дочерей моих, Регану
И Гонерилью, наделять я стану,
Корделии отвергнув верный дар.

В мое труду послушливое тело
Толпу твоих героев я вовлек,
И обманусь, доверчивый Отелло,

И побледнею, мстительный Шейлок,
И буду ждать последнего удара,
Склонясь над вымыслом Шакеспеара.


Николай НЕДОБРОВО

Законодательным скучая взором,
Сквозь невниманье, ленью угнетен,
Как ровное жужжанье веретен,
Я слышал голоса за дряблым спором.

Но жар души не весь был заметен,
Три А я бережно чертил узором,
Пока трех черт удачным уговором
Вам в монограмму не был он сплетен.

Созвучье черт созвучьем музыкальным
Раскрыло дверь - и внешних звуков нет,
Ваш голос слышен в музыке планет...

И здесь при всех, назло глазам нахальным
Что Леонардо, я письмом зеркальным
Записываю спевшийся сонет.
                (16 февраля 1914)


Осип МАНДЕДЬШТАМ

Я не поклонник радости предвзятой,
Подчас природа – серое пятно.
Мне, в опьяненьи легком, суждено
Изведать краски жизни небогатой.

Играет ветер тучею косматой,
Ложится якорь на морское дно,
И бездыханная, как полотно,
Душа висит над бездною проклятой.

Но я люблю на дюнах казино,
Широкий вид в туманное окно
И тонкий луч на скатерти измятой.

И, окружен водой зеленоватой,
Когда, как роза, в хрустале вино, –
Люблю следить за чайкою крылатой!
1912


* * *
Паденье – неизменный спутник страха,
И самый страх есть чувство пустоты.
Кто камни нам бросает с высоты,
И камень отрицает иго праха?

И деревянной поступью монаха
Мощеный двор когда-то мерил ты:
Булыжники и грубые мечты  –
В них жажда смерти и тоска размаха!

Так проклят будь, готический приют,
Где потолком входящий обморочен
И в очаге веселых дров не жгут.

Немногие для вечности живут,
Но если ты мгновенным озабочен  –
Твой жребий страшен и твой дом непрочен!
1912


СПОРТ

Румяный шкипер бросил мяч тяжелый,
И черни он понравился вполне.
Потомки толстокожего футбола:
Крокет на льду и поло на коне.

Средь юношей теперь по старине
Цветет прыжок и выпад дискобола,
Когда сойдутся, в легком полотне,
Оксфорд и Кембридж – две приречных школы.

Но только тот действительно спортсмен,
Кто разорвал печальной жизни плен:
Он знает мир, где дышит радость, пенясь...

И детского крокета молотки,
И северные наши городки,
И дар богов – великолепный теннис!
1913


***
На Моховой семейство из Полесья
Семивершковый празднует шабаш.
Здесь Гомель  –  Рим, здесь папа  –  Шолом Аш
И голова в кудрявых пейсах песья.

Из двух газет  –  о чудо равновесья! –
Два карлика построили шалаш
Для ритуала, для раввинских каш  –
Испано-белорусские отчесья.

Семи вершков, невзрачен, бородат,
Давид Выгодский ходит в Госиздат
Как закорючка азбуки еврейской,

Где противу площадки брадобрейской,
Такой же, как и он, небритый карл,
Ждет младший брат – торговли книжной ярл.


ЭДУАРД БАГРИЦКИЙ

Здесь гулок шаг. В пакгаузах пустых
Нет пищи крысам. Только паутина
Подернула углы. И голубиной
Не видно стаи в улицах немых.

Крик грузчиков на площадях затих.
Нет кораблей... И только на старинной
Высокой башне бьют часы. Пустынно
И скучно здесь, среди домов сырых.

Взгляни, матрос! Твое настало время,
Чтоб в порт, покинутый и обойденный всеми,
Поcв.дальних стран пришли опять суда.

И красный флаг над грузною таможней
Нам возвестил о правде непреложной,
О вольном крае силы и труда.
1921