Прощальное привет

Я не смогу отныне рассказать, что режет без ножа,
Вокруг меня клубится боль, чернеет свет.
Моя душа цветущий сад, моя душа лесной пожар,
А я по прежнему с тобой, хотя тебя в помине нет.

Я не смогу отныне передать, насколько страшен этот сон,
Когда слабеет рваный пульс, ответь, возможно ли мерцать?
Десятки лиц и сотни дат, но мы забудем обо всём,
А я по прежнему борюсь, хотя похож на мертвеца.

Ни удалить, ни зачеркнуть, куда ведут твои следы?
Обрывки речи белый шум, душа мучительно пуста.
В изрезанной руке ремённый кнут и вязкий дым,
А я по прежнему дышу, хотя пора бы перестать.

Я выдумал тебя, но так реальны слезы на ресницах,
Я выдумал себя, жаль счастье выдумать не смог.
Я знал, что каждый вечер улетают птицы,
Я знал, и так хотел сбежать с ними на тёплый юг.

Твоё прощальное привет от Богом забытых земель
Стало последним патроном моего железного глока.
Ты уйдёшь от меня далеко по холодной зиме,
Ты уйдёшь от меня, покрутив у виска локон.

Ты внутри у меня, словно протез или шунт,
И чем дальше уводит, тем хуже идти, тяжелее.
И на шее моей поцелуи не той, о которой пишу,
А на шее моей, как петля, висит твоё ожерелье.

Ты всегда пахнешь радостью, я же дышу на радость,
Я боюсь осознать, что от памяти гнилью веет.
Но ведь как не кричи, все равно у гортани слабость,
Но ведь как ни крути, с каждым мигом мы все мертвее.

Я привык засыпать, ощущая на горле руки,
Я привык просыпаться измученным и разбитым.
Меня душат запястья памяти - жуткой старухи,
Каждый день вместе с водкой глотаю свои обиды.

Мне не плохо давно, мне всего лишь никак, всего лишь,
Бог никогда не откликнется и никогда не поможет.
Я целую иконы, ты упрямо о чем то молишь,
Но молчат образа и могилы безмолвны тоже.

Да и что бы они мне открыли, если ещё дышу?
Если кроме упадка, я в них ничего не вижу.
Если кроме забвенья, я в них ничего не ищу,
Я б менял города, я искал бы семью, но не свыше.

Напивался бы в барах, обнюхивался бы разным,
Но развязка ясна, два цветка на сыром граните.
Я бы даже кололся, но зачем, если всё напрасно,
Ведь я вечный виновник и собственный обвинитель.

Ведь чем искреннее любовь, тем страшнее расплата,
Ты всегда пахнешь радостью, я её ненавижу.
Я пойду лучше помолюсь и будет услада,
Я пойду лучше исповедуюсь, научусь слышать.

Под луной, неизменно идущей грядущей на убыль,
В мире грёз моих вечных, манящих как омут,
Ничего нет больнее, чем понять, что те губы,
Без которых ты труп, дарят нежность другому.

На планете, где каждый однажды утонет,
В море горя, бесценную жизнь расстранжирив,
Ничего нет грустнее, чем понять, что ладони,
Согревавшие прежде, отныне теперь чужие.

Мне плевать на погоду, сезон, время года,
В моем аду наяву, где душе слишком душно,
Ничего нет страшнее, чем понять, что ты отдал
Сердце той, для которой оно лишь игрушка.

Тяжело различить даже смазанный контур
Столь далёкого счастья, я бедняга и хлюпик.
Ты с улыбкой опять растворяешься в ком то,
Кто тебя никогда ни за что уже не полюбит.

А все эмоции мои безжалостный балласт,
И мне плевать насколько и когда я часто
Вдруг уходил вдаль от тебя, ведь каждый раз,
Ведь каждый раз, ты вынуждала возвращаться.

Творцу Создателю смешно сейчас наверное
Наблюдать за моими жалкими попытками
Бороться с людскими глупыми проблемами,
Пряча все за фальшивой и дикой улыбкой.

Я умру сегодня ровно в пол третьего ночи
И оставлю кипу своих черновиков в столе.
В который мной, в зарифмованных строчках,
Господь найдёт пустого писаку в старой петле.

Талантом нарекли мой шизофрении трёп,
Моя поэзия лишь мусор на листке бумаги.
Но забивая железо и гвозди в деревянный гроб,
Творец вспомнит глупые стишки того бедняги.