Обреченные жить. Дорога Жизни. Часть 2

Молодой отец наспех надел шапку и достав железную кружку из картонного коричневого чемодана, решительно направился к двери.
- Ты куда, Миша? -всхлипнула Лена, вытирая слезы на глазах.
- Пойду к людям, просить молока, -ответил Михаил и крепко сжав кружку вышел прочь. Метель опять напомнила о себе подвыванием в дверном проеме,  подкинутым исподтишка в комнату снегом.
Выйдя на улицу Михаил осмотрелся. Сквозь снежный круговорот изрядно надоевшей пурги, проваливаясь в снегу, он уверенно пошел к ближним, утопающим в сугробах землянкам... В голове промелькнули картинки из далекого прошлого. Вспыхнули на какое-то мгновения воспоминания. Зима. Война. Пылающий в огне танк. Ранение. Несколько часов в снегу, на морозе, пока не подобрала пехота... Поправив шапку Михаил, вырываясь из под обломков воспоминаний, подбадривая себя произнес:
-Ничего, пробьемся, и не такое видали,-  и как на амбразуру бросился к первой же на его улице землянке...
 Дверь открыл бородатый мужик, в жилетке из бараньей шерсти. Окинув пришлого взглядом и прищурив глаз будто рассматривая чужака через прицел снайперской винтовки, спросил:
- Че тарабанишь-то в такую рань? Че надо?
Михаил вжав от ветра голову в плечи, протянул алюминиевую кружку:
- Дед, для мальца молочка чуток не найдется! - спросил он чуть простывшим голосом.
Кинув взгляд на съежившуюся под потертой фуфайкой фигуру Михаила и на кружку крепко сжатую в посиневшей то ли от холода то ли от боли руке, дед спросил:
- Ты кто будешь то?
- Так дашь молоко или нет?
- Какое  в феврале молоко, лишенец? - Корова намедне отелилась - теленка поднимать надо. Нету, молока!-  отрезал сухо дед и громко захлопнул за собою дверь. Михаил еще раз настойчиво постучал. Дверь осталась закрытой. Но он еще слышал раздраженный голос деда…
- Сволочь, недобитая,-сквозь зубы процедил Михаил и шагнул от двери прочь.
Второй дом по улице, с пристроенным сараем уже светился окнами. Было слышно как кто-то уже возится в сарае.
- Значит, хлопоты по хозяйству уже начались,- прикинул Михаил и уверенно зашагал вперед.
Постучал в дверь.
- Есть кто-то живой? В ответ - тишина. Но, через какое-то время  Михаил услышал хриплый голос:
- Кто там, в такую рань приперся? – услышал он за дверью.
- Ваш новый сосед,- отозвался Михаил.
- Если за самогоном, то надо погодить. Нюрка, стерва, брагу пролила.
Но и тут молока не оказалось. Кружка осталась пустой.
Из трубы присевшей землянки валил темный и густой дым. Видать только что хозяева растопили печку. Перед дверью кто-то уже аккуратно, старательно сгреб в высокую и рыхлую пирамиду снег. Но молока здесь тоже не дали. Еще пара землянок захлопнула перед Михаилом двери. Он возвращался домой с пустой и помятой кружкой…
- Что же вы за люди такие, какая же мать вас родила? – в отчаянии, скрипя зубами злился Михаил. По дороге домой он проклял все на свете   - в первую очередь приезд сюда. Он проклял тот день и час когда прИнял решение откликнуться на призыв поднимать эту чертовую Целину…
- Вот почему я не послушал родителей, друзей? В один же голос, хором отговаривали. И мать умоляла остаться!
Эти горькие мысли,  Михаил прокручивал уже с десяток раз по пути из районного центра. И сейчас они назойливо кружились в его голове... Послушался бы тогда и все было бы иначе, по-другому...  Всего этого ужаса не было бы вовсе…
С самого начала как-то все не  заладилось, все было как-будто против. Надо сказать, что переезд сюда, как говорится, «на деревню к бабушке», на край света, изрядно потрепал его и Лену...  Из солнечных Минводид к черту на кулички!  Зачем??? От чего, куда бежали??? Но да ладно, что теперь то? Раз уже все случилось, значит – так тому и быть! А сейчас, в сырой землянке, в богом забытом месте, его ждали голодные крошка сын и любимая жена Лена.
Михаил сжал пальцами пустую кружку так, что по ее бокам еще появились вмятины. Ему хотелось кричать, орать в небо посылая проклятия самому богу за то, что он оставил их без поддержки и надежды... И это сейчас, когда было так тяжело и невыносимо плохо... За что все эти испытания? Они же могут просто умереть с голоду... Почему же все так несправедливо, так не правильно!!! Этого же просто не должно быть!
Он, бывший танкист, на груди которого звенели ордена и медали, прошедший всю войну, солдат-победитель, встретивший Победу в Берлине, плакал сейчас от беспомощности и бессилия, потому что ничего не мог сделать для своего крошки – сына и молодой жены... По его щекам текли скупые мужские слезы, грудь разрывала боль...  Он не знал что делать, земля исчезла под ногами, как тогда в бою, после контузии.. Мир за который он сражался и бил врага насмерть, только что предательским снарядом разорвался в его голове!
Лена молча стояла у стены, недалеко от потрескивающей дровами печИ. Заполнившее комнату тепло, согревало ее и малыша... Но даже сейчас, согревшись, найдя приют в теплом, пусть даже с земляным полом доме, мысли почему-то веселее не становились…
Впервые за несколько часов Михаил услышал пугающую тишину. Отряхиваясь от снега и топчась у двЕри он боялся смотреть ей в глаза. Она все поняла сама. По ее щеке опять покатились слезы. Подбородок ее дрожал, губы искусанные в кровь были похожи на потрепанные обрывки осенних листьев... Лена молча смотрела в его сторону. Не поднимая глаз Михаил нервно отряхивал и отряхивал прилипшую к воротнику снежную полоску льда, не выпуская кружки из сжатого, исхудавшего кулака…
- Что же мы будем делать?-спросила Лена прижимая ребенка к груди.
- Все хорошо, Лена, я что-нибудь придумаю,-глядя перед собой в пустоту пытался подбодрить Михаил. - Вот сейчас  отряхнусь и опять пойду по дворам, - продолжая хлопать ладонью по фуфайке растерянно бормотал Михаил.
– Сегодня же воскресенье, понимаешь. Это завтра рабочий день и я пойду в сельсовет. Там помогут.
- Это завтра, Миша... - Ребенок голодный уже несколько часов, - ее глаза опять налились слезами, -и ты тоже давно уже не ел.
- Ничего родная, прорвемся, - успокаивал Михаил выжимая мокрые портянки. Накинув на себя фуфайку Михаил направился на выход.

Вдруг в дверь кто-то постучал. Они переглянулись. Лена смахнула ладонью слезу.
- Кто бы это мог быть? Может председатель пришел проведать и посмотреть как мы тут устроились? - предположил Михаил и торопливо пошел к двери.
На пороге стоял невысокий бородатый мужик в такой же потрепанной фуфайке и шапкой- ушанкой набекрень. Его рука сжимала узелок из цветастого бабьего платка. Мужик был намного старше, и поэтому казался  дедушкой, эдаким улыбчивым, добрым гномом с веселыми глазами, как из какой-нибудь русской народной сказки.
Глянув на Михаила он просунул голову в дверь.
- Мы тут с бабкой прослышали, что у нас новые соседи, забодай вас комар! – стряхивая снег с узелка, -сказал бородач осматриваясь.
- Не богато, не богато,-произнес дед. -Но раз печь уже топлена, значит жизнь уже тут есть!  - Я, Степан Мешков, -сказал дед и выпрямил спину.
- Впустите или так и буду тут топтать снег у вас под дверью?
- Ой, извини старик,- заходи. Мы гостям рады. Михаил пропустил Степана в сени.
Оставляя за собою метель, старик сделал шаг вперед.
- Значица, добрались, доехали? – улыбнулся щербатым ртом, бородач.
- Да, добрались. Как говорится, прибыли по назначению, -ответил чуть осевшим голосом Михаил.

На председателя Степан, конечно, был не похож. Да и вряд ли вообще он был из числа «конторских»...  Впрочем, какая разница, пришел человек - милости просим,- размышлял Михаил.
- Извини, дед я сразу не представился, со вчерашнего еще не спали. Дорога тяжелая была.
- Михаил Орлов,- представился хозяин землянки и протянул Степану руку. А это моя жена, Лена и мой новорожденный сын - Саша.
- Ну добре, познакомились и хорошо,- улыбнулся Степан. Шумный и разговорчивый бородач как-то сразу вернул к жизни едва живых Лену и Михаила. Высохшие от слез глаза Лены даже чуть повеселели, заиграли новой, жизненной силой.
– Вот, бабка моя велела чуток гостинцев вам занести, вы же с дороги, издалека,- кивнул на узелок Степан.- А то у нас в деревне магазин один, и тот сегодня под амбарным замком.

Раскинув на брусчАтом столе большой расписной платок Степан как из скатерти - самобранки вытаскивал на свет бабкины дары. Видно было, что бабка от чистого сердца и большой Души крупно нарезала новоселам домашней колбасы, большой с желтыми боками кусок сала, несколько огромных сваренных картофелин в мундире,пару луковиц, а также яйца, полбуханки ржанОго хлеба, бутылка с молоком из под водки, и мутная жидкость в такой же бутылке с пробкой из куска мятой газеты. Запах еды смешался с теплым воздухом комнаты и вскружил голову.
От душевной щедрости и даров Лена вздернула плечами и опять заплакала. Слезы сами текли по щекам. Она понимала, что их спасением стали простые люди - дед и бабка Мешковы...
- Ну что ты, что ты, девонька, забодай тебя комар! Что ж с вами такое приключилось, что вы с куска колбасы в обморок падаете? - дед тревожно и с жалостью в глазах посмотрел на Лену.
- Все хорошо, Степан, -произнес Михаил тяжело выдохнув,- уже все хорошо.
Все еще не веря своим глазам, Лена дрожащим голосом, едва слышно, на всякий случай переспросила.
- Дед Степан, это же молоко, да? Молоко?
- Ну да, милая, конечно, молоко, забодай тебя комар. Самое настоящее, коровье молоко!- улыбнулся Степан и почесал кусок тельняшки видневшийся из под фуфайки на груди....
Елена и Михаил переглянулись. Михаил увидел как в ее глазах зажегся свет и она улыбнулась! За все это время он не видел ее такой счастливой, с милой улыбкой на лице. Они были спасены - они были счастливы..
- Ну что, Михаил, я тебе так скажу, акромя молока, как видишь, у нас еще и бутылка самогона для сугреву! Только бабке, ни гу-гу, а то она мне этого не простит,- засмеялся дед.
- А чтобы бабка моя бутылку то не заприметила, я ее на выходе из дома, в чулане в платок завернул! У нас с ней в этом смысле война, понимания нету!
- Ну что, товарищи Орловы, по маленькой? Ну так чтоб, хоть чуть-чуть ваш приезд, новоселье отметить, понимаешь?

Михаил улыбнулся уголками губ, и бросил вопросительный взгляд на Лену. Ответив ему тем же, она одобрительно кивнула головой.
Подсев к столу мужики разлили по кружкам эту мутную и мерзкую на вид жидкость. Налили и Лене.
- Я чуть позже, ладно?- сказала Лена и подойдя к столу дрожащей рукой взяла бутылку с молоком. Аккуратно перелила в ковш молоко и поставила на печь. В ее глазах засияли звезды, и хотя еще голодная и слабая, но уже напоминала прежнюю и веселую Леночку.
Вернувшись к столу, она взяла кружку в руку и повела носиком поверх ее краев. Едкий запах колючим ежиком прыгнул в ноздри и глаза.
- Ну что бойцы, свистать всех наверх, полундра, - скомандовал Степан и протянул свою кружку навстречу Михаилу и Лене. Звякнул металл. Опустели кружки. Степан крякнул и смачно занюхал рукавом.
- Хо-ро-шо,- протянул он,- глубоко и с наслаждением вдыхая запах рукава…
- Ну, а есть-то кто будет, забодай вас комар?- спросил Степан, подвигая полбулки хлеба к Михаилу. - Я то не закусываю, не люблю. Самогон он же как эликсир жизни - по всему телу растектись должен, по всему организму пробежаться обязан, понимаешь Миша? А закусь-то, ну что она даст? Кроме как отравления и порчи напитка - ничего, понимаешь - ничего!!! Она, закусь, только все испортит! А жидкость, в полной силе в теле разыграться должна,- заключил свою мысль Степан.

Потеплело не только в комнате, потеплело и на Душе. Степан прислонившись к стене, наблюдал как Михаил аккуратно и неспеша нарезает ровненькие кусочки сала и терпеливо укладывает их на свежие пласты ржаного хлеба. Дрожащими и еще не сбросившими красноту от холода руками, Лена  снимала тонкую  потемневшую шкурку с огромной картофелины…
- На меня не нарезай,- заявил Степан глядя на то, как Михаил умело орудует охотничьим ножом. Бородач перевел взгляд  на бутылку с самогоном и задорно подмигнув Михаилу, спросил:
- Ну, что, товарищи матросы, повтОрим!?
Михаил согласно кивнул и разрезал свой кусок хлеба аппетитно пахнущий салом пополам и на всякий случай подвинул краюху Степану. Лене была уготована целая доля ржаного хлеба, покрытая ровными кусочками сала и домашней колбасы. Вкус даров скатерти-самобранки расслабил и опьянил больше, чем мутный самогон из бутылки. Так вкусно и жадно они еще никогда не ели..
Степан смотрел на них влажными глазами с чуть заметно грустной улыбкой. Тряхнув бородой Степан крепко обнял пальцами бутыль и занес горлышко над алюминевой кружкой. Выпили молча. Каждый думал о своем. О пережитом.
Утерев усы и бороду, Степан занюхал в этот раз жидкость луковицей.
- Эх, хорошо! Однако, пора. Бабка поди, заждалась,-сказал Степан и потер ладонь о край стола.
- Ты, это, Михаил, если чего понадобится, заходи. Наш дом на пригорке у колодца, там еще большущий, такой растопыренный тополь. Так что в тени мы схоронились,- весело закончил Степан вставая со скрипучего табурета.
Лена подошла к Степану и глядя ему в глаза обняла его. От неожиданности дед даже смущенно отшатнулся и закашлялся.
- Спасибо вам, Степан! Огромное вам спасибо. Вы даже не представляете как вы помогли нам. Вы наши ангелы- спасители, вы спасли нашего сына от голодной смерти… Глаза Лены заблестели влагой....
- Да что ты, что ты, Лена,- отозвался Степан,- не война же.. Все уже хорошо, все хорошо. Если что, мы не далеко, мы тут, рядом. Степан засмущался и торопливо пошел к двери.

Вместе со Степаном отошла и метель. Она перестала биться в окна, перестала пугая завывать где-то над головой в трубе, на крыше. В полоске окна было видно как фигура Степана пошатываясь, удалялась между сугробами, вдоль улицы в сторону огромного тополя…
Раскрасневшись щеками, с повеселевшими, ожившими глазами Лена нежно гладила ладонью как что-то самое дорогое, сокровенное – маленькую бутылочку с резиновой, желтой соской и ждала когда проснется уснувший в теплой комнате, накрытый одеяльцем малыш.

Под самое утро, когда еще весь поселок спал Михаил по скорому отыскал в своем сарае вилы, с крепким черенком и спрятав их под полушубком, бесшумно вышел на улицу. Та самая, протоптанная вдоль дороги тропа привела его к той землянке где был тот самый дед со злыми глазами и громкой деревянной дверью. Михаил постучал в нее и оглянулся. Никого. Постучал еще раз. За дверью послышались шорохи и чьи-то шаги. Михаил еще раз, на всякий случай, посмотрел вокруг. Улицы, покрытые бархатом темноты утопали в снегу и предутренней тишине. За скрипом двери появился тот самый, с хитрыми глазами  дед. Он опять с прищуром уставился на Михаила.
- Чего тебе, лишенец?
-  Дай мне молока, слышишь, молока,- вполголоса, почти шепотом просил Михаил расстегивая полушубок. Из-за пазухи он вытащил острые  вилы. С размаху Михаил вонзил вилы тремя стрелами в грудь старика! Рассмеявшись в голос и что есть силы еще раз надавил на черенок. Вилы еще глубже пронзили тело бородача.
- Ты что? Ты убил меня?- хрипел старик захлебываясь кровью, медленно  сползая по косяку двери на присыпанный сеном земляной пол. Кровь, огромным черным пятном расползлась по всему сараю… Михаил вздрогнул и застонал....
- Что с тобой, Миша- наклонилась над мужем в испуге Лена. - Ты кричал и стонал во сне…
- Все, все... все хорошо,- оправляясь от страшного сна ответил Михаил...
- Господи, надо же такому присниться, -подумал он и вытер со лба выступившие капельки пота... И тут же закрыв глаза уткнулся в подушку.