Детлев фон Лилиенкрон Мажорная баллада

Светлейший Додон фон Карбункул
С служанкою Клотой Гомункул
Живали в имении Пур -Пукнул
В любую пору.
И замок его, как фурункул,
Который на заднице вспухнул,
Стращал детвору.

Видали его ежедневно.
Средь роз по аллеям ,надменно,
И вязов столетних, нетленных
щёголь гулял.
И,замерев непременно
Со шляпой своей незабвенной,
Плюмажем вилял.

Сто лет разменял старый скряга,
Был белый как лунь бедолага,
И смерти сказал наш бедняга
слова нелюбви:
"К чертям бы с тобою моменты!
Гробовщика с инструментом
Холера язви!"

В тот час я за ним для забавы
По пьяни взирал из канавы:
Хрычина засёк и, гнусавя,
Прохрюкал, смеясь:
"Эй ты, шалыхвост из пивнушки,
Тобой накормлю я квакушек
Поймаю-и хрясь!"

Другой раз я в этих, ну,в розах
И в заднице с палец занозы.
Лежал в неудобнейших позах.
Канает она:
Без глаз,потеряв где-то косу,
Шурует Подлюка- Безноса
Я чую - хана!

А тут по тропке , с краю,
Немного разбирая,
скрипя , рыча и рыгая,
плетется барон.
Клюка в руке словно свая,
И поступь записная,
В себя погружён.

"Здорово, мондавошка!" -
проблеяла смерть -Что ж ,крошка,
До ямки вот дорожка!
Живо пошёл!
Я, так и быть, сторожко.
Иль за косу по стёжке,
Старый осёл?!

В ответ, сжав ручку трости,
дед молвил: "Ты хилые кости
уже ль принесла ко мне в гости?
Так я не приму!
Ох, лучше тебе выметаться,
Иначе заставлю убраться
В адскую мглу!

И клюшка в руках, как полено,
у ясновельможного хрена
Запела по косточкам бренным:
"Чпок-чмок и чвак !"
Ор старой звучал кантиленно:
"Ай,ууууй! Ухожу совершенно,
Набитый дурак!"

Так здравствует херр фон Карбункул
Доныне в имении Пур -Пукнул
С служанкою Клотой Гомункул
В мороз и в жару.
И замок его, как фурункул,
Который на заднице вспухнул,
Страшит детвору.

(пер. с нем. Михаил Раковицкий)




"Баллада в тональности ша-бемоль мажор"            

Жил был херр Шанц фон Шуршалке
в обществе старой шуршалки
в замке своём Шебуршалке
ночью и днём.
В окр;ге шли слухи-пугалки,
попытки узнать были жалки
всю правду о нём.


Видали его на восходе,
и вечером видели, вроде,
стоящим недвижно на входе
дворца своего.
Одет по столетней был моде,
и перья вились на свободе
над шляпой его.

Сто лет я бы дал ему смело,
как снег, были волосы белы,
ждать смерти ему надоело,
он твёрдо решил:
«Червям не отдам своё тело,
к чертям похоронное дело,
жить буду как жил!»

Я в парк забирался, играя,
и тихо лежал у сарая,
услышать готов, удирая,
отборную брань:
«Типя я, паршиффетс, поймаю,
с пияффками ф прутт утопляю,
ти, маленький трянь!»

Однажды лежу я в засаде,
на тропку меж вязами глядя,
вдруг, кто это в чёрном наряде
шагает с косой?
Спасите меня, Бога ради,
пришла Смерть при полном параде
неужто за мной?


Но вижу я, Смерти навстречу,
клюкой своей розы увеча,
под нос бормоча себе речи,
брюзжа, как привык,
не глядя ни вблизь, ни далече,
надменен, сварлив и беспечен
плетётся старик.

Слушай, ты, шустрая мошка, –
шипит ему Смерть злобной кошкой, –
видишь к могиле дорожку?
Шуруй-ка вперёд!
Тебя ощиплю я немножко,
не то – порублю на окрошку,
как корнеплод.


Старик, перекошен от злости,
сжал рукоять своей трости:
«Я, ведьма, не звал тебя в гости,
скажу лишь одно:
давай, уноси свои кости,
иначе лежать на погосте
тебе суждено!»

Сыпятся градом удары
на руки потасканной шмары,
звук как от пустой бочкотары:
бим-бом-хрясь-хрусь.
Бежит Смерть бегом от кошмара:
«Уж лучше в тюрьму да на нары!
Довольно! Сдаюсь!»

Поныне живёт фон Шуршалке
в обществе старой шуршалки
в замке своём Шебуршалке
ночью и днём.
Кругом ходят слухи-пугалки,
попытки узнать так же жалки
всю правду о нём.

(Пер. с нем. Даниэль Коган)


 "Баллада в U-Dur "

Жил Домодур фон Дедура
С дурындой своею хмурой
В древнем замке Пандура
В стынь и в жару.
Загадочная фигура –
Чего не плели только сдуру
О нём на миру!

Дедуре было по нраву
Аллеей то влево, то вправо
Меж вязов с палкой корявой
Отмеривать шаг.
Да порой у ограды ржавой
Стоять, чтоб плюмаж величавый
Реял, как флаг.

Седой, как лунь, старичина
Сто лет прожил без кручины
И твёрдо решил: кончины
Избегну и впредь.
В гробу, мол, я видел помины
И наследников постные мины,
А мне там не преть!

Эх, кабы махнуть над оградой
И на деда взглянуть из засады!
Да, боюсь, засечёт – и с досады
Устроит капут:
«Тепя я карай без пощада,
Ф палоте утопливай гада!
Турной шалапут!»

Но раз я залёг за куртиной,
Вдыхаю запах жасмина.
Вдруг с аллеи повеяло тиной,
Мерзким гнильём.
Содрогаюсь от жуткой картины:
Без косы, но с пастью крысиной
Лезет Смерть напролом.

А с другого конца аллеи
С верной клюкой своею,
Ворча: «как фтарю по шее»,
Спешит Домодур.
Не смотрит, что там левее,
Не смотрит, что там правее, –
Задумчив и хмур.

«Никак ещё жив, курилка? –
Проблеяла Смерть с ухмылкой. –
Гляди: вот пустая могилка,
Ложись-ка, старик!
Да не ерепенься, дурилка,
Не то устрою морилку,
Попорчу парик».

Дедура, заслышав такое,
Взмахнул тяжёлой клюкою:
«Меня остафляй ты в покое,
Трянная мадам!
Не порти мне фоздух гнильцою,
Не то я фот этой рукою
Трёпку задам!»

По косточкам древним в охотку
Отстукала звонкой трещоткой
Палка нотку за ноткой:
Трик, трак.
Взвыла бабка: «Не тронь - ай! - сиротку!
Убегаю дорогой короткой
Восвояси, дурак».

Живёт Домодур фон Дедура
С дурындой своею хмурой
И ныне в замке Пандура
В стынь и в жару.
Загадочная фигура –
Чего не плетут только сдуру
О нём на миру!

(пер.с нем.Михаил Лукашевич)

"Баллада в U-Dur"

Жил некто Карбункул фон Струга
и с ним – вся в морщинках – супруга
в фамильном их замке Берлуга
в ненастье и в сушь.
У них не сновала прислуга
и полнилась слухом округа
про тайну их душ.

Под вечер, а то и позднее,
бродил дед меж вязов, вернее,
гулял он по чудной аллее
родного гнезда.
И перья, как флаги на рее,
на шляпе барона в борее
взвивались всегда.

Лет сто ему было без мала –
познал дед бессмертья начала?
Не ждал он от смерти сигнала:
«Мне смерть не нужна!
Навеки теснины пенала
и затхлая темень подвала –
с какого рожна?!»

В чём сила фон Струги? Откуда?
В саду его прячусь у пруда,
боюсь лишь, что этот зануда
заметит меня:
«Ну, що ти, попався, прокуда!
Дiзнатися хочеш до чуда,
дурне цуценя?!»

Лежу, весь во власти искуса,
лишь молча гоняю я гнуса,
тут бабка... Сыграл я враз труса,
завидев оскал:
«Так это же Смерть! Вся кургуза,
глазища – Горгона Медуза,
взглянёт – наповал!»

Навстречу ей твёрдо ступает,
клюку свою крепко сжимает,
брюзжит, почем свет всё ругает
фон Струга, старик!
Он вряд ли кого замечает,
должно быть, не в шутку серчает,
идет напрямик!

Смерть хмыкнула: «Как тебя – Стружка?!
Твоя отшумела пирушка,
вон, видишь в могилу дверушка?
Вперёд, старичок!
Не мешкай, пожалуйста, душка,
иначе – слетит черепушка,
ты, старый сморчок!»

Старик с искажённой гримасой:
«Эй, ведьма, кончай выкрутасы,
не кличь ты беду!
Оставь свои мерзкие пассы,
побью ведь, начищу мордасы,
вконец изведу!»

Стал бить он клюкой – для науки –
костлявые жадные руки
старухи, лишь слышались звуки:
«Эй-ай – о-о – у-у – дур..»
Косая взмолилась: «Ой, муки
не вынесу! Брось эти штуки!
Прощай... самодур!»

Жив ныне Карбункул фон Струга!
Живет с ним – в морщинках – супруга
в чудесном их замке Берлуга
в ненастье и в сушь.
Чем занят он в пору досуга?
Наполнена слухом округа
про тайну их душ!

(Пер с нем.Вяч. Маринин)

ссылка на оригинал https://kiebitz.livejournal.com/14495.html

Ballade in U-Dur
Detlev von Liliencron
(1844 – 1909 )

Es lebte Herr Kunz von Karfunkel
mit seiner verrunzelten Kunkel
auf seinem Schlosse Punkpunkel
in Stille und Sturm.
Seine Lebensgeschichte war dunkel,
es murmelte manch Gemunkel
um seinen Turm.

T;glich lie; er sich sehen
beim Auf- und Niedergehen
in den herrlichen Ulmenalleen
seines adlichen Guts.
Zuweilen blieb er stehen
und lie; die Federn wehen
seines Freiherrnhuts.

Er war just hundert Jahre,
hatte schneeschlohwei;e Haare
und kam mit sich ins klare:
Ich sterbe nicht.
Weg mit der verfluchten Bahre
und ;hnlicher Leichenware!
Hol' sie die Gicht!

Werd' ich, neugiertrunken
ins Gartengras hingesunken,
entdeckt von dem alten Halunken,
dann grunzt er plump:
T;w Sumpfhuhn, ick wil di glieks tunken             
in den Uhlenpfuhl zu den Unken,
du schrumpliger Lump!

Einst lag ich im Verstecke
im Park an der Rosenhecke,
da kam auf der Ulmenstrecke
etwas angemufft.
Ich bebe, ich erschrecke:
Ohne Sense kommt mit Geblecke
der Tod, der Schuft.

Und von der andern Seite,
mit dem Kr;ckstock als Geleite,
in knurrigem Geschreite,
kommt auch einer her.
Der sieht nicht in die Weite,
der sieht nicht in die Breite,
geht gedankenschwer.

Hallo, du kleine M;cke,
meckert der Tod voll T;cke,
hier ist eine Gr;berl;cke,
hinunter ins Loch!
Erlaube, da; ich dich pfl;cke,
sonst hau' ich dir auf die Per;cke,
oller Knasterknoch.

Der alte Herr, mit Grimassen,
tut seinen Kr;ckstock festfassen:
Was hast du hier aufzupassen,
du Uhu du!
Weg da aus meinen Gassen,
sonst will ich dich abschrammen lassen
zur Uriansruh'!

Sein Kr;ckstock saust behende
auf die d;rren, gierigen H;nde,
die Kn;chel- und Knochenverb;nde:
Knicksknucksknacks.
Freund Hein schreit: Au, mach ein Ende!
Au, au, ich lauf ins Gel;nde
nach Haus schnurstracks.

Noch heut lebt Herr Kunz von Karfunkel
mit seiner verrunzelten Kunkel
auf seinem Schlosse Punkpunkel
in Stille und Sturm.
Seine Lebensgeschichte ist dunkel,
es murmelt und raunt manch Gemunkel
um seinen Turm.

P.S. от переводчика: Этот "перевод"  - "не пеперевод", а адаптация или фантазия на исходную тему известного стихотворения  Лолиенкрона "Ballade in U-Dur"(оригинал приведен ниже), поскольку:
1) Проблемы начинаются уже с названия. Баллада -то мажорная,но тональности "U -мажор" не существует в природе, что как бы намекает на некий "фантастический мажор".

2) Имя главного героя не переводимо на русский адекватно.Имя Кунц фон Кабункул(Kunz von Karfunkel) отсылает к известному немецкому фразеологизму "Нinz und Kunz". Он в переводе означает "каждый встречный, кто попало" или по -другому "ничтожество". Карбункул - это прыщ и, вместе с тем, камень,а точнее  -красный или(реже голубой) гранат. Буквально Кунц фон Карбункул - это сиятельный прыщ, блистательное ничтожество. Поэтому внимательный читатель поймёт, почему я решил обыграть все эти нюансы,назвав героя  Додон фон Карбункул.

3)Бесконечно устаревший и колоритный нижнемецкий(или "платтдойтч"), на котором говорит главный герой, нельзя столь же красочно передать средствами русского языка.
Чтобы читателю стало это отчётливо ясно, отсылаю любопытных к небезошибочному тексту статьи Т. В. Губской "Особенности немецко-русского поэтического перевода
на примере произведения Детлева фон Лилиенкрона Die Ballade in U-DUR ":

"В оригинале используется устаревшая разновидность берлинского диалекта. Как известно, перевод диалектизмов, в случае необходимости сохранения колорита, осуществляется так же диалектной лексикой, соответствующей семантики. Но, учитывая тот факт, что диалекты русского языка слабо выражены, а их устаревшая форма будет не понятна для современных читателей, авторы исследуемых переводов пришли к своеобразному решению возникшей проблемы. Так, в переводе Когана мы наблюдаем имитацию немецкоязычного акцента при воспроизведении русской речи: звонкие согласные в начале слов заменяются глухими аспирирующими звуками, а в середине и в конце слов, помимо такой замены используется еще и редупликация; сложный для немецкой артикуляции гласный [ы] заменяется гласным звуком [и]. Прием, бесспорно, интересный, и выполнен он в соответствии с особенностями немецко-русской фонетической интерференции, но его использование полностью нарушает основную идею оригинала. У Лилиенкрона Кунц фон Карфункель – это столетний аристократ, грубиян и ворчун, человек из прошлого. Его речь пестрит жаргонизмами, фразеологизмами, ругательствами, но он – немец, живет на своей родине и разговаривает на своем родном, а не иностранном языке.

Маринин немного ближе подошел к передаче специфики оригинального текста, избрав в качестве диалекта украинский язык, ближайший родственник русского языка. Учитывая, что Маринин – гражданин Украины, пишущий на русском языке, то его вариант более удачен, особенно для русскоязычного населения Украины, которое знакомо с украинской мовой. Что касается русского читателя, то тут может возникнуть некоторое недопонимание. Хотя можно предположить, что именно подобного рода недопонимание может возникнуть и у немца, далекого от представленного оригиналом диалектного региона. В этом случае перевод Маринина более близок к передаче общей атмосферы произведения.

4) Ради сохранения комического эффекта, ради его оживления, мне пришлось добавить очень много своего и ввести в текст гораздо больше идиоматического элемента, чем позволительно.

Пост-пост:Поскольку мне интересен опыт перевода этого нетривиального стихотворения, то привожу помимо своего остальные переводы, чтобы читатель насладился возможным разнообразием и подлиным искусством переводческого дела(это я не про себя,конечно, но про остальные приведённые переводы)