По Гоголю

— Пан полковник, пан полковник! Я был в городе сегодня...

— Да какой же враг тебя туда занес?

— За хорунжим Галяндовичем должок был прошлогодний,
Чтобы выправить. Конечно, не всерьёз.
Если бы бреславские жиды поляков не ссудили,
Не помог бы им их самозваный бог.
В городе теперь полным-полно известнейших фамилий:
Ицка, Самуйло, Рахум и Хайва-лох…

— Пропади они, собаки! Что ты мне тычешь мне жидами!?
Ты там наших запорожцев не видал?

— Только пана Андрия, но не в подвале и не в яме.
Он теперь, там рыцарь или генерал!
Весь он в золоте сияет, стоит конь два ста червонных,
И довольный, словно пташка по весне.
Поздоровался со мной, кивнул так пальцем благосклонно
И вещает: «Янкель, подойди ко мне!
Передай отцу, и брату, и казакам: буду биться
Насмерть против запорожских москалей.
Всех побью за европейскую красавицу-девицу
И за кружевные трусики на ней»

— Врешь, свиное ухо! Как же мог казак продать отчизну?

— Он не продал, он ведь просто перешёл.
Как-то Ваша, пан полковник, неуместна укоризна,
Ведь ему теперь там очень хорошо!

— Ах, ты – чёртов жид! Да отродясь такого не бывало,
Чтобы русский против русского пошёл!

— А культурная Европа здесь не видит криминала.
Человек и ищет там, где хорошо!
Славный Андрий обещал, что очень скоро будет свадьба.
Вот прогонит с Запорожья москалей,
И построит там себе американскую усадьбу,
И проложит до Америки хайвей.

***

Долго Бульба простоял, как будто вкопанный на месте.
— Врёшь, Иуда, нехристь! — крикнул он жиду.
Для казака ничего не может быть превыше чести.
Невозможно верить в эту ерунду.


Стихи написаны специально для конкурса с заданием: переложить в стихи отрывок из прозы Гоголя. Цитирую переложенный отрывок из Тараса Бульбы.

— Пан полковник, пан полковник! — говорил жид поспешным и прерывистым голосом, как будто бы хотел объявить дело не совсем пустое, — я был в городе, пан полковник!
Тарас посмотрел на жида и подивился тому, что он уже успел побывать в городе.
— Какой же враг тебя занес туда?
— Я тотчас расскажу, — сказал Янкель, — как только услышал я на заре шум и казаки стали стрелять, я ухватил кафтан и, не надевая его, побежал туда бегом, дорогою уже надел его в рукава, потому что хотел поскорей узнать, отчего шум, отчего казаки на самой заре стали стрелять. Я взял и прибежал к самым городским воротам в то время, когда последнее войско входило в город. Гляжу, впереди отряда пан хорунжий Галяндович. Он человек мне знакомый: еще с третьего года задолжал сто червонных; я за ним, будто бы затем, чтобы выправить с него долг, и вошел вместе с ним в город.
— Как же ты вошел в город, да еще и долг хотел выправить! — сказал Бульба, — и не велел он тебя тут же повесить, как собаку?
— А ей-Богу, хотел повесить, — отвечал жид, — уже было его слуги совсем схватили меня и закинули веревку на шею, но я взмолился пану, сказал, что подожду долгу, сколько пан хочет, и пообещал еще дать взаймы, как только поможет мне собрать долги с других рыцарей; ибо у пана хорунжего, я все скажу пану, нет ни одного червонного в кармане, хоть у него есть и хутора, и усадьбы, и четыре замка, и степовой земли до самого Шклова, а грошей у него так, как у казака, ничего нет. И теперь, если бы не вооружили его бреславские жиды, не в чем было бы ему на войну выехать. Он и на сейме оттого не был...
— Что ж ты делал в городе? видел наших?
— Как же, наших там много: Ицка, Рахум, Самуйло, Хайвалох, еврей-арендатор...
— Пропади они, собаки! — вскрикнул, рассердившись, Тарас, — что ты мне тычешь свое жидовское племя! я тебя спрашиваю про наших запорожцев.
— Наших запорожцев не видал, а видал одного пана Андрия.
— Андрия видел? — вскрикнул Бульба, — что ж он? где видел его? в подвале? в яме? обесчещен? связан?
— Кто же бы смел связать пана Андрия? теперь он такой важный рыцарь... далибуг, я не узнал. И наплечники в золоте, и на поясе золото, и везде золото, и все золото; так, как солнце взглянет весною, когда в огороде всякая пташка пищит и поет и всякая травка пахнет, так и он весь сияет в золоте, и коня ему дал воевода самого лучшего под верх: два ста червонных стоит один конь.
Бульба остолбенел.
— Зачем же он надел чужое одеянье?
— Потому что лучше, потому и надел. И сам разъезжает, и другие разъезжают, и он учит, и его учат: как наибогатейший польский пан!
— Кто ж его принудил?
— Я ж не говорю, чтобы его кто принудил. Разве пан не знает, что он по своей воле перешел к ним?
— Кто перешел?
— А пан Андрий.
— Куда перешел?
— Перешел на их сторону; он уже теперь совсем ихний.
— Врешь, свиное ухо!
— Как же можно, чтобы я врал? дурак я разве, чтобы врал? на свою бы голову я врал? Разве я не знаю, что жида повесят, как собаку, коли он соврет перед паном.
— Так это выходит, он, по-твоему, продал отчизну и веру?
— Я же не говорю этого, чтобы он продал что, я сказал только, что он перешел к ним.
— Врешь, чертов жид! такого дела не было на христианской земле! ты путаешь, собака!
— Пусть трава порастет на пороге моего дома, если я путаю! Пусть всякий наплюет на могилу отца, матери, свекра, и отца отца моего, и отца матери моей, если я путаю. Если пан хочет, я даже скажу, и отчего он перешел к ним.
— Отчего?
— У воеводы есть дочка-красавица, святой Боже! какая красавица! — Здесь жид постарался, как только мог, выразить в лице своем красоту, расставив руки, прищурив глаз и покрививши набок рот, как будто чего-нибудь отведавши.
— Ну, так что же из того?
— Он для нее и сделал все и перешел. Коли человек влюбится, то он все равно что подошва, которую, коли размочишь в воде, возьми согни — она и согнется.
Крепко задумался Бульба. Вспомнил он, что велика власть слабой женщины, что многих сильных погубляла она, что податлива с этой стороны природа Андрия, и стоял он долго как вкопанный на одном и том же месте.
— Слушай, пан, я все расскажу пану, — говорил жид, — а как только услышал я шум и увидел, что проходят в городские ворота, я схватил на всякий случай с собой нитку жемчуга, потому что в городе есть красавицы и дворянки; а коли есть красавицы и дворянки, сказал я себе, то им хоть и есть нечего, а жемчуг все-таки купят. И как только хорунжего слуги пустили меня, я побежал на воеводин двор продавать жемчуг. Расспросил все у служанки-татарки: «Будет свадьба сейчас, как только прогонят запорожцев. Пан Андрий обещался прогнать запорожцев».
— И ты не убил тут же на месте его, чертова сына? — вскрикнул Бульба.
— За что же убить? он перешел по доброй воле. Чем человек виноват: там ему лучше, туда и перешел.
— И ты видел его в самое лицо?
— Ей-Богу, в самое лицо! такой славный вояка! всех взрачней. Дай ему Бог здоровья, меня тотчас узнал; и когда я подошел к нему, тотчас сказал...
— Что ж он сказал?
— Он сказал, прежде кивнул пальцем, а потом уже сказал: «Янкель!» А я: «Пан Андрий!» — говорю. «Янкель, скажи отцу, скажи брату, скажи казакам, скажи запорожцам, скажи всем, что отец — теперь не отец мне, брат — не брат, товарищ — не товарищ, и что я с ними буду биться со всеми, со всеми буду биться!»
— Врешь, чертов Иуда! — закричал, вышед из себя, Тарас, — врешь, собака! Ты и Христа распял, проклятый Богом человек! Я тебя убью, сатана! утекай отсюда, не то тут же тебе и смерть! — И, сказавши это, Тарас выхватил свою саблю.