Подборка к четвертьфиналу Турнира

ГОЛОСА

Про любовь не ною. Не пою
пошлые куплеты под гитару.
Из бутылки дня реальность пью.
Ровно в полночь возвращаю тару.

И такой бывает отходняк,
так дрожит дорога и автобус,
что рыдает в Глазго Скрудж Макдак,
в Таллине горюет – Старый Томас.

В гулкой пустоте листва осин
не трепещет, а как будто тлеет,
и трещат подрамники картин
в залах иностранного музея...

Нарисуй мне красную траву,
полдень, схожий с обгоревшим стулом,
камень, землю, боль, где я живу –
встань и нарисуй мне, Игорь Вулох.

Если смог бы, то из тех частей,
да ещё из смеха, из стекляшек,
из имён героев, из костей
я б сложил обратно судьбы наши.

И тогда всё то, что здесь мертво,
(даже то, что мы убили сами),
зашептало, подняло бы вой
нашими живыми голосами.

ПЛЕВАТЬ

Быстро запасаясь бутербродом,
навострился. За окошком – гля:
ржавые сараи, огороды,
лавочка – промокшая трухля.

Выбегаю, прыгаю, как рад-то,
и считаю (я могу до ста).
Все мои родные артефакты
в памяти на титульных местах.

Да чего там, досчитай до двести –
никуда не денется мопед
и отец с друзьями не исчезнет,
и плевать на то, что их уж нет.

Что в копейки превратились тыщи,
голубая дымка стала тьмой,
что не ходит по дворам точильщик,
что давно не семьдесят седьмой.

Да, плевать, моя земля нетленна –
пацаны, соседи, общий быт.
Где-то мы остались во вселенной,
все... и даже те, кто был забыт.

КУБИК

Порожний кубик кефира,
картонный, зелёно-белый
лежит посредине мира.
И что с ним, с порожним делать?

А я весь такой в натуре,
а я неприкаян тоже.
Тружусь или маюсь дурью –
да, прежний и да, порожний.

И вроде житьё не пытка,
не часто об пол посуда,
однако ж глупа попытка
понять глубину абсурда.

Что было, то всё напрасно,
что будет, то бесполезно.
Но Божья любовь не гаснет.
Я падаю в эту бездну.

Бог любит, и сильно любит.
А я – дурачок беспечный.
А кубик – он просто кубик,
ненужный, и значит – вечный.

КОНЕЦ ЛЕТА

В мире сухо и грустно.
Чем грустней, тем милей.
Необъятное чувство
как трава на земле.

Под колонкой умоюсь...
Я по жизни так рос:
в ароматах помоек,
спелых яблок и роз,

Воздух засухой спертый...
Белый пух в волосах...
О, родные билборды.
О, пожары в лесах.

Ах, ольха – черноброва.
Пенелопа, ты, Крус.
По дороге неровной
листьев розовый хруст.

Облака будто мелом,
будто мелом стекло...
Не шепнёшь: «отболело».
Не вздохнёшь: «отошло».

СОН В ПАРКЕ

Между сосной и клёном
просека, комары.
Прошлое в отдалённом.
Возгласы детворы.

Это они сумели
из глубины перспектив
высветить райские ели
в абрисах ломких крапив.

Это маленький Немо
машет с самого дна
там, где в разливах неба
лодка с друзьями видна.

Надо ж, такое приснилось:
в дымках крапивы, над пнём
жёлтый плывёт Наутилус
светит большим фонарём.