Соломенный рейс III часть

   До дома было несколько километров, не было видно не дымка, ни огонька.
Отец первым делом успокоил лошадь, выправил сбрую, выровнял сани и перекурив,  преступил к восстановлению нарушенной гармонии.
Я предложил ему опять, часть соломы оставить до лучших времён, но он естественно, категорически не поддержал мои идею, сказав, что это нелепая случайность, которая не повторится.
  Я вынужден был принять его точку зрения и слегка бурча, стал помогать ему. После того, как мы заметали солому заново, я предложил отцу не забираться наверх, а идти рядом.
  - Ерунда,- ответил отец, - залезай, всё будет нормально.
  Я не заставил себя долго ждать, мне, если честно, не очень-то и хотелось кондыбать по глубокому снегу, почти в кромешной темноте.
  Вновь взгромоздившись на вершину воза, мы продолжили путь.
Погода окончательно испортилась, спустив с цепи всех собак зимы на все стороны, чтобы таким скитальцам, как мы, жизнь мёдом не казалась. После довольно интенсивной работы, тело разогрелось, пропотело и теперь, когда наступила фаза бездействия, стало остывать, слегка подмерзать, но благодаря тёплой одежде, ситуация была не безнадёжной, не катастрофичной.
  Я развалился в месте указанном отцом и опять начал мечтать, вспоминая рассказы, и фильмы о первопроходцах, покорителях Сибири, Северного полюса, и невольно сравнивал нас с ними, думая, что мы вполне достойные продолжатели этих славных героев.
  Спасибо, Тебе Господи, что мы казаки! У нас ещё помнили об этом.
Хотя, если честно, казачий дух на Урале, в отличии от Дона и Кубани, за годы советской власти, почти вытравили, от чего мне очень больно…
  Но, всё-таки мне казалось, что наши бедствия, несмотря на неприятные ощущения, после падения и вынужденной задержки продвижения, недостаточно эпичны, в сравнении с бедствиями Амундсена, и тем более Одиссея, который, и вовсе десять лет не мог вернуться домой.
  - Пап, а как ты думаешь, Бог есть? - почему - то, спросил я своего возницу.
Возникла пауза, отец курил, он видимо уже порядком устал, в то время ему было уже за сорок, и непомерная тяжёлая работа преждевременно измотала его организм.
   Это я с возрастом стал понимать, что он, привлекая меня к труду, жалел, видимо вспоминая своё невесёлое детство, брал всегда самую трудную работу на себя, даже когда я был уже достаточно взрослым человеком.
  - Я вообще-то, в младенчестве был крещёным.
  - Так ведь его никто не видел, фотографий нет.
  - Зачем фотографии, когда есть иконы? – искренне удивился он и чуть подумав, продолжил,- Бог, он же другой, не как мы, зачем ему кому-то рассказывать о себе. Ну, а фотографироваться я тоже не люблю …
  Я, немного задумался, действительно, у Бога своя логика, он находится над игрой, пчёлы с муравьями, наверное, также не замечают нас, их больше привлекает сбор нектара и обустройство муравейника.
  - А кто сильнее ты или дед? – не унимался я.
  - Когда дядьку начинали, в очередной раз, возле клуба метелить, я тогда ещё совсем пацаном был, сломя голову бежал домой, а дед уже  гораздо старше меня нынешнего был. После моих криков о помощи он обычно молча подходил к поленнице, выдёргивал полено, почти как булку хлеба, кулащи у него были с твою голову, а может быть и больше…
  И, не торопясь шёл за мной. Подходил к куче-мале, выхватывал самого дерзкого драчуна и слегка шоркал его ладошкой по загривку, тот переворачивался в воздухе. Затем захватывал другого - и бил его уже кулаком в грудь, с таким же результатом. Толпа его замечала. А когда он замахивался поленом, все уже разбегались сломя голову.  Бить же его, никто не решался,– отвечал мне он, после небольшой паузы.
  Всё, дискуссия с его стороны была закончена, авторитет деда для отца был непререкаем. Дед косил девяткой и парился в шапке ушанке, купался в проруби. Мог за раз, с булкой хлеба, съесть чугунок похлёбки. В молодости он был лучшим кулачным бойцом в округе. 
  Тут я вновь стал впадать в спячку и мне стали грезится сладкие образы, я оказался почти в райских условиях солнечного летнего дня.
  Было хорошо, я купался, загорал, разговаривал с симпатичными девочками на пляже, играл в догонялки, крутил педали водного велосипеда, пытаясь догнать выводок утят - нырков, правда, всегда безуспешно. 
  А затем, выгребая последнюю мелочь из карманов, шёл покупать лимонад в киоск местного дома отдыха "Уют", что расположился на берегах озера Денисово. Иногда, по ходу, мною находились пустые бутылки, которые также можно было сдать в придачу в этот же киоск, чтобы купить ещё стакан, другой холодного лимонада или мороженое.
  И в тот момент, когда я, заплатив за всё, попытался употребить дары лета, предвкушая особенный вкус, вдруг почувствовал резкий толчок, откуда-то из недр земли, услышав какой-то утробный крик…
  Что это - землетрясение, наводнение, цунами и как такое возможно средь бела дня на берегах прекрасного озера, пронеслось в моей голове?..
До конца осознать все эти чудеса я смог лишь после того, как в результате головокружительного полёта вонзился головой в сугроб, вилы впились в метре от меня. Ничего не соображая, загребая руками снег в поле, словно воду или песок на пляже, я стал выкарабкиваться из довольно неудобного положения, в котором оказался при столь странных обстоятельствах.
  Почти весь воз был опрокинут и разносился ветром по окрестностям, так как буря не успокаивалась, возбуждённый голос отца доносился откуда-то из темноты, по ту сторону соломенной горы.
  Освободившись от объятий стихии, я пошёл на голос, пытаясь восстановить всю цепочку событий, отец уже ехал мне навстречу, он был явно не в духе.
  - Всё из-за тебя! - произнёс он без капли сомнения в голосе, поправляя съехавшую на бок шапку, куря.
  - Как из-за меня?! – с удивлением и обидой ответил я.
  - Я же тебе кричал, чтобы ты передвинулся на другое место, когда воз стал заваливаться, а ты ноль реакции, уснул, что ли?!
  - Почему это уснул?! – начал выкручиваться я. – Я же не метеор, чтобы за секунду с места на место перемещаться. Ты же рулил, опять колдобину проглядел?! И вообще, куда столько соломы наворотили, я же тебе говорил – не довезём! А ты знай, своё, заладил, хорошая солома, хорошая солома!
Распалившись, я уже не в силах был остановиться и договорился до того, что раз я такой никчёмный напарник, то справляйся дальше уже без меня.
  - Ну и справлюсь, не впервой! – с раздражением, успокаиваясь, ответил отец.
Мне же этой неосторожной фразы было достаточно, чтобы развернуться в сторону деревни и устремиться наперекор ветру.
  Характер у меня был уже тогда непростой. Правда, какое то время, я рассчитывал на то, что отец осознает свою неправоту и позовёт обратно, на извинения я не рассчитывал. У отца не было такой привычки. Но нет, не позвал.  У него характер был не проще моего.
  Поэтому, я постепенно стал увеличивать темп ходьбы, когда удавалось идти по насту, расстояние до леса начинало сокращаться, но часто приходилось проваливаться по колени и глубже, тогда казалось, что ты просто стоишь на месте. Ветер коварно менял направление, задувая, будто издеваясь со всех сторон. В начале все мысли в голове крутились вокруг отца и его несправедливых обвинений, если откровенно, я его ругал последними словами вслух, благо он этих проклятий не слышал.
  Отойдя на приличное расстояние, не опасаясь быть замеченным, я оглянулся назад: всё было как бы в дымке, размыто, но я видел силуэт отца, лошадь, небольшой ещё воз. Как же он будет закидывать солому один на самый верх, проваливаясь в снег, он же был гораздо тяжелее меня?
  И вдруг, в этот момент у меня, что то защемило в груди, мне стало жалко отца, который остался один на один со стихией. Единственный, кто его не бросил, это Маруська, а я как последний предатель, воспользовался в горечах брошенной фразой, чтобы трусливо сбежать! Умыл руки.
  Как то это не по-товарищески, отец бы так не поступил. На миг я задумался, возникло желание повернуть обратно, но тут же вскипела прежняя обида.
И тем более, пришлось бы объяснять причину возвращения, невольно признавая справедливость выдвинутых обвинений.
  Жребий был брошен, а Рубикон перейдён окончательно, я развернулся в сторону леса, до которого, было ещё около километра. Я знал, что в лесу будет спокойнее, ветер уже не будет таким обжигающим.
  Пройдя ещё метров сто, я начал чертить на снегу сухой веткой стрелки, с указанием маршрута движения, надеясь, что отец, продвигаясь обратит на них внимание и не заблудится в ночи. Не задумываясь о том, что стрелки вскоре задует, да и в такой темноте их уже сейчас, на расстоянии двух метров, не видно. Наверное, таким образом, я пытался снять грех с души?..
За себя я не боялся. Ещё я писал какие-то слова, но через столько лет, не помню уже  какие.
  Постепенно я входил в лес, по правую руку от меня оставались болота Епихино и Епаково. Буря как мне казалось, стихала, но холод по-прежнему не снижал градуса, чтобы не обморозиться, я время от времени массировал лицо руками, так как варежки были влажные.
  По левую сторону, должны были вскоре показаться Татаркино и Моховое - болота, у которых в засушливые годы мы с отцом и братом, обкашивали берега, и ставили копны. По этим берегам летом росли превосходные, упругие обабки, а осенью аккуратные опята.
  Татаркино так называлось, наверное, потому, что по его берегам были заросли чертополоха или татарника, хотя и своих татар у нас хватало.
Ну, а с Моховым и так всё понятно.
  Захотелось по малой нужде, известно, что на морозе эти процессы ускоряются и обостряются каким-то особенным образом.
Вспомнилось раннее детство, мне было тогда лет пять, мы
с братом и его одноклассниками отправились кататься на лыжах за ферму, где была силосная яма. Местность у нас равнинная, поэтому любой холмик использовался  для спусков. А здесь, из-за ямы, горка была солидная, тем более для моего возраста. Зима была и тогда снежная. Лыжня шла с вершины до болота, уходя  как раз, в Моховое.
  Старики рассказывали, что здесь раньше была самая чистая вода, лёд рубили на ледники и просто для питья, чая, ухи. Сейчас, возле него располагается огромная свалка, которая раньше была на Кулызовке.
  Так вот, накатавшись с горы, после того как стало темнеть, мы уставшие и мокрые от частых падений, решили идти домой, так как обещали родителям вернуться гораздо раньше. А лыжи были тяжёлые, деревянные, крепления на валенках. И так же, как сейчас, было холодно. На мне было одежды как на капусте, но всё отсырело. Брат, спасая от ветра,  замотал моё лицо шарфом, что существенно затрудняло обзор.
  Сначала мы пробирались по сугробам через небольшие колки, а затем вышли на шоссе. Брат был старше меня на пять лет, на тот момент в два раза, что очень много. Он должен был водиться со мной, так как родители постоянно были заняты, бабушки с нами не жили. Его это напрягало и он, при любой возможности, стремился улизнуть. Но иногда выхода не было и приходилось возиться, таскать с собой.
  Как сейчас, он вынужден был взвалить на себя мои лыжи, а затем и забрать бамбуковые палки. Но всё равно я отставал от более взрослой компании, замедляя их продвижение, а им не терпелось быстрее оказаться дома, в тепле, все проголодались. Недовольство друзей передавалось и брату, который периодически подбадривал, а затем уже и откровенно поругивал меня.
  Я же, окончательно окоченев, еле передвигал ноги, был в полном ступоре.
Вдобавок ко всему ещё и захотел писать, о чём несколько раз уведомил брата, но он, то ли из-за ветра, не услышал мой голос или решил, что проблема потерпит до дома, вовремя не среагировал.
  Сам, в той ситуации, я эту процедуру осуществить был  не в состоянии.
  Всё закончилось предсказуемо, я пустил струю и сначала даже согрелся, но радость моя была недолгой, так как, уже через минуту моя и без того влажная одежда схватилась железной коркой, ещё больше сковывая шаги.
Я почти остановился и заревел, брат, почувствовав неладное, вернулся ко мне. Штаны примерзали к ногам, натирая кожу.
  До дома было уже не так далеко, но мои движения были ограничены обстоятельствами, уже не зависящими от меня.
  - Ты, что обоссался?! – внимательно приглядевшись ко мне, поинтересовался он. Я плача, кивнул головой. Мне было стыдно, больно и обидно, я себя почувствовал в ловушке, из которой нет выхода.
Слава Богу, позора я избежал, товарищи брата к этому времени стали сворачивать с дороги, к своим домам и не могли наблюдать моего конфуза.
А брат меня бы не выдал, он всегда стремился поддерживать моё реноме.
  Что такое настоящий позор я знал не понаслышке, будучи воспитанником детского сада, ещё в советские, патриархальные времена.
Как то, к нам в среднюю группу, перевели зачем-то, мальчика из старшей группы. Его кровать поставили рядом с моей. И вот, когда наступил сон-час, произошла эта печальная история. Я всегда с трудом засыпал, сначала разговаривая с соседями, а затем, после строгих замечаний, с собой, что кому-то казалось странным. Почему нельзя разговаривать с собой, если рядом нет собеседников?
  Эта привычка сохранилась у меня до сих пор. После того, как мне запретили разговаривать с собой вслух, я повернулся на другой бок и стал разговаривать молча. Неплохая замена. Книги же мы читаем молча.
  Ещё я мог спать с открытыми глазами, что тоже вызывал вопросы.
Мой новый сосед уже давно спал. Через какое-то время и я стал засыпать.
Но именно на пике фазы засыпания, мой чуткий нос уловил до боли знакомый и невыносимый запах. Чтобы выяснить первоисточник, я сначала с осторожность заглянул под одеяло на свою простыню, она была белоснежной. Успокоившись, я стал принюхиваться дальше и понял, что очагом распространения неприятных флюидов является мой сосед.
  Взрослых в комнате не было, все дети, мальчики и девочки, вроде бы спали. А вот сосед, который до этого радостно сопел, что-то затих, как-то замер. Может быть, почувствовал мой пристальный взгляд, или услышал скрип кровати? Мне показалось, что он не спит и, чтоб обратить его внимание, вызвать на контакт, я слегка, интеллигентно кашлянул.
  После чего он медленно развернулся в мою сторону и посмотрел на меня каким-то потерянным, по меньшей мере, озадаченным взглядом.
  - Друг, мне кажется я обосрался, что делать?! – произнёс он трагическим голосом, не пытаясь использовать элегантные речевые обороты, да и какие, более соответствующие моменту слова можно найти в столь экстремальной ситуации? Сказано было всё предельно искренне и точно. Он не стал ходить вокруг да около, вилять, рубанул правду матку. Я его понял.
  Конечно, степень нашей близости он слегка преувеличил, после всего случившегося, мне как-то не очень хотелось быть его другом, но он искал выход, как пилот бомбардировщика уходящего в пике.
  Всё было предельно ясно, парень попал впросак, оказался в ловушке: оставаться инкогнито невозможно - запах разъедает органы дыхания и глаза, уйти по-английски нельзя - слишком явны улики, так сказать, следы происшествия. Что я ему мог ответить в данной ситуации?   
  - Сеньор, вы действительно насрали, как вы могли совершить столь низкий поступок, подвергнув окружающих опасности, - конечно же я не мог ему ответить в столь оскорбительном тоне, в конце концов, он же навалил в свою кровать, а не в мою! Не стоило его за это осуждать.         
  Ах, эти вечные русские мальчики, с их не менее вечными русскими вопросами, когда же наконец будут даны на них исчерпывающие ответы?
Кстати, что немаловажно, мальчик был как раз из семьи переселенцев.
Родители его были людьми простыми и по происхождению, и по обхождению, что видимо передалось и их чаду.
  Жили они вполне зажиточно, в достатке, не хуже других. А после распада СССР, даже какое-то время фермерствовали. Но это ничего не значит в данной коннотации. Просто так получилось. В жизни всякое бывает.
  Так вот, после этой сакраментальной фразы, которую я запомнил на всю жизнь, немного подумав, я тихонько на цыпочках подошёл к двери и позвал воспитателя. В которую, надо признаться, был влюблён, немного…
  Она удивлённо посмотрела на меня, а я ничего не говоря, показал ей взглядом и рукой в сторону пострадавшего соседа. Ещё не понимая сути происшествия, она сделала несколько шагов в указанном направлении и, будучи девушкой доброй, впечатлительной, внезапно остановилась, машинально зажав рукой рот и нос, затем всплеснула руками, всё поняла, развернулась, и быстро вышла. Чтоб позвать няню, которая решала подобные проблемы более профессионально.
  - Да что ж ты идол творишь, ты ж уже с меня ростом?! - запричитала няня, входя в комнату, обращаясь к соседу, который не знал, куда ему  деваться.            
  - Вон, ребятишки маленькие и то на горшок просятся, а ты такой лось, и под себя, специально что ли?! – не успокаивалась она, сворачивая постельное бельё в узел.
  По поводу роста несчастного бедная женщина, конечно же, преувеличивала, но мальчуган был вполне себе упитан, по сравнению со всеми нами. Этакий бутуз, розовощёкий весельчак.
  Вскоре многие проснулись и стали очевидцами очистительных процедур: возмутителя воздуха и спокойствия, заставили встать с постели, снять трусы, и на глазах у всего честного народа, стали обмывать в большом тазу.
  Садик у нас был сельский, душевые и ванные комнаты были не предусмотрены, всё было просто, скромно, по-домашнему.
  Большего позора я не мог себе представить тогда, да и сейчас не хотел бы оказаться в подобной ситуации.  Хотя жизнь, порой, вносит свои коррективы.
  Вскоре, его опять вернули в старшую группу, а затем и вовсе – он пошёл в школу.  Сейчас это уже взрослый солидный мужчина, я иногда встречаю его, и первое, что мне приходит в голову, именно эта история.
  Почему я уделил данному событию столько внимания, спросите меня вы?
Я же отвечу на вопрос так, нам всегда кажется, что происходящее с нами самое страшное, обидное, неприятное. А если же, чуть-чуть  оглядеться по сторонам, то всегда можно обнаружить ещё более несчастных и обиженных, попавших в ещё более проблемную ситуацию.
  Нельзя осуждать мальчишку за происшествие, возможно ему в тот момент приснился страшный сон: например, его окружили рыжие собаки, или - похитили бандерлоги, как Маугли. Могло произойти такое? Вполне, а почему нет?! Любой, оказавшийся на его месте мог совершить подобный некрасивый поступок, рефлекторно, непредумышленно, спонтанно.
  Почему-то, мы свои сомнительные делишки, всегда стремимся оправдать, облагородить, а бревна не видим. А вот если кто-то, ближний вдруг оступился, то все готовы его растоптать, стереть в пыль. Неправильно это, проще надо быть, прощать других и тогда нас простят, может быть…
  Тем не менее, моё затянувшееся путешествие подходило к концу, я обходил Татаркино болото в направлении Лывинки, мне предстояло пройти ближний колок, чтобы оказаться уже на огороде, на заднем дворе, на базу.                Смыслом всякого путешествия является возвращение домой. А как иначе?
  Дома меня ожидала мать, она была на хозяйстве, готовила, топила, вязала носки, варежки, создавала уют. Для нас с братом самым любимым занятием перед сном было чтение ею вслух историй о Шерлоке Холмсе и его друге, докторе Ватсоне, или Вии.
  Правда, после последнего было непросто уснуть, кажется, она и сама боялась не меньше нашего. Пыталась развивать нас, в силу своих способностей и возможностей, не жалела ни времени, ни средств.
  Выписывала журналы: Весёлые картинки, Мурзилка, Костёр, Пионер, Урал, Юность, Вокруг света, Подвиг и другие. Иногда одновременно все, что было довольно накладно по сельским меркам.
То, что я сейчас пишу эти строки – во многом её заслуга.
  Брат, кажется в это время, после окончания автошколы в Череповке, проходил стажировку в Горьком, на заводе ГАЗ. Иначе бы он поехал с нами.
Со временем многие детали стираются из памяти, к сожалению, а может быть и к счастью. Потому, что некоторые вещи помнить невыносимо.
  С братом у нас были сложные отношения, от очень близких, партнёрских  до конкурентных, даже конфликтных. Но когда его не стало, я понял, какое место он занимал в моей жизни и как много я ему не сказал. И всё.
  Так вот, я добрался до порога своего родного дома, как Одиссей и вкраце поведал матери о том, что произошло, естественно, в выгодном для себя свете, выставив отца узурпатором, самодуром. Она вроде бы поверила.
Вид, по крайней мере, у меня был убедительный, измотанный, несчастный.
  После, поел щей с сухарями и лёг спать. Теперь по-настоящему.
Хорошо вытянуть ноги в тёплой постели, после тяжёлой работы, или опасных приключений. Я же сегодня испытал и то, и другое одновременно.
  Заснул. Не помню, что мне снилось в этот раз, наверное, что-то хорошее.
А как же иначе, когда ты возвращаешься в свой мир.
  Понимаешь, что все, кто тебе дорог, живы-здоровы, ты сам молод и полон сил, и веришь, что всё ещё впереди. Но до конца не понимаешь, что всё иллюзорно, что счастье и гармония не бесконечны, а космос стремится к хаосу, к краху.
  Как спастись в этом сложном мире? Как спасти этот сложный мир?
  - Ну, ты как добрался, сынок?! – тряс меня кто-то, открыв глаза, я обнаружил перед собой, стоящего на коленях, в одежде, отца. От него пахло махоркой, соломой, сеном, лошадью и почему-то, псиной. – А, я тебя хотел догнать, пол воза заметал. Завтра остальное привезём. Поедешь со мной?
  - Конечно поеду, пап, а ты стрелки мои видел на снегу?
  - Какие стрелки?
  - Чтоб ты не заблудился.
  - Нет, ну ты чудак-человек, в этих краях  я могу с завязанными глазами всё объехать!
  Мне стало спокойно и хорошо, сон вновь стал уносить меня в свои пределы.
                (Окончание)