Меня покинул друг

             I.

Меня покинул друг -
Вдовой оставил грустной.
Заката полукруг
Висел томительно над медленной землёй.
Мне чудился покой.
На сердце было пусто.
Была любовницей, избранницей, женой -
А боли - никакой.
Удачлив профиль мой нерусский!...
Вновь тромбы бешеной тоски
Грозят вонзиться в грудь...
И слышатся слова:
О, умереть, уснуть...
О, умереть, уснуть...
А боли - никакой.

             II.

Июльским разнотравьем пряным
Приоткрывает ветер занавеску.
Как ностальгически играет фортепиано:
Романсом старым льются звуки дерзко,
Висят над головой и умирают.
Уж ветер плещется - большое покрывало,
Летит совой и крыльями качает...
Я знаю:
Ночью мне в окно заглянет новолунье
В нарядном ореоле и свеченьи:
Повиснет в форточке светило - задавала.
Я буду жить на кухне. И печенье
Песочное сжую, а карнавала
(Того, что светляки дают лягушкам)
Я просто и надменно не замечу.
Быть может предпочтенье
Я отдам подушке.
С ней обнявшись, мне будет, верно, легче.
Потом и утро приплывёт, сверкнув росою
На лёгких серебристо-серых тучах.
Ах, утро, светло-розовое чудо,
Покажет лик свой из-за горизонта.
Унылый край наш вздрогнет и проснётся.
И шмеля толстого сердитое урчанье
Раздастся громко в можжевельной чаще...
А я отправлюсь в Грецию и буду
Женой богатого и старого архонта,
А может быть гетерой настоящей,
Что над поклонником с подругами смеётся...
Ведь нравятся мне амфоры и чаши,
И черно-лаковые кубки, анахоэ,
С зерном и розовым вином,
И маслом из кунжута, и мирром приборным
И липким. А плохое
Не буду я искать - ни в памяти, ни в сердце.
Я улетаю в рощи, к мандаринам,
К оливам голубым, к лимонам кислым.
И к морю ласковому молча улетаю.
Оно, с волной атласной, семь дельфинов
Пришлёт проворных. Радостям звериным
Мы предадимся, думая о числах...
Мы предадимся с синими волнами,
С зелёными дельфиньими хвостами
И с плавниками обрету я дружбу,
Утерянную вечером июльским.
Мне больше ничего теперь не нужно!
И в разнотравье пёстром, буйном, пряном...
Утерянную дружбу, радость, счастье
Я обрету у берегов далёких.
Забуду холод родины туманной,
Её людей тупое безучастье.
Забуду я про беды и про нужды,
Забуду я про холод и болезни.
Уйду в сиреневые рощи мандаринов
И в моря дымку светло-голубую
С дрожащей линией и солнца позолотой...
Уйду в оранжевую, тёплую Элладу -
Не надо мне теперь воспоминаний!

             III.

В московском душном разнотравье - вечер.
Пришёл. И начал мелодично капать из сумерек
Дождём, домам бока лаская,
Расчёсывая косы спелых вишен...
И грусть мою он делал этим крепче,
Душистей, гуще, словно грусть - живая!
Прохладный дождь! Ночной, июльский, чёрный!
Обмывший водами домов кирпичных крыши,
Ты многим мёртвым, верно, спать мешаешь,
Ты в огородах бродишь по рядам капустным,
И по лишайникам в лесной суровой чаще...
О дождь, душистый! Грусть моя - живая.
Её поить не забывай почаще
И сам испей её колодезную душу,
В прозрачно-чёрной глубине сверкнувший.
Вдруг лунный отблеск, дождь, ты замечаешь?
Что ж, капай, капай долгий, вездесущий,
Пои меня от края и до края.
Мой друг ушел. Боюсь. Меня послушай.
Мне - душно! Страшно, будто - умираю.
Одной тебя искать. Ведь я - почти живая...
Седая, грозная, потерянная, глуше
Я с каждым днём к своим насущным стонам...
И с каждым днём - всё дни мои короче,
Беднее волосы, и всё длиннее ночи.

         26 июля 1983 г.
         Москва, вечер.