Торчит из человеческой глуши

Торчит из человеческой глуши
иглой протоевангельская письменность,
воткнувшись в неопознанность души
моей. Ступивший в реченную низменность,

познав порок языковых страстей,
я обращаюсь в вещное речение,
дающее в неравенстве мастей
живое францисканское сечение,

и, говоря о чём-то бунтовском,
во всех своих страстных существованиях
я пользуюсь всерусским языком
на общих алфавитных основаниях.

Как часть пропорции от света и от тьмы
я принимаю речь обетованную,
я речность принимаю от толпы –
покатую, смурную, балаганную.

Свернувшись в нервный, напряжённый ком,
мы образуем плотское сращение,
и оставляет души на потом
Его тысячерукое прощение.


Рецензии