В свете юной луны ноября

                В соавторстве с Ксаной Поликарповой на Выходе Из-Под Контроля


В свете юной луны ноября
прорываясь сквозь неба предел
ты идешь, и луну рассмотря
понимаешь, что ты отупел.

От тумана, что сверху горой
нависает землянку густя,
от себя, что в кресте медсестрой
снова видит распятье тебя.

Ты по-прежнему бледный из масс,
ты в колесах застукая стук
снова поезд весенний припас
словно муху печальный паук.

Ты совсем не умеешь писать.
Наполняется лес темнотой.
Дай мне руку хотя бы пожать
оттого, что ты вечно не мой.

&

От того, что ты вечно не/мой,
Бьётся птицей, попавшей в силки,
В моём сердце глухая любовь,
Что жива всем смертям вопреки.
Мы – два берега странной реки,
Где течёт то ли мёд, то ли кровь,
Между нами в четыре руки
Строит мост то ли сон, то ли новь.

&

Между нами в четыре руки
строит мост то ли сон, то ли новь.
От работы ее отвлеки,
пусть тот сон и весьма бестолков,
но умеет и праздных унять,
и из кожи он вылезет вон.
Методичным слова не нужны,
он в полслова заведует, он
князь высокой, большой тишины...
У тусовщиков нация – все.
Каждый дерзкий галантен, умен.
Мы коврижку сухую грызем,
от печенья остался лишь сон.
Не расписывать, значит молчать.
Обойтись без конфеты нельзя.
Знаешь, можно и пухом кровать
убирать, когда ватная вся.
Ты здесь пишешь как будто дрозды
изменяют наш мир словно газ.
Мне лишь надо немного воды,
если розовый, розовый глаз.

&

Если розовый, розовый глаз,
Это значит, в руках твоих кварц,
Это значит, подарен кулон,
Ведь любви непреложен закон:
У неё сто замков, сто цепей,
У неё сто колец, сто ключей,
И подарки её от души;
Не пытайся в себе заглушить
Её голос – твоя немота –
Это просто уснувшее "да".

&

Без цветов у меня минерал.
Это окись зернистой слезы.
Тот, кто руку тебе подавал
видел жало блестянки-осы.

Знаешь, краски пилильщики пьют
из рассветной лиловой росы.
Также красной, зеленой и жгут
поутру над слоями носы

строя с ветками, стеблями дом.
Что блестит поутру как алмаз?
Да не то, и всегда не о том,
не постыдный ее красный глаз.

– Я живой над волнами реки.
Он живой, общим племенем труд.
Но мои притупляют рывки
злого ветра, что против идут.

&

Ветер злится на прошлую боль,
Но тебе это прошлое – быль,
Град приходит размером с фасоль,
Над землёй превращается в пыль
Ледяную, что тает водой,
И стекает слезой по щеке.
А слеза – это сладкая соль,
Раствори её в мёртвой реке.

И тогда та река оживёт,
Потечёт, запоёт,
Твою лодку вдаль понесёт.

&

Град приходит размером с фасоль.
Не томи ты меня, не томи.
Малокровная стелется боль.
Это осень. Ништяк. Подними
и на листья обратно пришей
жилы памяти, вместе ведут
как из устья развилки, ручей
убежит, нас потом не найдут.
Постный борщ слаще мяса рагу,
ты губами оближешь мой мед,
нет меня, нет и слов языку,
ну а Бог, он, конечно, придет.
Лед, фасоль и в мундире страна.
Легкий зал для лакеев покой.
Дай мне выпить спиртное до дна.
Я не пью без души алкоголь.

&

Пить спиртное сейчас моветон,
Лучше мёд намешай с молоком,
Пусть зима заморозит бутон,
А слова станут в горле комком,
Не стремись проглотить, лучше сплюнь;
Дома греет постель нам июнь.
Остальное всё мимо и вскачь;
Удивляйся, и смейся, и плачь,
Только болью судьбу не кори.

Верь своей драгоценной любви.

&

Сплюнешь влево видно глаз,
сплюнешь вправо видно дикий
заржавевший и пейзаж
тех цепей во тьме великий.
Видно надо наперед,
на полу слюней морзянка
не за то, что полон рот,
как водой из акваланга.
Мы вдыхаем в небольших
мрачных словно кит глубинах,
так себе и запиши,
полуночная скотина.
То ползет, ползет, плывет,
то вообще его не видно.
Перестань смотреть в мой рот!
Думаешь, мне не обидно,
что один спасенья круг,
да и то, к луне привязан?
Поцелуй меня, мой друг,
остальное не обязан.

&

Поцелуй меня, мой друг,
Ты сегодня мной наказан:
Нету никого вокруг
И к кровати ты привязан.
Ночь длинна, и длинен день,
Можно славно порезвиться,
Ты лежишь, немой, как пень...
Может, с горя мне напиться?..

Достаю свою метлу
И стрелою взмываю в небо.
Ты не жди меня к утру,
Я лечу туда, где небыль
Расплескалась по земле
Лугом, белым от ромашек,
Где танцует ночь в огне,
Утоляя страсти жажду.

&

Ведьма долго на метле летала,
видела города бухие,
видела цветное одеяло,
дикари там живут такие,
что при первых признаках рассвета
злобно косятся, роковую
обличительницу света эту
видят, как рыбу наживную.
Не откладывай на завтра семя,
не дари дешевые иглы,
на булавку наколи мне время,
и метлу мне подари, милый.