О холодных пельменях. Отрывок из Швейцара

...«Ь. перед уходом из дворницкой не побрезговал ковырнуть пальцами из теплой ещё кастрюли кусочек голубя, окунул его в соус и с наслаждением хрустнул податливыми костями птицы. Дожевывая, он, по совету Петра Ионыча, сильно хлопнул дверью за спиной и направился к себе.


Поднявшись по ступенькам, Ь. ухватил с куста горсть снега и потер его в руках, стирая остатки камелиновой массы. Во дворе стемнело, но прибывающие машины, выискивая фарами парковочные места, беспорядочно освещали пространство, не позволяя споткнуться в темноте. Протиснувшись между авто, Ь. достиг двери своего подъезда, поторапливаясь. К этому времени с работы должна была уже возвратиться жена. Но с многочисленными сегодняшними заботами он и забыл, что обещал приготовить ей ужин.


В квартире, сбросив лыжный костюм на пол, Ь. сразу налил в кастрюлю воды для пельменей, поставил её на включенную плиту и направился в душ. Массажное масло с ягодиц впиталось в трусы. Он бросил их под ноги в ванную, выдавил на зубную щетку двойную дозу пасты и, открыв воду, стал усиленно натирать пастой зубы, не забывая притаптывать трусы подошвами. Из шампуней он выбрал пузырёк «Дегтярного», с самым ядрёным запахом, и на всякий случай не выплюнул пасту, а сглотнул её, чтобы окончательно уничтожить голубиный дух изо рта. Минут за пять несложных движений под душем он добился всего, к чему стремился: следы были уничтожены. А там и вода закипела, пельмени были загружены в кастрюлю, и тут пришло сообщение от жены, что она задерживается – на работе сменщица заболела, придётся дежурить всю ночь в приемном покое.


Ь. расстроился. Супруга, чтобы поддержать их пенсионную жизнь на прежнем уровне, всё чаще соглашалась на подработки, а он, копеечный пенсионер, торчал дома, не находя себе применения. Но, главное, - вот эти пельмени! Что сними делать? Ь. теперь сыт, на ночь старается не есть вообще, а во что к утру превратятся пельмени? Зачем он их варит? Почему Ь. сначала не посмотрел на сообщение в телефоне, а уж потом – в кастрюлю? В душе был? А что его в душ занесло в такое время? Чем он до этого занимался? Почему сам пельмени не съел? Кто это его уже накормил и за что? Что на это отвечать? А ведь она спросит…


Придётся выбросить…

Выбрасывать еду Ь. не умел. Не потому, что был потомком блокадников, а из собственных соображений. Ь. не выбрасывал даже шкурки от сала, которые не удавалось разжевать. Он складывал их на блюдце и отправлял в холодильник, чтобы позже пожарить на них яичницу. Сушил сухарики из хлебных корок, чтобы добавить их в гороховый суп. И вечно что-то доедал за всеми, ещё с детства.


Он был младшим. В куриной лапше ему доставалась нога со скрюченными пальцами. Мятые яблоки на дне ведра. Пустая мозговая кость из щей. Твердая часть кочерыжки от кочана. Надкусанная с одной стороны горбушка, натертая чесноком с солью. Вялый пожелтевший огурец и толстая короткая морковка со множеством хвостиков.
Чай в заварочном чайнике оказывался уже «спитым», и Ь. заливал его кипятком в третий раз. В вишневом варенье он раскусывал даже косточки.


Чуть позже он доедал кашу за своими детьми. Допивал скисшее молоко из бутылочек и досасывал карамельки.


Ь. ничего не оставлял на тарелках в студенческой и заводской столовых, не говоря уж о ресторанах и кафе.


За праздничным столом, особенно в гостях, он пристально следил за тем, чтобы блюдо с остатками еды не уносили на кухню детям, а сбросили с него ему в тарелку хотя бы маслину.


За торты и пироги он волновался меньше всего. Вероятно, потому, что всегда находился тот, кто их доедал без участия Ь.


Ь. свято верил, что пицца придумана для того, чтобы стряхнуть на тесто остатки вчерашней еды со стола, запечь это месиво и продать кому-то во второй раз. Что все коктейли состоят из недопитого в баре спиртного, а названия их различаются только количеством и соотношением выдохшихся ингредиентов. Последнее в какой-то мере относилось и к всевозможным салатам, суши, шаурме и т.п. Надо было только добавить в них сколько-то соли, сахара и перца.


Стоя над кастрюлей с пельменями, Ь. готов был согласиться с Петром Ионычем, что «табличка» его срабатывает и здесь. Она и в пище становится важнее, чем содержание и вкус. Так же, как и одежда – верхняя и нижняя. Или жилище: главное в котором – тепло и уют.


С освещённостью ещё можно поспорить. То, чего не видно, трудно определить. А вот звуки могут быть приятными и противными, запахи – тоже. Прикосновения – горячими, холодными, гладкими и шершавыми, даже мокрыми или сухими. С этим не поспоришь.


Но еду выбрасывать нельзя. Как минимум, её может съесть кто-нибудь другой. И сытым жить дальше.


Ь. отбросил горячие пельмени на дуршлаг, смазал маслом и отнес на балкон в тарелке, предварительно накрыв её крышкой от кастрюли.


Он недолго боролся с желанием включить телевизор. А, включив его, попал на голосящую о банковских вкладах рекламу и тут же погасил экран.


«Как всё пошло и мелко, - подумалось ему. – Для чего жить?.. Сытому, чистому, удовлетворённому, в тишине и покое?.. И завтра, и через год и два?.. Интересно начинать, грустно заканчивать… Денег хватает ровно на то, чтобы повторить вчерашний день. Ума – на то, чтобы растянуть эти дни на месяц, до следующей пенсии. Ждать, пока не потечет крыша. В доме ли, у тебя ли самого. Что однозначно – ни на какой ремонт средств не хватит. И вот так, не начавшись, всё и закончится…»