О Божьей любви

Бог оставил на ветхом крылечке котомку
(в ней почти ничего: корка хлеба и пара вещей),
И побрёл он туда, где клонится огонь к горизонту
И бежит под ногами прохладный ручей.

Долго шёл: уж недели сменились годами,
Чья-то дочь родила четверых сыновей,
А Бог слышал журчащий в округе ручей
И всё шёл, прикрывая глаза волосами.

Он шагал босиком, улыбаясь прохожим —
То заправит за ухо кудрявую прядь,
Свою песню прервёт, птицы сон не тревожа,
И продолжит идти, напевая, опять.

Напевал он о хладной прекрасной воде,
Что давно стала сердцу Вселенной роднее,
Что всегда: и во зле, в нищете и в беде —
Боль души, муки зла сделать может слабее.

Что милее пристанища телу его
В мире нет, пел, глаза прикрывая,
И хрустальное солнце в Араде и в Брно
Закатилось, Божью тоску предвещая.

Бог дошёл до конца. Видит: нет уж ручья,
Вместо — сухо, пустынное место.
Оглянулся: справа и слева дома —
Неужели там стало всем тесно?

Бог упал на асфальт, прислонившись к столбу,
Как век раньше — к милому дубу,
И заплакал в тоске, ведь кошмар наяву —
И любовь его шла уж на убыль.

Бог устал всем прощать нелюбовь их и зло,
Утирать слёзы тех, кто молится бездне;
Обещать, чтобы каждому вновь повезло;
Говорить, что мир точно не треснет.

Бога нет: он остался, разбитый, один
Под горящим тоской фонарём.
Он оставил весь мир — мир оставил его,
Просто так мы его не вернём.

Не помогут молитвы до хрипов и слёз,
И обряды здесь, кстати, совсем не причём:
Бог хотел лишь, чтоб среди пушистых берёз
К нам он мог бы подсесть, прижавшись плечом,

Улыбнуться украдкой, за руку взять,
Боль забрать одним взглядом, касаньем —
И тогда не пришлось б никому горевать,
Стало б легче тогда выживанье…

Слышно вдруг тихо так: «Извините!
Вот, возьмите, прошу Вас, Вам плохо?» —
И открыл Бог глаза, и тут же увидел:
Кто-то подле него стоит полубоком.

Подошёл он поближе, сел под столбом,
Рядом, всё на холодный асфальт.
Протянул Богу воду — и с первым глотком
Из бутылки Бог понял: ведь люди молчат!

Не слышны ни моленья (избавь от греха),
Ни тоски, ни угрозы — всё тишина,
Лишь журчит ручеёк, пробуждаясь от сна,
Да и Солнце слепит свысока.

Оглянулся Бог — юноша подле сидит
И тревожно кольцо в руках крутит.
Взгляд поднял — улыбнулся, увидев, что жив;
Сам поднялся, подал Богу руку.

И Бог встал, и в глаза посмотрел,
И, вздохнув глубоко, прошептал: «Покажи мне ручей» — и ладонь крепко сжал.
С добрым сердцем и мир хорошел,

И повёл парень за руку Бога к ручейку и цветущим полям:
Им двоим помогала дорога, им двоим потакала земля.
Снова долгим был путь, но и Бог любил снова —
Мир ему снова стал мил.
Знал он теперь: на любую дорогу
Точно ведь хватит сил.

Лишь бы не замер полёт нежной птицы,
Лишь не замолк бы ручей…
Осталось лишь ждать. Люди могут смириться:
Вор, государь, казначей —

Скромно придут, сядут рядышком с Богом,
И как вода в мир польются слова:
Жить, любить, верить — вокруг шара земного,
И улыбнутся тогда небеса.