Свиток четвертый

Утром,
Когда белые и черные вставки платья Симары,
Посиневшие и украшенные блеском звезд,
Снова налились красками зари
И были согреты майским Солнцем,
Нан разбудил деву,
Резко распахнув двери в ее комнату.

Де Рейв: Просыпайся,
Алая утренняя звезда!
Нас ждут приключения и открытия!
Многих вещей
Не успел вчера коснуться твой взор,
Красавица.
Собирайся!
Где твои удобные черно-белые башмачки?
Пойдем,
Пора сбить их каблуки,
Кружась в танце на главной площади,
Взбираясь на неприступные стены корпуса рыцарей,
За которыми всегда происходит что-то интересное,
Или убегая от преследователей!

Симара приподнялась
С миллиона подушек,
Чтобы потереть
Глубокие темные глаза.

Симара: От преследователей?
Ты что-нибудь задумал?

Де Рейв: Нет, но ведь никогда не ведаешь, что принесет новый день,
Не так ли?
Я однажды,
Да будет тебе известно,
Отправился в лес за грибами,
А столкнулся с дочерью йотуна.
Одета она была в зеленый плащ,
А в руках держала спелые красные яблоки
И веточки бузины.
Она предложила мне взять угощение,
Но я отказался,
Так как знал, что преподнесение даров –
Старый способ нечистой силы заводить знакомства
И искать себе пару из числа людей,
А жена у меня уже была.
Так вот, стало быть,
Отказался я от плодов,
За это дочь хозяина наших гор
Послала своих слуг, троллей с длинными хвостами
И яркими желтыми бантами на них,
Следить за мной и вредить мне.
Побежали они за мной,
До самого людского селения
Прячась за стволами сосен.
А там уже, выйдя на большую дорогу,
Протоптанную буйволами,
Превратились в мои тени.
Сразу я заподозрил неладное,
Узрев под собой три тени вместо привычных двух!
Я довел троллей до своего жилища
И, делая вид, что не вижу их,
Нарочно оставил двери открытыми.
Развел я огонь, принялся варить суп.
Готовлю и, знаешь,
Поглядываю на полки с отварами и специями,
Где притаились,
Маскируя свои рога под корни женьшеня,
Тролли.
Помешивая воду в котелке,
Я приговаривал:
«Какой же вкусный выйдет у меня суп!
Добавил я сюда и мухоморов,
И белены,
И поганок,
И белладонны,
И полыни,
И прогорклого хлеба!
Все любимые лакомства троллей
Попали в мой черный котелок!»
Услышал я, как застучали зубами,
Облизываясь, мои гости.
Я продолжил манить их:
«Так! Где же моя большая,
Самая большая деревянная ложка?
Запущу я ее в котелок,
Наберу полную,
Угощусь ароматным супом!»
Заурчали, как кошки,
Животы у троллей!
Взял я деревянную ложку с каминной полки,
Помешал ею кипяток в котелке,
Набрал немного и попробовал:
«Что за суп! Что за суп!
Не пробовал я ничего вкуснее!
Эх, обмакнуть бы сюда еще
Кончик настоящего троллиного хвоста,
Собравший дорожную пыль, муку и зерна!
Стал бы суп мой еще вкуснее,
Еще ароматнее,
Еще сытнее!»
И уж после этого
Оба тролля спустились с полки
И приблизились ко мне.
Один из них осторожно спросил меня:
«Как тебе мой хвост?»
Я усмехнулся, натянул рукавицы,
Взял котелок и поднес ему:
«А как тебе мой суп?»
И я вылил на него горячую воду!
Вереща и уволакивая второго за собой,
Этот тролль сбежал.
Незваные гости переступили порог дома моего,
А там их и застало Солнце,
Обратившее обоих в камень!
Вот такая история,
А ведь шел я просто за грибами,
Да и те найти особо не надеялся,
Даже корзинку с собой не взял.
Тем подножие гор, море и степи мне нравятся,
Что троллям там было бы негде
Спрятаться от света,
И их там попросту нет.
А куда мы сегодня с тобой отправимся, Симара?
Я найду способ доставить тебя и в сердце степей,
И на дно океана,
Даже если для этого мне придется подраться с доктором Генрихом,
Способным передвигаться по воздуху
И верхом на опустошенных винных бочках!
Ты уже определилась,
Выбрала цель нашего пути?

Симара: Мы ведь вчера уже были там,
За пределами леса моего мужа!

Де Рейв: И не все посмотрели!
Разве тебе там не понравилось?

Симара: Понравилось,
Но разве ты в состоянии покинуть башню?
Тебе нездоровилось вчера.

Де Рейв: Что было вчера,
То осталось в минувшем дне!
Так куда мы идем сегодня,
Красавица моя?

Симара: Туда, куда ты решишь пойти.
Мужчина должен делать выбор
За женщину.
Это солнечного дня яснее.

Де Рейв: Неужели ты никогда не делала выбор сама,
И все решения за тебя принимал Милорд?
О! Это очень опасно!
Мне вспоминается легенда
О пекаре, который, взяв самое сладкое тесто,
Вылепил себе из него жену.
Такую, о какой мечтал,
Воплощение своих грез.
Она до того вышла хороша, что он,
Не сдержавшись,
Съел несчастную!
Женщина не должна полностью соответствовать мужским идеалам.
В ней должно быть что-то такое,
Что убережет ее от съедения!
Ты, например, хороша собой,
Но я больше люблю шатенок, чем рыжих,
Так что за себя можешь не переживать.

Симара: И я могу выбрать, куда идти?

Де Рейв: Да! И я возражать не стану,
Даже если ты отведешь меня в место,
Куда пускают только девчонок,
Клянусь тебе шляпой и всеми перьями, что на ней.

Симара: В самом деле?
Да разве так можно?

Де Рейв: Я не муж тебе,
Чтобы приказывать,
Да и тот не должен.

Симара: О, боги!
Тогда я желаю
Увидеть невиданное,
Ощутить неосязаемое.
Отведи меня, если можно…

Де Рейв: Не можно, а нужно!
Ну, продолжай.

Симара: Отведи меня к музыкантам и артистам,
Что своим талантом освещают улицы ярче,
Чем разноцветные фестивальные фонарики,
Один из которых вчера
Опалил твой плюмаж.

Де Рейв: К шутам и певцам?
Неужто мало тебе меня, Симара?
Ведь я тоже когда-то,
Когда еще фениксы не успели родиться,
Относился к их числу.
А потом я понял,
Что виолончель, которую я таскал на себе,
Можно положить на заснеженный склон
И использовать вместо саней.
Далеко меня увез мой инструмент,
Так далеко, что до сих пор не могу я найти труппу артистов,
От которой отстал.
Раз ты пожелала увидеть музыкантов и поэтов,
То узришь их сегодня, я обещаю!
Если захочешь,
Мы весь день проведем на городской площади.
Даже ожидать представления на расписанной красками лавке
Интереснее,
Чем целый день сидеть в башне.
Пойдем!
Пора нам в путь.

Симара медлила,
На качавшиеся ставни
Поглядывая.

Де Рейв: И не переживай о том,
Что муж твой воротиться может.
Годами могут маги странствовать по свету.
Как пойманному инкубу, поверь,
Мне не придется прятаться
В шкафу или под кроватью.
Дай мне немного дней всего,
Недели меньше.
Я хочу,
Чтобы ты посетила Бал Бабочек,
Увидела скопление мотыльков, бражников и махаонов,
Поднимающихся цветными облаками в небо,
Рисующих следы фейерверков на небосводе!

Симара: А почему ни раньше и ни позже?

Де Рейв: Я знаю:
Когда эти дни пройдут,
Мне снова предстоит пуститься в путь,
Хотя с тобою, красавица моя,
Я вечность мог бы провести под этой крышей
Или под чистым бесконечным небом.
А для чего спросила ты?

В его очах блеснули огоньки,
Он улыбнулся,
Как если бы не знал, что он умрет,
И ждал услышать от нее ответ,
Гласящий,
Что она бы по нему скучала.

Де Рейв: Ты прогнать меня раньше времени решила
Или желаешь, чтобы я остался?

Симара, может быть,
И желала
Дать ему услышать то,
Что он хотел.
Но она всегда была для самой себя,
Во-первых,
Верной женой,
А во-вторых уже –
Человеком,
Таким же, как Милорд, человеком,
У которого тоже есть желания, чувства
И требующие немедленного воплощения мечты.
Внутренний голос хозяйки говорил в ней,
Пока голос женщины, желавший петь,
Должен был молчать.

Симара: Я спрашиваю потому,
Что только муж мой имеет право решать,
На какой срок в этих стенах
Задержатся гости.

Де Рейв: Неужели рогатые и хвостатые демоны,
Призванные им,
Уродливые ведьмы, кикиморы и призраки,
Обитающие в пещерах и на болотах, –
Это более желанные гости, чем я?
Не страшен мне твой муж, Симара.
Никого и ничего в целом свете я не боюсь!
Северные льды, будто закаленное стекло,
Покрыли мой дух,
Заковали его в латы.
Я бесстрашен,
Как викинг, как берсеркер, как варвар!
А теперь,
Раз мы выбрали, куда отправимся,
Я предлагаю покинуть эти сырые стены!
Как можно скорее!

Симара: Погоди, погоди,
Куда же ты так торопишься?
Солнце едва взошло!
Разве ты не желаешь позавтракать?
Мой муж не встает с постели,
Пока я не принесу ему на серебряном подносе
Булки с бузиной, вишней и шалфеем, тыквенный суп, черный хлеб,
Салат из свеклы, капусты и редиса, семена подсолнуха  и вино.

Де Рейв: А ты сама ли голодна?

Симара: Ничуть.

Де Рейв: Ха! Настоящая фея!
Питаешься только пыльцой и светом, наверное?
Раз ты не хочешь есть,
То, стало быть,
Можно отправляться!
Я тоже ничего не хочу. Совсем ничего,
Хотя и не сомневаюсь,
Что ты лучше всех на земле готовишь!
А вино так и вовсе пить вредно!
Мы, если проголодаемся,
Поедим в городе.
Я знаю много отличных пабов,
Там подают наивкуснейшие напитки и угощения.
За мной!

Птицы пели расцветавшим красным розам,
Встававшее Солнце насыщало краски нового дня.
Нан повел Симару новой дорогой,
И по пути в город им встретился
Отбившийся от табуна единорог.
Как и положено,
Дикий зверь,
Воплощение первозданной, совершенной природы и всей жизни,
Покорился непорочной деве.
Симара смеялась и с руки кормила единорога
Сочным четырехлистным клевером.
Нан сплел цветочные венки.
Одним он увенчал головку Симары,
Вторым украсил черную шляпу.
Кострище около привала лесных разбойников
Было еще горячим,
И де Рейв раздобыл для себя и для спутницы
Несколько горячих картофелин
В блестящем и скрипучем пепле.
Запутанные тропы,
Изрезавшие множество живописных мест,
Привели Нана и Симару к упавшей части городской стены.
Все широкие дороги,
Вымощенные разноцветными кирпичами,
Вели к главной площади,
Невозможно было ошибиться.
Атласные ленты украсили столбы и арки,
Шуты в колпаках с бантами и колокольчиками
Впряглись в фургончик Вольфхамбро III и Алексы,
Чтобы повернуть его влево.
Вольф поднимал занавес,
Закрывавший заклеенное пергаментом окно фургона,
А его верная подруга, выглядывавшая из потолочного люка,
Заводила шарманку,
Способную воспроизводить двенадцать разных мелодий,
Собранных со всех концов света.
Нан опустил шляпу на самые глаза,
Закутался в длинный плащ
И сел с Симарой на самой дальней скамье.
Де Рейв не хотел встречаться даже взором со своими знакомыми,
Но он обещал своей спутнице,
Что покажет ей настоящее представление.
Вольф зазвонил в колокольчик,
Шуты поняли этот знак и разбежались,
Звеня бубенцами на костюмах,
А Алекса, кивнув, захлопнула люк.
Зрители притихли,
И в заклеенном широком окошке
Замерцал всеми цветами яркий свет.
На пергаменте,
Как в завесе золотой песчаной бури,
Стали появляться расплывчатые силуэты
Кукол из театра теней.
Эти фигурки были узнаны Наном,
Он знал, что Вольф и Алекса
Уже заняли свои места за окном.

Актер: Дамы и господа!

Актриса: Почтенная публика!

Актер: Просим вас занять места,
Занавес поднят,
И представление скоро начнется.

В руках шутов протяжно завыли скрипки,
И Алекса начала рассказ.

Актриса: В том далеком краю,
Где купол небес, отлитый будто из вечной мерзлоты,
Нависает над землей мутным белым стеклом,
Жил мальчишка.
Он не знал, где дом его,
Где очаг,
Где ожидающая его семья.
И пустился его искать.

Актер: Он вошел в море.

Актриса: Отражающая космос вода,
Продолжение неба и вместилище первородной жизни,
Не впустила его.
Волна окатила юношу голубой солью,
Сделав вены под его тонкой кожей
Синеватыми и похожими на обжигающие молнии.

Актер: Он посетил степи.

Актриса: Край песков и чудных животных в рыцарской броне,
Край знакомых ему бубнов и рун
Не принял его.
Песчаная буря, прогоняя нежданного посетителя,
Инородное тело,
Занозу в своей сухой бронированной коже,
Изобразила на лице мальчишки
Веснушки
Из пыли и мелких камушков.

Актер: Он отправился к истокам всех рек.

Актриса: Леса и бескрайние цветочные поля,
Белые скалы, стекло, алмазы и изумруды
Не приветствовали его.
Драгоценные камни,
Когда чужак осмелился их украсть,
Порезали его плоть.
Из бледной она, окрашенная кровью, стала румяной,
И больше он не смог прятаться
В белых облаках пыльцы фей,
Мерцающих внутри лучей Солнца.

Актер: Он нашел королевство на краю земли,
Там, где вода и почва,
Из которых мир родился,
Встречаются.

Актриса: Но оттуда мы сами погнали его!
Мы болотной водой брызнули ему
В его хитрые глаза,
И с тех пор они стали такими тёмными.

Актер: Он отворил ворота империи.

Актриса: Воины Ордена Света и Тьмы
Охотились за ним,
Приняв его за демона.
Однажды юнца схватили
И клеймили
То ли за кражу артефактов Ордена,
То ли за полное отсутствие правды в его словах.
Раскаленное железо оставило на коже яркий след,
И с тех пор мальчишка носит бинты и повязки на руке,
Скрывая под ними
Печать преступника.

Актер: Он прибыл в замок,
Где жила королева-воительница.

Актриса: Пушки и факелы,
Подчинявшиеся королеве
С алебардой вместо скипетра,
Погнали его
И подпалили волосы,
Из-за чего те стали взъерошенными,
Неподатливыми,
Похожими на зигзаги из ржавого металла,
Что впиваются в землю под ногами прохожих
У порога кузни
В городе или деревне.

Актер: Он заглянул в окно дворца.

Актриса: И не было ему места
На шумном празднестве.
Его окатили холодной водой,
И иней покрыл кончики его пальцев,
Сделав их белыми и холодными.

Актер: Он прыгнул в колодец.

Актриса: Глубоководные рыбы
Искусали его,
И он,
Вынимая их клыки и кости из ран,
Вставил белые лезвия себе в челюсть,
Заимел ряд кривых акульих зубов.

Актер: Он спустился под землю.

Актриса: Добывающий камни народец,
Укутанный в шкуры зубров и буйволов,
Облил юнца землей,
Отчего его волосы стали коричневыми,
Как грязь,
Как вода в луже,
Как корки кожи,
Покрывающие
Гниющую плоть.

Актер: Он снял занавес со входа
В шатер разбойников.

Актриса: Завидев его,
Самые бывалые бандиты,
Воры и убийцы
Пустились бежать.
Черные занавески палатки
Упали на плечи юнца,
Став его плащом,
Грязным и темным,
Как ночь,
Одеянием.

Актер: Он достиг сердца темного леса,
Кишащего зловещими тварями.

Актриса: Но и там не нашлось никого,
Кто был бы на него похож.
Ни зверя, ни птицы.
Но и там не сыскалось никого,
Кто пожелал бы впустить его в свое жилище.
Ни рыбы, ни насекомого.

Актер: Он поднялся на вершину горы.

Актриса: В самой высокой точке земли,
Там, где снег становится черным,
Когда его обжигает небесный огонь,
Юнец повстречал свою тень,
Свой темный силуэт,
Рожденный в союзе тьмы ночи и света Луны.
В тот миг, когда он решил соединиться со своей тенью,
Молния поразила черную вершину горы,
Он сгорел до черной угольной пыли,
И северный ветер рассеял его прах.

И занавес
Закрыл пергаментное окно
В фургончике Вольфа и Алексы.
Нан ощутил,
Как волна жара
Коснулась его спины.

Де Рейв: Ну, Симара,
Представление кончено.
Вместо того,
Чтобы ждать следующего еще час на этом месте,
Я предлагаю отлучиться в паб.
Ты, наверное, уже проголодалась?
Я надеюсь, ты не против хмеля и винограда
В числе того,
Чем я пожелал бы завалить стол?

И, когда Нан встал с лавки спиной к фургончику,
Снова открылся занавес
С отвратительным лязгом
Застежек, завязок и механизмов.
Вольф и Алекса
Выглянули из потолочного люка кибитки,
Узнав плащ, шляпу или силуэт
Старого знакомого,
Послужившего прототипом
Для лирического героя истории.

Актер: А вот и он!

Актриса: А вот и он!

Шуты продырявили пергаментное окно,
Чтобы указать пальцами на де Рейва.

Актер: Тот, кто никому не нужен!

Актриса: Да!

Актер: Тот, кого все ненавидят!

Актриса: Да!

Актер: Тот, кто умрет в одиночестве!

Актриса: Да!

Актер: Поглядите! Он пришел послушать
Рассказ о жизни своей!

Актриса: И предсказание!
Предсказание своей смерти!

Актер: Жалкий де Рейв,
Проказник де Рейв!

Актриса: Негодник
И чудак!

Все зрители поглядели на лавку,
Где бродячие артисты
Заметили де Рейва.
Нан взял Симару за руку
И ей предложил бежать.

Де Рейв: Послушай, красавица,
Не знаю, как ты,
А я проголодался прямо-таки до полусмерти!
Поспешим в мою любимую таверну.
Если хозяин даст мне лютню, варган или бубен,
Я тебе такое представление устрою,
Не хуже музыкальных номеров
Менестрелей Долины Кристальных Водопадов,
Бардов империи
И заморских гейш.

Симару не нужно было уговаривать долго,
Ее испугали
Многочисленные взгляды.
Нан знал если не все,
То большинство подземных путей.
Один из них
Брал начало в незапертом ящике для дров на городской улице,
А приводил в паб «Птичий домик»,
Где Нан за чарку меда, вина или эля
Исполнял частушки, баллады и песни.
Стыдился де Рейв того,
Что пришлось ему с Симарой сбежать.
Утешал он встревоженную деву
И оправдывался всеми словами,
Какими только мог.

Де Рейв: Симара,
Я прошу тебя
Своим глазам не верить.
Честны всю люди и добры,
Тебе я в этом клянусь.
Всё дело в том, что
Если ты
Связалась со мной,
Несдобровать тебе:
Отовсюду я гоним.
И если здесь меня хотят повесить,
То на другом конце земли – мечом казнить.
Но мужа твоего
Судьба ль завиднее, скажи?

Она, минуту не решаясь,
Осмелилась ему задать вопрос.

Симара: Ты знаешь их?
Всех тех людей?

Де Рейв: Не всех: актеришек из кибитки.
Пожалуй, в том моя вина,
Что я сокрыл знакомство с ними.
Я знал, что, увидав меня,
Их театр превратится в цирк,
Но ты желала представление увидеть,
И я надеялся на благополучный исход событий.
Прошу, багряный Солнца луч,
Зла не держи на меня!
Я-то хотел,
Чтобы ты была счастлива,
Чтобы ты увидела все то,
Что хотела увидеть!
Как бы мог я узнать,
Что снова встречу
Вольфа и Алексу?
Я ведь был уверен,
Что темные духи и собаки
Волокут их кости по берегу
После того,
Как наша кибитка упала с моста.

Симара: Почему они так злы на тебя?

Де Рейв: Спроси что попроще, огонечек!
Мне кажется,
Они просто не понимают славных шуток моих.
Или, может, они все еще ждут,
Что я верну им занятые у них серебро да злато.
Деньги, деньги! Почти все люди готовы удавиться за них!
Знаешь, я воришка,
Немного воришка,
Тебя я не обчищу, не волнуйся,
Но я, будучи грабителем,
Не брал и не беру монет.
Бижутерия, пища и аквариумные рыбки…
Я крал все на свете!
Но воровать деньги неинтересно:
Это то, чем в той или иной мере
Занимаются все вокруг,
Поэтому,
Когда мне нужны были финансы,
Я брал взаймы.

Симара: И не возвращал?

Де Рейв: И не возвращал!
Какая ты догадливая, свет мой!
Но тише!
Мы уже в погребе «Птичьего домика»,
И я, кажется, даже здесь слышу
Знакомые мне голоса.
Так трудно, не зная ничьего лица,
Путешествовать с тем,
Чья морда украшает все развешиваемые рыцарями и следователями плакаты,
Не так ли?
Позволишь мне в щелку двери поглядеть,
Чтобы узнать,
Встречу с кем нам на этот раз уготовил фатум?

Как тень накрывает холмы и лощины,
Так плащ Нана, прошмыгнувшего к двери,
Накрыл бочки с вином и пространство между ними.
В полутьме погреба,
Полного хмельного пара,
У Симары кружилась голова.
Привычный же Нан только иногда покашливал в кулак.
Теневые линии на полу и стенах,
Лишенные света Солнца или горящих свечей,
Обретали таинственные черты.
Нан пригнулся почти к самому полу
И, придерживая ноготком приоткрытую дверь,
Посмотрел на столы, лавки и деревянные стены «Птичьего домика»,
Хорошо ему знакомого.
Луч света оранжевой полосой,
В которой сверкал хитрый темный глаз,
Ложился на бледное лицо юноши.
Эта линия
Освещала и уголок дергавшихся губ.
Нан увидел заклейменную и приговоренную,
Ударявших по полу между лавками
Костылями и тросточками.

Заклейменная: Повязка на ослепших моих глазах –
То, в чем виновен предо мной Нан де Рейв!
Когда он повел нас с сестрицею к дому волшебника,
Он предложил нам подняться на черно-белую его башню,
А потом столкнул,
И шипы высохших розовых кустов
Пронзили мои глаза.

Усмехнувшийся Нан
Привстал и стукнулся затылком
О стоявший рядом с дверью дубовый стол.

Де Рейв: Вот дела!
Да она рассказывает историю принца Кальмана,
Упавшего с качелей в розовые заросли,
Никак не свою!
Симара, ты же была свидетелем!
Разве мог я столкнуть ее с башни?
Она же девушка!
Пекаря – мог, судью – мог, рыцаря – мог,
Звездочета, лесничего, любого пирата – всегда пожалуйста!
Но столкнуть девчонку с башни…
Да я же мужчина!
Я не беру орчих в плен, как воины Долины Кристальных Водопадов,
И не запираю гарпий в клетках, как приятели графа де Микелло.
Как можно сделать девочке больно?

Тяжело ступала
Перевязавшая здоровую ногу
Приговоренная.

Приговоренная: Подайте!
Погрузите хоть пару монет в шляпу,
Что в руках у моей сестры!
Поглядите, что сделал с нею и со мной
Нан де Рейв,
Злодей и чернокнижник!
Заманил он нас в башню мага,
А там
Химеры и жуткие звери,
Призванные его колдовством,
Напали на нас!

Де Рейв: Ну, держись, подруга!
Хотел я переждать,
Позволить тебе потешать публику,
Выдумывая про меня эти сказки,
Но никто не смеет говорить обо мне,
Что я вожусь с нечистой силой!
Я воровал, отравлял, топил корабли,
Обманывал, выкапывал чужие клады, уводил с чужих дворов лошадей, ослов и мулов,
У меня была очень интересная и развеселая жизнь,
Я мог дружить с гадалками, волшебниками и ведьмами,
Но никогда не занимался чернокнижием сам!
Зачем мне это?!
Возмутительно!
Да если я возьму в руки одну из книг доктора Генриха не для того,
Чтобы украсть ее или сжечь,
Пусть меня сразу же пронзят клинком!
Итак,
Я могу стерпеть любую ложь в свой адрес,
Потому как я сам немало вру,
Но с этим я не смирюсь!

Нан в тот же миг распахнул дверь,
Уверенно засучил рукава и поправил шляпу.
Заклейменная сразу выдала свою ложь,
Пальцем на него указав,
И вместо того,
Чтобы отстоять себя утомительной речью,
Де Рейв расхохотался,
А с ним – и все завсегдатаи «Птичьего домика»,
Захлопавшие в ладоши и отнявшие трость у преступницы.
Это вывело из себя приговоренную,
И та, отбросив костыли, подбежала к разбойнику де Рейву,
Чем навлекла на себя насмешки.
Громкий смех звучал в стенах питейного заведения,
Просачиваясь на городские улицы
Через оконные щели, дыры в крыше и печные трубы.
Симара, стоявшая за спиной Нана,
Улыбалась,
А ее спутник катался по полу,
Хохоча во весь свой звонкий юношеский голос.

Де Рейв: Дорогие мои приятельницы,
Дорогие соучастницы всех моих проделок в стенах этого города!
Когда в следующий раз вы надумаете соврать что-то про меня,
Постарайтесь, чтобы ваша ложь
Читалась во всех словах не так откровенно!
Вы не оставили никакой интриги простому народу,
Ожидавшему узнать,
Как же так вышло,
Что вы одновременно были и на башне, и в ее стенах!

Засвистели воровки,
И сбежались,
Как хищные птицы, почуявшие добычу,
Бродяги и разбойники.
Настоящая охота началась тогда
На Нана и Симару.
В воздухе свистели стрелы,
Со всех сторон зажигались
Смола и факелы.
Паяцу пришлось
Украсть у городской стражи
Прекрасного черного коня.
Красный в полуденном свете,
Он перебросил юношу и девушку,
Бежавших от преступников,
Через пропасть,
За которой начинались
Дремучие леса,
Та часть территории,
Которую дрожащей рукой
Странники и астрономы надписывают на карте словами:
«Здесь обитают драконы»,
Не зная и страшась узнать,
Какие опасности ждут впереди,
Там,
Где кончается все изведанное.
Но и там все дороги были известны Нану.

Де Рейв: Далеко до дома твоего, Симара,
Только завтра, подкрепившись и выспавшись,
Сможем мы туда попасть.
А сегодня позволь мне пригласить тебя
В заброшенное поместье,
Которое строили здесь специально для сестры принцессы Камиллы.
Над той пропастью,
Какую над помог преодолеть черный конек,
Хотели возвести мост из стекла или хрусталя,
Но принцесса Малейн пропала,
И это место стерли со всех карт.
Я бывал здесь, пойдем!
Поместье просто прекрасно:
Двенадцать затихших фонтанов украшают двор перед ним,
Шесть громадных дверей,
Таких же больших,
Как окна в домах великанов,
Ведут в холл,
Где мы можем скользить, как на льду,
На паркете,
По которому не ступала нога человека.
А под крышей, прямо над спальней принцесс,
Где ты ляжешь в красную кровать, а я – в зеленую,
Две громадные дыры в потолке,
Сквозь какие можно увидеть звезды.
Но ты не смотри на них, как на отверстия,
Проделанные ветром и временем,
Не стоит этого делать!
Лучше представляй увиденное небо лепниной и рисунком,
Выполненными талантливым художником.
Пойдем же! Ты когда-нибудь танцевала на длинных столах,
Каблуками терзая скатерть?
Пойдем, я покажу тебе, как это здорово!
Я умею высекать огонь из веревок и камушков,
Мы зажжем свечи и разведем костер,
Приготовим ужин из орехов и фруктов…
Там растет замечательный дикий виноград,
Ты должна его попробовать!

Нан распахнул перед Симарой обтянутые плющом ворота,
А затем открыл тяжелые двери,
С гранитных узоров которых
Посыпалась белым снегом пыль.
Закутавшись в разноцветные гобелены,
Как в королевские мантии,
Нан и Симара играли в королеву и короля,
Расхаживая по залам
И раздавая приказания воображаемой прислуге.
Устав от ролей монархов,
Они легли в большой спальне принцесс Флердеружа.
В полночь, когда Симара захотела поблагодарить Нана
И приподнялась со своей постели,
Она не увидела де Рейва напротив,
В кровати на другом конце комнаты.
Он куда-то ушел.
Может, он решил лечь на крыше,
Чтобы полюбоваться звездами,
Может, он вышел в коридор,
Чтобы проверить,
Не забыл ли он потушить какой-нибудь подсвечник,
Но Симара чувствовала, что Нан рядом,
И она не боялась остаться одна,
Осознавая, что рядом тот,
Кто всегда может ей помочь.
За разбитыми стенами
Завывали волки и тосковали совы,
Но Симаре не было страшно.
Все еще рисовала ее фантазия
Всю королевскую конницу и всю королевскую рать,
Которым король Нан, примеривший гобелен с красными розами,
Приказал охранять свою королеву,
И ей не было страшно.
Она укрылась покрывалом,
Дышавшим зрелыми пионами,
И прекрасные красочные сны
Охватили ее.

Симара: Спокойной ночи, Нан.
Не знаю, соврал ты мне или нет,
Говоря, что в твоем неуютном мире много хороших людей,
Но я точно знаю,
Что ты замечательный.
И там, где ты,
Я ничего не боюсь,
С тобою мне спокойнее, чем за толстыми стенами башни
В колючих ветвях роз.

В небе сверкала серебряная Луна,
А на двери в кабинет мага горела золотая ручка в виде Солнца.
Милорд и все его вороны
Обошли и осмотрели каждую комнату,
Каждую нишу,
Каждый уголок.
Они не нашли в доме ничего, кроме осколков и черных перьев.
Злился Милорд и вонзал в облака молнии.
Понимавший, что Симара никогда от него не уйдет,
Он был уверен, что ее украли,
Как похищают в отсутствие хозяина дома
Золото, деньги и драгоценные камни.
Грозовая вспышка озарила на миг небо над всем миром,
Испугав, наверное, всех населявших его существ.
Дорого обошелся колдуну его гнев:
Надолго ослабли его чары.
Там, где начинался лабиринт,
Милорд увидел две цепочки следов.
Глубокие отпечатки рваных подошв
С длинными линиями погнутых шпор
И еле различимые на земле последствия легкой девичьей поступи
Предстали его глазам.
Тогда маг, взяв с собой одного из воронов,
Пошел по ним туда,
Где кончается подвластный ему Лес.