5. Проза жизни

               
                Вершил с великими дела.
                Почтенность появилась в позе.
                Вздохнув поэзия ушла.
                И он теперь женат на прозе...


3 ЧАСА НОЧИ!

— Алло, дежурный?

— Милиция слушает.

— Извините за беспокойство, но мне нужен ваш совет.

— Какой?

— В подъезде очень громко беседуют два экземпляра

слабовменяемых граждан.

— И что?

— Сейчас три часа ночи. Сказать им об этом или не

надо?

— Думаете, у них своих часов нет?

— Думаю, они часы – не видят…

— У вас что – подъезд без лампочек?

— Да нет, подъезд – светлый. Это у них пиво слишком

тёмное.

— Вы уверены что пиво?

— Да. Они хвост делят.

— Какой хвост?

— Селёдочный.

— Вы мне в три часа ночи позвонили, чтобы о хвостах

рассказывать?!

— Нет. Чтобы спросить: этично ли делать замечание

незнакомым людям?

— В три часа ночи?

— Да.

— Замечание?

— Да.

— А зачем вам мой совет, вы, что сами не знаете, как

надо поступать?

— Не знаю.

— Почему?

— А вдруг, я им скажу, что три часа, а они начнут в

дверь стучать и спрашивать: а сколько минут четвёртого?

— А вы им сразу точное время скажите.

— Значит, всё-таки, сказать?

— А у вас дверь двойная?

— Нет.

— А муж есть?

— Нет.

— А приёмами, хоть какими-нибудь, владеете?

— Нет.

— Тогда рекомендую: в уши – вату и на голову три

подушки.

— Но они же всем мешают.

— Нам больше никто не жаловался.

— Я не жалуюсь. Я спрашиваю.

— А я отвечаю, нечего приставать к незнакомым

мужчинам в три часа ночи!

Отбой…

Ну, это ж надо! Не хватает малости!

Не вывернешь мозги, так их свернёшь,

Пока из галактической туманности,

Возникнет мысль, обычная, как ёж.


Я славлю человека и общение,

Что выше, чем у высших обезьян.

Ещё превыше, возношу терпение,

В общении, когда наш «гомо» пьян…


ТОЛЬКО ДЛЯ ЖЕНЩИН.

Для женщины, что самое главное? Правильно! Умение удержать мужчину.

Одни держат вкусной едой, другие чистотой, третьи интимом, четвёртые всем сразу.

Нудно. Дорого. Утомительно.

Между тем существует, совершенно замечательный, способ удержания мужика около своей юбки. Единственное неудобство метода – абсолютная профнепригодность для слабонервных дам.

Итак. Глубокий вдох.

Мужчину нужно привязывать… свободой. То есть, ваше сокровище должно быть убеждено на 101%, что оно получит свою свободу обратно, в любое удобное время суток. Хотя бы иногда, предлагайте своему мужчине пожить отдельно от семьи. Отдохнуть. Расслабиться. Прошвырнуться на танцы. Успокойте его. Поклянитесь, что вы не нуждаетесь в неусыпном контроле с его стороны. Пообещайте ему верность до гроба. На оптимальный срок. Например, на две недели.

Он действительно собрал чемодан? И вы соберите. Да не чемодан! Нервы в кулак. Благословите и отпустите. Зачем вам – такой мужчина?

Однако, как показывает практика, вероятность подобного исхода ничтожно мала. Поэтому, пожалуйста, будьте готовы к худшему: он никуда не уйдёт! А вам, просто позарез надо, чтобы он сгинул, провалился в тартарары.

Попробуйте не кормить. Не помогает?

Перестаньте разговаривать. Не слышит?

Отмените интим. Ноль эмоций?

Перепробуйте все способы отсухи.

Что-нибудь отмочите.

Он к вам прикипел?

Ну, вот видите, а вы не верили, что мужчину можно удерживать свободой.

Вам действительно нужна свобода?! Тогда применяйте все методы выживания в комплексе. Год. Два. Три. Плюс «дихлофос». Или «киллер». По существующим экспериментальным данным, такого отношения, к себе любимым, не выдерживают ни мужья, ни мужчины.

Разумеется свободная женщиа

Омуту колдовскому,

Дана неземная власть.

Разрезала по живому,

Сама от боли кривясь.


Туман в окно потянулся.

На сердце – туманом – грусть.

Чтоб ты ко мне не вернулся,

Я за тебя молюсь.


ВЕСЁЛАЯ Я.

С тобой ТАКИЕ происходят вещи...
Лишь потому, что ты и есть ТАКОЙ".

Владимир Рецептер.

Весёлая я. И куча весёлых разностей со мной и происходит.

Стою у метро. Со своей рекламой. Стихи и песни на заказ. От потока выходящих, сильно в стороне стою. На пути потока ещё два товарища с рекламой. Крупная дамочка товары рекламирует. Мужчина газеты раздаёт. Я, по причине вечера и зимней погоды, в несколько слоёв одежды приодетая. А росту во мне... метр с кепкой, примерно.

Выходит, с очередным потоком, шкафообразный мужик. Куртка на пузе не сходится. Оценивает потенциальных собеседников... из числа рекламщиков... подходит ко мне.

Сообщает без экивоков. Ты сейчас, через 15 минут, сдохнешь! Интересуюсь. Простите, а на каком основании? Потому что я сказал! Говорю. Ну мало ли, что вы сказали... А я говорю, что вы будете жить долго, здорово и счастливо. А чё это ты мне добра желаешь?? А я, говорю, всем добра желаю.

Подумал секунду. А чё ты тут рекламируешь? Стихи и песни на заказ? Тебе это всё равно не нужно будет, потому что ты через 15 минут сдохнешь! Отвечаю, с сомнением. А вдруг нет? Так ещё и пригодится...

Он продолжает. И чё ты воще пишешь? Перешла к демонстрации...

Не быстрый вывод,

Но весьма печальный.

Вокруг - дебилы?

Значит, вы центральный...

Стоит надувается. Понял, что обидела. Не понял как. Выдаёт. Да ты - корова! Ржу, всхлипывая. Ну если я сейчас прикид сниму, плакать начнёшь. Я и на козу-то не потяну...

Мужик вскипает. Да я сейчас полицию позову!.. Ну иди, говорю, зови...

Отходит от меня, кидает прощальный взгляд и коронную фразу. Завтра увижу здесь - убью.

Ага, думаю, значит таки не уверен, что через 15 минут...

Шкаф подходит мужика с газетами окучивать. Я видит Бог, Евдокимова вспоминаю. Хорошо, что я мужику попалась! У кого-нибудь другого, инфаркт блин, был бы...

Со своей рекламой, на этой станции метро, я ещё долго и часто стояла. Добрый мужик больше не попадался. Может нарвался на кого... Не все же такие мелкие и весёлые, как я.

В жизни спорные моменты,

Так решают мужики.

Есть у умных - аргументы.

У придурков - кулаки.


ВЕСЁЛАЯ Я. ЧАСТЬ 2.

Унылое общественное учреждение. Биржа труда. Узкий коридор. По три человека, с обеих сторон, стенки подпирают.

Время года, примерно август.

Появляется главное действующее лицо. Хотя лицо, конечно, перебор. Муха. Предосенняя и надоедливая.

Садится на руку. Отмахиваюсь на автомате. Опять садится. Отмахиваюсь со словами, говорю, отстань. Садится... Не выдерживаю, обещаю. Отстань! Голову оторву...

Садится... Ах, так?! Хорошо! Садись. И протягиваю раскрытую ладонь.

Муха усаживается на ладонь, командую, ползи. Ползёт на запястье. Не туда! В другую сторону.

Муха разворачивается, ползёт в центр ладони. Короткий взмах руки и муха в кулаке. Аккуратно достаю, ласково вопрошаю. Я тебе говорила отстань, голову оторву? Говорила...Теперь не обижайся.

Отрываю голову, выбрасываю останки, стою спокойно.

Я, конечно, знала в теории, что существует такое понятие. Земной поклон. Но видеть вживую не доводилось. Довелось.

Колоритная дама напротив, неожиданно, отвесила земной поклон. И сказала. Думала я одна придурок... Нет. Вижу, ещё есть... Спасибо!!!

А вы любите чудить?

Где-то за горами.

Где-то у реки.

Где-то между нами -

Есть весельчаки.

Мирно поживают,

(Тут уж не отнять).

Но всегда желают -

Громко хохотать.

Не скрывая муки,

С зажиманьем ртов,

Проживают буки,

Средь весельчаков.

Что вокруг - смешного?

Букам не понять...

И твердят сурово:

Хватит хохотать!

До чего же тяжко,

Букой в мире жить.

Ползать, как букашка.

Скукой дорожить.

И следить за всеми,

Просто всякий час,

Чтобы тюкнуть в темя,

За чертей из глаз.

Противостоянье

В мире есть всегда.

Стоит ли вниманья,

Эта ерунда?

Для весёлых граждан,

Буки - не указ.

И народ отважный -

Чёртики из глаз!


ВЕСЁЛАЯ Я. ЧАСТЬ 3.

Части абсолютно самостоятельные. Объединяет их одно. Я. Всё это приключалось со мной...

Стою на рекламе. Всё той же. Стихи и песни на заказ. Метро Третьяковская. Примерно на 3-ей ступеньке сверху. На теневой стороне. (Это важно). Погода ни жаркая, ни холодная. Самая что ни на есть курьерская и рекламная.

Подходит мужчина. Интересуется. Рядом с вами постоять можно? Отвечаю. Почему нет? Я ступеньки не купила...

Стоит. Общаться начал. Хотя мне показалось - грузить...

Столько, говорит, в Москву народу понаехало... Человек к тебе подходит, обнять пытается, привет! А потом. Ой, обознался, простите! А у тебя ручка из кармана пропала...

И машину страшно оставить, того и гляди, залезут, обчистят.

Не выдерживаю. Послушайте, вы что пессимист?

Ну почему пессимист... Правда же, форточку в квартире страшно открытой оставить на 7 этаже... Залезут...

Совсем не выдерживаю. Нет! Вы точно пессимист! На любое событие в своей жизни, можно с разных сторон посмотреть. Я вам сейчас свою историю расскажу!

Несу я как-то, поторапливаясь, слепки в стоматологию. Дорогу, на зелёный свет, толпа переходит. Несусь за толпой. И тут с основной дороги, водила поворачивает. Встретились два одиночества... Он меня сбивает, я вскакиваю, бегу дальше. Толпа орёт. Вы куда?!! Я тороплюсь, мне некогда! Водитель из машины выскакивает, хватает меня за руку. Я вас отвезу! Да спасибо, мне недалеко... А он как зомби. Я вас отвезу.

Пришлось садиться. Довёз. 200 метров... Выхожу из стоматологии. Стоит. Ты чего не уехал? Я вас домой отвезу. Пытаюсь спокойно объяснить. Мне на метро 40 минут до дома. А ты меня сейчас, по пробкам, 2 часа катать будешь... Я ВАС ОТВЕЗУ.

Пришлось ехать. 2 часа, по пробкам. А мне пришлось его смешить и успокаивать. Потому что он был в шоке.

Включается пессимист. Хорошо, что не бросил и не уехал. А мог бы...

Ну уж нет, говорю, у меня настрой позитивный. Меня не бросят и не уедут! Уж до морга, во всяком случае довезут!

Пессимист. Ну это надо Москву хорошо знать. А то могут и морг не найти...

Ой, говорю, что-то зябко на теневой стороне, пойду на солнечную, погреюсь. Пессимистического сопровождения не последовало...

Наверное после этого, я и написала стихи о 2х картинках бытия.

Всё яснее зеркала.

Всё короче расстоянья.

Всё сильнее два крыла:

Доброта и пониманье.

Мир творенье добрых рук:

Облака, деревья, птицы.

Всё лучистей солнца круг,

Всё прекраснее вокруг,

Человеческие лица.

***

Всё печальнее слова.

Всё навязчивей примеры.

Всё поклонней дерева.

Всё безрадостнее вера:

Человек - исчадье зла,

Постулат давно известный...

День за днём горят дотла,

Тихо падает зола,

Всё серее мир окрестный.

***

Две картинки бытия.

И какая сердцу ближе -

Выбираем ты и я.

***

Так замыслила природа:

Правоту свою несём -

Всё упрямей, год от года.

ВЕСЁЛАЯ Я. ЧАСТЬ 4.

Если со мной что-нибудь весёлое не приключится, то это не я буду. Вот так. Ни больше, ни меньше.

Метро Сходненская. Маршрутка в налоговую. Ехать минут 15. Иногда в тишине удавалось доехать. А иногда...

Напротив сидит мужчина лет 30-ти примерно. Ведёт бизнес-разговоры. С одним клиентом, со вторым, с третьим. И всё бы ничего, но этот товарищ не дружил с половиной согласных...

В налоговой мы оказались у одного окошка.

Не удержалась. Выразила ему полное восхищение. Объяснила почему. Вставила зубы и из-за нарушения дикции, стала слегка стесняться разговаривать. А вот у вас, простите, с дикцией не очень, но вам это никак не мешает...

Этот удивительный человек посмотрел на меня и сказал: комплексы месают нам зыть.

На ближайшем корпоративе я поделилась этой историей и предложила выпить за то "чтобы комплексы не месали нам жыть"!

А вам... месают комплексы?


Эти буквы, эти звуки,

Просто бяки, просто буки.

Ах, как часто трудный звук,

Отбивается от рук.


Прирученье звуков дело,

За него возьмёмся смело.

Будем звуки приручать.

Ох, с чего бы нам начать?


Ах, для Любушки, для Любы,

Звуки все милы и любы.

Лишь один ни сяк, ни так,

Не приручится никак.


Мы с Любашей мыли Луки,

Одевали куЛтку, бЛюки.

Выходили с ней во двоЛ,

Любовались не забоЛ.


Мы с Любашей не молчали.

ЭР-капризу приручали.

Час прошел ли... два ль прошло...

Но однако помогло!


Рыба, рак, река, ракета,

Рама, сыр, рука, карета.

Мы рычим, парим, творим.

Р-р прекрасно говорим!


Сдался звук, попав в осаду.

Я сказала Любе, ладно,

Приведи сама пример,

Слов с капризным звуком эр.


Ну а тут уж, юный друг,

Я не виновата.

Любушка сказала вдруг:

Ёрка и Ропата...


ВЕСЁЛАЯ Я. ЧАСТЬ 5.

Теперь вспомнилась древняя история. Допотопная. Точнее доразводная. А если совсем точно, то предразводная.

Возвращается как-то муж домой, в обычное время, в два часа ночи и в обычном состоянии, то есть навеселе, но без метлы, просто с довеском. Мужиком каким-то, несильно побитым.

Так, ссадин несколько на лице, под подбородком рана рассечённая, чуть не в палец глубиной.

Муж ко мне обращается, на мужика кивая, сделай чё-нибудь.

Молча веду мужика в пустую комнату, бросаю подушку на пустую панцирную (важно) кровать. Укладываю. Приношу тёплую воду, салфетки, мазь. Начинаю обрабатывать побитый мордус.

Намазывая ранки мазью, успокаиваю. Это вазелин с девесилом. Может быть лёгкое жжение, но ранки заживают быстро и не остаётся шрамов.

Мужик всю дорогу таращит на меня глаза. После моих успокаивающих слов, задаёт вопрос. То ли изумлённым, то ли жалобным тоном. Слушай! Ну ведь таких не бывает?.. А?..

Пожимаю плечами. Бывают. Даже иногда расходятся.

Мужик лёжа подпрыгивает на полметра (преимущество панцирных кроватей), садится и выпаливает следующий вопрос, уже возмущённым тоном... Он что? Уху ел?! Отвечаю. А вот это, ты уже у него спросишь.

Не знаю, спрашивал или нет. Благополучно отбыл.

А отношения, действительно, закончились разводом.

Меня за дальней далью, лет десять спустя, ждали счастливые отношения. А бывшего - череда не таких, не таких.

Весёлая я. Часть 6

АРКАН

Упоительное чувство всемогущества играло на губах Аркана, как первый лучик зари на верхушке лёгкого, утреннего облачка.
Просыпаться сразу. Не было такой дурной привычки, у Аркана, отродясь. Ах, ну ладно, у Аркадия. Кличку Аркан, он придумал себе сам, когда ещё подростком понял, что умеет подчинить себе любого слабака, буквально не давая ему дышать, без его Арканова высочайшего дозволения...
Аркадий довольно жмурился, вспоминая последние шесть лет поистине упоительной власти над с... супругой.
Хотя с... и есть с... За шесть лет семейной жизни, не то что родить... не забеременела даже. А туда же! Уважения ей надо. За что???!!!
Развод затеяла.
В деревню съехала.
От него, Аркана? Ха-ха. А я вот он. Он попытался привычно потянуться. Не вышло. Что-то пошло не так. Совсем не так. Резко открыл глаза. Какие потягушки?! От плеч до лодыжек, он был спелёнут, примитивным скотчем, как мумия.
Мгновенно оценив, что дёргаться бесполезно, прикрыл глаза. Появится же этот грёбаный пеленатель.
Дверь заскрипела, заставив его замереть. Вошли две бабы. С одной ясно. Тварь бывшая. А вторая кто? Голос незнаком.
Молчать. Думать. Запоминать. Из скольких передряг по жизни выбрался, фиг ли ещё одна.
Бывшая подошла, плеснула водой в лицо. Просыпайся!
Не сдержался. Ах, ты паскуда, забыла кто твой хозяин?!
Вторая подошла, зажала голову в мёртвые тиски, а бывшая ловко заклеила ему орало скотчем.
Ну что, теперь поговорим.
Забыл, что мы в разводе? Забыл, что твоё хозяйствование в ЗАГСе осталось? Сейчас вспомнишь. Только тебе это уже не поможет.
*
Аннушка, сидя на скамейке под старым дубом, вызывала абонента.
Алло, дядя Антон, как настроение? Порыбачить не хочешь? А то заработался. Не пора ли отдохнуть малость, в доме с видом на озеро. Снасти есть. Алло, занят? Ну тогда звони, как освободишься.
Антон был прожжённым ментом. И самая невинная тирада любимой племянницы, рассказала ему, ой, о многом.
Вид на озеро. Стало быть, Аннушка в доме своей тётки, Серафимы, отбывшей не так уж давно на ПМЖ, на небушко. Из этого прямо вытекало, что с Арканом она, слава всем святым, развелась. Давно уже предлагал ей, на три срока накопать, на эту гниду. Но не срасталось как-то. Ладно, проехали. Но коли надоба у неё, в дяде-ментяре, то по всему видать, Аркан в тёткин домик наведался. Меж тем, голос у Анюты спокойный до безмятежности и означает это только одно - Аркан как-то нейтрализован. Как, другой вопрос. А коли Аня в гости зовёт, то значится, нейтрализованного куда-то определять надо. Он задумчиво посмотрел на телефон.
*
Арчи покосился на булькнувший аппарат связи. Прочитал сообщение, вздохнул. Пора платить по счетам. Смс-ка с незнакомого номера, была лаконичной. Билеты для вас... на Три тополя... зарезервированы.
Людей, в старом парке, в сумерки, бывает очень мало, а то и всего ничего.
Двое мужчин шли по безлюдной аллее. Старший, это был Антон, негромко говорил. Не "по чину" мне определять этого зарвавшегося гада. На правосудие не уповаю. Аркан только со слабыми, с бабами, со стариками, мерзавец последний. А с власть имеющими, лизоблюдное пресмыкающееся. Хуже мокрицы и уховёртки вместе взятых.
Стариков гнобил без передышки. Дочь у них на глазах ногами по голове пинал и улыбался. Определить пожизненно надо. Чтоб не вышел никогда. И чтобы шесть лет жалел, что родился. Каждый день жалел.
Он сейчас здесь. В руку Арчи легла бумажка. Думаю, что связан и крепко. По тому как он при даме. А дама спокойна, как удав после пачки дуста. С учётом того, что её последние шесть лет, без передышки колошматили.
Арчи вздохнул с облегчением. Честно говоря думал, что за свое спасение в дурные, малолетние времена, дороже платить придётся.
Он сунул бумажку с адресом в карман. Посмотрел на старшака. Всё запомнил. Всё будет хорошо. Хотя смотря для кого...
*
Большая чёрная машина, в глубоких сумерках, тише лодки подплыла к нужному дому.
Анна вышла на крыльцо, встревоженно посмотрела на позднего гостя. Я от Антона, успокоил он. Где ваша крупная рыба?
На столе разделки ждёт. Арчи оценил юмор и пеленание. Не дёрнется. Как смогла? Да вдвоём работали, отозвалась Анюта. Что и не мычит? А мы ему водочки в ротик плеснули и скотчем залепили.
Да. Подальше надо, от нынешних дам держаться, подумал вынужденный визитёр.
Ну коли вас двое, одна пусть на отвлечение сработает. Пройдётся по деревне, собак подразнит. Нам дурное любопытство ни к чему.
Зинка шла по деревне, веточкой помахивала. Деревенский люд вроде как по домам сидел.
Арчи и Анна споро, хоть и с трудом, впихнули мумию во внушительный багажник. Чаю попьём? Спросила Анна. Гость покачал головой. Мне ещё рыбу определять, пока не протухла. Поеду.
Не включая огней, Арчи неспешно выезжал из деревни. Отъехав на приличное расстояние включил огни и скорость. До развилки ехать долго, есть время подумать, куда свернуть.
Вариантов не густо, два. Упорная работа на благо хозяина, в бывшей союзной республике. Или странно-приимный дом. Не то что бы не афишируемый, официально даже не существующий. Пожалуй, второй вариант понадёжней будет. В голове зрела характеристика, достойная багажного экспоната.
Немного не добрав до десятка быстрых, дорожных перекусов, Арчи приближался к пункту назначения.
Выбрав из бардачка нужный телефон, нажал на кнопку "быстрый набор". Да... Мрачно отозвалась трубка. С гостем. Ехать? С полчаса. Понято. Экран погас.
Асфальт кончился. Слева, с трудом угадывалась в густой траве, похоже совсем редко используемая грунтовка. Нырок в перелесок, ещё минут десять и глазам доставщика груза, предстал серьёзный трёхметровый забор. С колючей проволокой по гребню... Ещё небось и под напряжением, мелькнула и погасла мысль. Три условных гудка и часть забора уплыла влево, открывая щель для въезда. Потом, так же плавно, забор вернулся на место.
*
Появился обладатель мрачного голоса. Тоже достаточно мрачный. Кивнул гостю, повернулся и пошёл. Арчи двинулся следом.
Аскетичный кабинет, с творческим минимумом мебели, стол с компом, два стула, настраивал на деловой лад.
Угрюмый, как окрестил директора(?) хозяина(?) Арчи, без обиняков спросил. Недешёвое удовольствие. В курсе? И подвинул гостю листок с расценками.
Зелень берёте?
По курсу.
Лады, посчитайте за шесть лет.
Угрюмый поднял бровь. Но быстро развернул листок с итоговой суммой.
Пойдёт.
Арчи уточнил, в бухгалтерию?
Угрюмый крякнул. Не держим.
Что на счёт договора содержания? В смысле, письменный или устный?
Угрюмый уточнил, что есть особые пожелания? Тогда ни то, ни другое и достал диктофон.
Арчи уже выруливал к асфальту, а Угрюмый в третий раз прослушивал диктофон и думал, это как же надо было нагадить... чтобы ТАКИЕ условия запросили. Ну да за такие шикарные премиальные и инквизицию организуем.
*
Три равнодушных амбала, один с дубинкой наперевес, готовили нового постояльца к новым же условиям.
Распечатали, разрезая скотч и одежду, помыли ледяной струёй воды, кинули грубую робу. Одетого повели полутёмным коридором, к месту постоянной дислокации. Аркадий заскрипел зубами. Клетка. В одном углу топчан, в другом параша. Мстительно подумал, выберусь, ох, кто-то пожалеет...
В одном из углов, металлический прут изгибался в строну, отверстие походило на кошачий лаз. Утром, через лаз просунули в клетку железную чашку с несъедобной бурдой. Рядом примостили железную кружку с чаем, пахнувшим банными вениками и полу-чёрствый кусок чёрного хлеба. Приятного аппетита, пробурчал себе Аркадий и давясь съел выданную пайку.
Выкинул через лаз пустую посуду и плюхнулся на топчан. И тут же оказался на полу, потому что чёртов топчан развернулся боком. Вернуть лежбище в исходное положение не вышло. Пришлось сесть на пол, упираясь спиной в прутья. Бысто напал озноб. Чтобы согреться, пришлось наматывать километраж по клетке. Мысли в голове крутились одна поганей другой. На двери замок амбарный. В кошачий лаз даже полголовы не пролезет. И что? Все? Эта тварь будет жизнью наслаждаться, а я тут загибаться должен?!
Ага. Должен. Прозвучало снаружи. Аркан дёрнулся, оглянулся, никого.
Ни часов, ни телефона! Свет тусклый мертвячий... бешеный топчан... Время пообещало растягиваться разжёванной жевательной резинкой.
С обоих торцов клетки стояли плотные экраны. А коридор длинный... Значит клеток тут много. Все пустые?
Словно в ответ на вопрос, где-то в конце коридора раздался жуткий вой.
Тьфу, сплюнул Аркан, лучше уж пустые! Погоди... Я что - в психушке? Произвол... подлый, мерзкий, я даже знаю чей! А толку? Звякнуть нельзя, а искать не будет никто. С работы уволился. Дружбану сказал, что в деревню дёрнул, а у него ещё своих замутов до фига, может через полгода вспомнит. Я ж тут крякнусь...
Не-а! Опять раздалось снаружи. Ну никого же там! Блин! Какая сволота глумится? Я чего ... это... вслух разговариваю?.. Или уже галюны начались?.. Как же время отмечать?
Сзади раздался грохот. В лежачее положение вернулся топчан. Ага. Значит, топчан вверх-вниз, это сутки. Лады. А дальше чего. Внезапно началась грызня в голодном желудке. Что, ещё и кормёжка раз в день?
*
Арчи доехал до последней развилки и задумался. На чай что ли напроситься? С одной стороны, напугали девицы, а с другой заинтересовали. Больно уж Аннушка хороша. Он вздохнул и повернул руль, в деревенскую сторону.
Зина и Анна чаёвничали за поздним ужином. Вдруг Зина насторожилась. Гости к нам что ли? Быстро метнулась в тёмную комнату, глянула их окна. А, старый знакомый...
Всё нормально, Анюта, иди открывай, свои.
Добрый вечер, красавицы, вот на чай вернулся. Лучше поздно, чем никогда.
Аня отвернулась, чтобы скрыть улыбку и достала ещё одну чашку. Повисла пауза. Арчи, спасая положение, заговорил. Всё хорошо. Рыба цела. В хорошем аквариуме теперь.
Девчонки хихикнули и принялись методично отхлёбывать чай.
Горячий чай подействовал на Арчи очень плохо, он вдруг почувствовал страшную усталость и желание уронить голову прямо на стол.
Анюта всполошилась, вам в доме постелить или на сеновале?
В доме.
Анна споро застилала постель и удивлённо прислушивалась к себе. Сердце ёкало и ухало куда-то вниз. Да что я, как девчонка-малолетка, упрекнула она себя. Без улыбки вернулась к столу и показала гостю направление.
Арчи упал на кровать одетым и вырубился. За то, что уснул не раздеваясь, он извинится завтра. Трое бессонных суток, демонстрации хороших манер, увы, не способствуют.
Аня задумчиво жевала печенье. Зина с интересом смотрела на Аню. Ну что, подруга, не надолго твоя свобода, чувствую. И так уже целую неделю в разводе.
*
Будильник заверещал ни свет, ни заря. Арчи сел с закрытыми глазами и с упорством, достойным лучшего применения, принялся доказывать себе, просыпаюсь! Организм бунтовал и требовал досыпа. В самый сложный момент противостояния, вписалась Аня с вопросом. Чай ставить?
Ага. И умыться.
Зина изо всех сил притворялась спящей и молилась, Господи, путь Анечке повезёт! Пусть у неё всё сложится как надо!
Умытый Арчи, наскоро попил чаю и заторопился. Уже на крыльце решился, вложил в руку растерявшейся Анне листок, попросил, позвони мне и быстро пошёл к машине.
Спрятав записку в карман, Аня вернулась в дом. Лечь что ли? И вздохнула, не усну ведь.
Так и толклась тихонько по дому, пока успевшая уснуть Зина, не встала.
Что думаешь делать подруга?
Аня помедлила. Дом жалко, а работать надо. В квартиру придётся вернуться. Рыба в аквариуме надёжном. Буду строить новую жизнь. И в гости по выходным ездить к дому и к тебе. Сколько за присмотр брать будешь? Зина поперхнулась чаем.
Анна, словно не заметив, продолжала. Во-первых тебе доход не помешает. А во-вторых, почему добросовестный присмотр за домом, должен быть бесплатным?
С вечера Аня собирала вещи, к утреннему отъезду, а Зина пыталась сделать вид, что ей не грустно. Анюта утешала. У меня ещё две  недели отпуска. За пару дней в квартире марафет наведу и сюда приеду.
Автобус умеренно трясся по кочкам. Аня выныривала из себя, смотрела в окно и ныряла обратно.
*
Аркан уже боялся скрипеть зубами от злости. За зубы боялся. Кошмарный день сурка, выматывал его деятельную натуру. Привык жену каждый день молотить, руки чесались и уже почти зудели. Голова пухла от злобных мыслей, которые грозились остаться нереализованными. Топчанных верхов-низов он насчитал уже под шестьдесят, два месяца значит. Глаголов осталось три. Спать-есть-ходить. Четвёртый относился к нужнику. Ещё можно было беситься от злобы. Пять. Перемен не предвиделось.
Внезапно оживший экран напротив клетки, напугал Аркадия своей неожиданностью. Он всмотрелся в телевизор. Какой-то мужик, шёл загребая ботинками опавшие листья. Не торопясь никуда. Сел на лавочку, посидел недолго. Дошёл до киоска, купил сигареты, закурил. Аркану почудился дым сигарет... Экран погас.
Что это было? Этот мужик дурацкий. Почему он так злит? А... своей свободой он бесит. Идёт куда хочет, делает что хочет. А я сижу. В клетке.
Аркан насчитал ещё шестьдесят верхов-низов, а мужик всё шёл...
Кажется начиналось разнообразие. Аркадия разбудил смех. Весёлый, радостный, он знал чей, хоть и слышал его шесть лет назад. В семейной жизни она уже не смеялась. Хотелось закрыть уши, не слышать этого счастливого звона колокольчиков. Радуется мразь... Будь она проклята.
Мужик с экрана таки ушёл куда-то. Вместо него появилась пара. Счастливая. Шли, обнимались, смеялись весело. Лиц не было видно, но в том, что это бывшая дрянь с кем-то крутит, у Аркана сомнений не было. Жалко не придушил вовремя.
Показы внезапно прекратились. Аркан торжествовал. Ага, сдохла! Сдохла! Не должна она жить! Хотелось петь. Но сильно демонстрировать чувства Аркан уже боялся. И так уже три внеплановых помывки ледяной водой заслужил.
Вверх-вниз, вверх-вниз, громыхал топчан. Терялось чувство времени. Серая бессмыслица. Зачем это всё? Не-жизнь.
*
Аня быстро навела в квартире порядок. Вызвала слесаря, сменила замки. На всякий случай. Уже, наверное раза три попила чай. И никак не решалась позвонить. Она чисто физически, чувствовала, как ждёт этого звонка Арчи, но боялась нажать кнопку вызова. И искала, искала дела по дому, чтобы отвлечься, не думать. Придумала ненужный список и оправилась в магазин.
Бродила между полок неспешно, складывала в корзину ненужное и старалась не думать о белом слоне. Честно говоря, третье действие получалось из рук вон плохо. Добрый день, прозвучало за спиной, негромко, но Анюта вздрогнула.
Сказала себе. Повернись медленно, улыбнись непринуждённо. Вроде вышло. Арчи улыбнулся в ответ. Давно приехала? Вчера. Выспалась, порядок навела.
Прогуляемся? Аня смотрела на продукты, что их с собой носить? Арчи был серьёзен, смеялись только глаза. Ну тогда пойдём чай пить! Отступать было некуда.
Чаепитие. Разговор ни о чём. Претендент на анино сердце, поставил чашку и заговорил. Не буду ходить вокруг и около. Зацепила ты меня. Торопить не буду. Знаю через что прошла. Но и не отступлюсь. Хочешь, вечером в кино сходим, или в театр, или просто погулять.
Аня решила выбрать прогулку. В парк с озером. Говорят там  иногда лебеди бывают...
Ну тогда до вечера. Стихли шаги в подъезде, скрипнула дверь.
Аня прислушивалась к себе. Нравится Арчи. И тайной повязаны. И уверенность железная, что если не сложится, шантажа не будет, тайной этой, будь она трижды не ладна. Отчего же так душа замирает, если всё правильно? Отчего?
Плакать, смеяться, замереть и кружиться, хотелось одновременно. Может так приходит счастье?
Зеркало удивило. Из него на Аню смотрела юная девочка, с лучистыми глазами. Лучики так и выпрыгивали из глаз и словно звенели. Всё будет хорошо. Всё! Будет! Хорошо!
*
Антон почесал затылок. Удивили. По-хорошему, конечно, но сильно. С меня подарок!
Скромное бракосочетание, завершилось домашним праздником. И гостей всего ничего, и внимание лишнее ни к чему.
Зинка тряслась в автобусе, возвращаясь в деревню, и не могла снять с лица улыбку. Получилось. Всё получилось! Счастья им на долгие годы и деток. И слава Богу, что в первом браке, у Аньки, дело до детей не дошло. В таких скотских условиях, только серийных убийц хорошо растить.
Арчи, почти не дыша, заглядывал в розовый конверт. Сморщенная мордашка не давала никаких шансов определить, на кого она таки похожа... Зинка стояла рядом. Цвела и пахла. Она твёрдо верила, что всё так и будет. И всё так и вышло! И главное - с какой скоростью... За шесть лет - ни намёка... А тут, девять месяцев копейка в копейку.
*
Аркана развлекали. То мужиком на экране, то парой, то хохотом, то диким воем в конце коридора. Причём воем, обязательно посреди ночи. Толщиной он никогда не отличался, а теперь и вовсе походил на гоночный велосипед. Бешеная злоба, всё чаще уступала место полному безразличию.
Экран ожил в очередной раз. Кадры оказались новыми. Женщину показывали со  спины, но было понятно, что она держит малыша. Малыш гулил, женщина тихо смеялась, освобождала волосы из крохотных цепких ручек, забрасывала локоны за спину. Идиллия. Сомнений быть не могло. Бывшая... уже с ребёнком... Он попытался вызвать в себе прилив злобы, получилось плохо. Так, раздражение, расхвасталась тут...  А мысль доедала. Со мной детей не было...
По экрану медленно поплыли буквы. ТВОЯ ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ИНФОРМАЦИЯ ВСЕЛЕННОЙ НЕ НУЖНА.
Эти буквы плыли по экрану до конца шестилетнего контракта.
*
Это... жмурик, кажись, в тринадцатой... Ну это... еда не тронута... Амбал вышел, а Угрюмый невольно задумался. Как ни крути, редчайший случай, контракт только вчера закончился, это надо же так вписаться!..
*
Арчи изумлённо слушал, телефонная трубка вещала. Тут у нас указано, что урну с прахом вы заберёте. Записывайте адрес. Урну. Ладно. Он забросил в багажник лопату. Прикопаю прах по дороге, чтоб ветром не развеяло и не проросло нигде это гнилое, злобное начало.
Конец.

БУМЕРАНГ.

Сталкивались ли вы в жизни со страшной, трагической несправедливостью? Спотыкались ли об эти мысли, ежедневно и долго, потому что несчастье коснулось самой близкой подруги, общение с которой было каждодневным...

В дорожном происшествии погибла её сноха Лизонька. Сын выжил и почти не пострадал. Без мамы остался трёхлетний малыш.

Мысли эти кружились коршунами над головой Вероники, а заодно и над моей. Близкие друзья всегда сообщающиеся сосуды...

Даже не помню, год это продолжалось или всего полгода, но по степени интенсивности, тянуло на несколько лет.

Но всё когда-нибудь кончается. Вот и на мои безмолвные вопросы, был дан ответ с жирным восклицательным знаком в конце.

Однажды, моя подруга, по совместительству жена родного брата, принялась мне рассказывать, дли-и-инную, нудную историю. Крепилась я сколько могла. И когда на моём языке повис вопрос: Ну на фига же мне это надо?.. Прозвучала фраза. Которая пригвоздила меня к полу, а мой язык к подъязычному пространству.

То, что моей подруге и мне, казалось страшной несправедливостью, оказалось страшной справедливостью. Хотя и называют это по другому. Возмездие.

Трудное послевоенное время. Одна из глухих российских деревень. Соседи. Папа, мама с тремя ребятишками. Одиночка с девчушкой. Вполне себе соседская просьба, одиночки к мужику соседу. Укради мне машину дров!

Порядки в ту пору были строгими, за народом приглядывали жёстко. Опешивший сосед только и спросил. Ты что сбесилась? Как??!

А... себе воруешь!..

В район, где сидел в чинах, какой никакой родственничек, полетели птички-кляузы.

Под пристальными взглядами, мужик таки проштрафился в чём-то и загремел на два года... в места не столь отдалённые.

После освобождения твёрдо решил заняться огородничеством. Детей троих поднимать надо. А соседка рядом добрейшая женщина...

И слышал люд деревенский, от этой добрячки не раз, всё равно житья не дам!..

После возвращения главы семьи, собралась многочисленная родня. Отпраздновать это дело.

Хозяин делился. Огородом будем жить. Насос купил для полива. Насос??! А покажи как работает!..

Насос, поставленный на край колодца, исправно качал воду. Возбуждённая родня толклась у колодца, восхищалась. Как и кто из этой радостной толпы, нечаянно столкнул насос в колодец... выяснить было нельзя... Но бензин, со стопроцентной вероятностью, обещал загубить весь пласт воды.

Надо вытаскивать. Быстро нашлась верёвка, но полезший в колодец помощник, закашлялся и крякнул. Пары бензина поднимаются, отравиться можно...

И хозяин принял решение. Сам полезу. Закон подлости, в этот день, работал по полной программе. Верёвка оборвалась...

Из колодца раздался страшный, нечеловеческий крик. Потрясённая родня, стояла у колодца стеной. И всё равно. НЕ ВИДЕЛ НИКТО. Как в колодец к мужу, спрыгнула жена.

Достать из колодца их смогли. Расцепить - нет.

Речи о детдоме, разумеется, не возникло. Всех детей взяли в семью и вырастили родственники.

Дочка доброй соседки, тоже подросла. Вышла замуж. Пошли детки, внучата добрейшей женщины. Одной из внучек и была Лизонька, всеобщая любимица.

ДТП было просто экзотически-уникальным. На какую микроскопическую долю секунды, оказываются рядом два ВСТРЕЧНЫХ автомобиля? Именно этой ничтожной доли хватило для беды. У одной из машин взорвалось колесо. Другая улетела в кювет. В машине улетевшей в кювет, одна девочка погибла сразу, вторая через два часа, третья на следующий день. Две из них были незамужними.

Бабушка, загубившая семью, завывала серым волком на кладбище. Лизонька!.. внученька моя!.. глазоньки твои лазоревые закрылися!.. и за что же это нам!.. Наверное не поняла.

А я поняла на всю оставшуюся жизнь. Нельзя судить о том, чего не можешь знать. Нельзя подличать и гадить людям и при этом твёрдо верить - не прилетит!

ПРИЛЕТИТ.

Расколото небо на две половины,

В разломе залитом слезами рябины,

Недобрый рассвет.

Так вышло. Безвинна, а вроде повинна.

Ах, мама, зачем ты оставила сына!

Зачем тебя нет?

И годы в ознобе холодной погоды.

Пронизаны ветром ненастные годы,

До смертных крестин.

Ведёрко без донца, ромашка без солнца,

Родник без водицы, домок без оконца,

Покинутый сын...

Удел незавидный. Винить провиденье.

По жизни идти с молчаливым презреньем,

Без плена весны.

Смотреться в икон вековые трясины

И в лике пустом, всемогущего сына,

Не видеть вины.

Мальчик выращенный мачехой, живёт далеко от моей подруги. Понять, научился ли он быть счастливым... не представляется возможным.


И ОПЯТЬ О ЛЮБВИ.

Ближе к тридцати, к желанию выбирать мужчин сердцем, внятно примешиваются нотки разумных размышлений. Но не всегда...

И абсолютно бесценный подарок судьбы, человек, которому о себе можно рассказать ВСЁ. И не получить печальных последствий.

Поэтому. Имена изменены. Роли запутаны. А сюжет банален.

Сделать по-своему. Этот базовый принцип был заложен в девочку с рождения. Запелёнатая, она кряхтела, возилась, козохалась, ровно до того момента, когда кулачки удавалось подтянуть к подбородочку. Изогнуться червячком, но подтянуть кулачки к мордашке и успокоиться.

Многие утверждают. Все гороскопы - чушь! Предсказания на каждый день - возможно. А вот с базовыми характеристиками, ой, всё неоднозначно.

Сугубо земной знак. Песочек, земля, куличики, цыпки на всё лето...

Огненная девочка, обожала шалить со спичками. Слава Богу, до пожара дело так и не дошло.

Нравилась она всем. Друзьям, соседям, родственникам, учителям, работодателям, свекрови... Ой, какая девочка!..

Она никогда, от слова совсем, не жаловалась на мужа. Спокойно прожила с ним 12 лет и спокойно без скандалов разошлась. Как-то не удалось с супругом договориться на счёт детей.

Долгая свобода в планы Дианы не входила. Для людей, умеющих принимать жизнь, 30 лет - шикарный возраст для выбора.

Наличие подводных камней по течению жизни, собственно, обязательная программа, для большинства людей. О счастливчиках напишет кто-нибудь другой. Не моя тема.

И так. Приличные тусовки, знакомства, лёгкие привязанности, раздумья. В этом возрасте, уже точно выбираешь не только мужа, но и потенциального отца, для вероятных деток.

В очередной лёгкой привязанности, наметились грозные признаки утяжеления... У Дианы просто кружилась голова, при малейшем прикосновении Алекса. Но мужчина оказался порядочным и благородным. Умолчать о своём прошлом он не мог. А прошлое было бедовым.

Ещё подростком, он не выдержал постоянных издевательств и избиений, своей родной бабушки. Своим родным дедушкой. Отсидел срок за убийство и твёрдо решил НИКОГДА не заводить детей. Чтобы не передать им свою реакцию на несправедливость.

Кровное убийство - горькая казнь, для порядочного человека.

Диана разумом выбрала спутника для жизни. Но заноза в сердце, не планировала менять место дислокации.

Бывает, ещё как бывает.

Понимаешь. Изменить ничего нельзя.

Ждать годы, пока рассосётся само, глупо.

Строить счастливую жизнь с мужчиной, когда мысли, сердце, душа НЕ ДОМА, чертовски трудно.

А кто обещал, что будет легко?

Редко, очень редко Диана делилась своими терзаниями. Ей удалось подлечиться и таки завести себе милую девчушку, вертушку и разбойницу; построить спокойные и доброжелательные отношения с мужем.

И Высшие Силы сменили гнев на милость.

Сон был на редкость реалистичным. Половину сердца Диане отрезали. Очень хотелось плакать...

Утром она удивилась своим ощущениям. Сердце было целым и лёгким. Мучительная, многолетняя привязанность исчезла, как будто её и не было никогда.

А хорошая, дружная семья, в составе мужа и дочурки, смотрели на неё очень даже заинтересованно, ожидая завтрака.

Как забавно, золу поливать,

Словно дерево в ней возродится...

Для чего мне себя предавать?

Забывать, что я птица?

Да в прекрасной бездонности глаз,

Было всё и весна, и отрада.

И вернуться в калифы на час,

Можешь ты... но не надо.

Ни тебя, ни себя не виня,

Я живу и легко мне смеётся...

И уже, не сильнее меня,

То что роком зовётся.


И ТАК БЫВАЕТ.

Вот. И так бывает.

Лина сидела на лавочке, в центральном парке. Был тёплый и солнечный майский день. Ветер тормошил молодые, весёлые листья и лучики ласково перебегали по лицу. Со лба на щеку, со щеки на подбородок...

Да. Бывает. Думала она. Время загадочная субстанция. От дома до работы, двенадцать минут пути. А от работы до дома час, а то и полтора. Хотя, что уж на время жаловаться?.. Лина всё отчаяннее понимала, домой её, что называется, ноги не несут.

При первом знакомстве Миша произвёл на Лину вполне благоприятное впечатление. Показался спокойным, в меру деловым и обаятельным. Конфетно-букетный период ожидаемо закончился свадьбой. Потекли семейные будни.

Мишаня был старше Лины на целых четыре года. Наверное поэтому у него, достаточно быстро, проявилась тяга к воспитательным мероприятиям. И Лина узнала. Смеётся она не правильно. И в неправильных местах. Ходит тоже не правильно. Шаг должен быть шире! А уж досуг проводит, просто по-дурацки. Спрашивается, зачем это нужно? После восьмичасового рабочего дня, сидеть... вышивать?!! Какая от этого польза?

Это потом, много лет спустя, Лина будет ухахатываться над простоквашинским котом. А пока приходилось наблюдать драматический театр для одного, в меру юного, зрителя.

Супруг обожал постановки. И начинались они с тихих, вкрадчивых интонаций. Почему ты не положила мне, в карман рубашки, носовой платок? Забыла?! Как можно?! Возмущённые и яростные упрёки достойные пера Шекспира, продолжались то долго, то не очень. Красной нитью всех концертов, было: для чего я женился??! Чтобы платочки искать (готовить, в магазин ходить и прочая). Ор длился ровно до того момента, пока Лина не начинала плакать.

На довольном лице Миши внятно читалось, а вот нечего, про носопырчатые платочки любимого мужа забывать...

Требование оглашения меню на неделю, было отдельной песней.

Постепенно, до Лины начало доходить. Что-то сильно не ладное у милого с самооценкой. Уронили когда-то шибко низко, повредили значительно, до невосполнимости.

Пробовала молчать на допросах с пристрастиями... Ах, ты молчишь! Ты меня не уважаешь!!!

Попыталась объясниться. Ах, ты оговариваешься! Ты меня не уважаешь!!!

Отшутиться тоже не вышло. Ах, ты надо мной смеёшься! Ты меня не уважаешь!!!

Лина, не однажды, вздыхала с облегчением, слава Богу, малышка пока у бабушки. Кто знает, что для доченьки лучше, ТАКОЙ отец, или никакого?..

Всё-таки листок, из почтового ящика, стал для неё шоком. Повестка. В суд. На развод. До заседания полтора месяца. Поревела, конечно, для порядка, но решила, что всё к лучшему.

Муж так и не смог объяснить внятно. Зачем он подал на развод?

А на заседании и вовсе начал бормотать, что он разводиться не хочет, что передумал.

А я - нет! Сказала Лина. Из здания суда она вышла с гордо поднятой головой.

Гороскопы входили в моду постепенно. Лина совершенно не ожидала, что в характеристику "рака", так идеально впишется вся придурь бывшего.

Но всё-таки хочется восстановить справедливость и сказать. В любом знаке гороскопа есть высшие и низшие представители.

Высшее предназначение рака – Хранитель Жизни и Истины. Низшая ипостась – замкнутый в себе неудачник. И все они задумчивы.

Рассмотрим что такое рак?

С пелёнок думающий знак.

Дай бог ему хоть раз рискнуть:

Спонтанно сделать что-нибудь.

Из заметки "Гороскоп"

А супругу Лина посвятила такие стихи.

Прости. Даже если не сможешь, прости,

За то что простить тебя сил не хватает.

Прощают обиды, во имя любви.

Предательств, во имя любви, не прощают.


Как можно, любя, издеваться и лгать?

Как можно? Но ты не находишь ответа.

Устала тебе оправданья искать.

Устала себя ненавидеть за это.


Крест накрест зачёркнуты нежность и грусть.

Одно недоверье царит между нами.

Нам лучше расстаться? Так что ж, ну и пусть,

Раз нет ничего за душой и словами.


Но ты не сумеешь меня изменить!

С людьми я не стану хитрее и злее.

Грешна, не хочу бескорыстно любить.

Любовью за подлость платить не умею.


Меня научить невозможно, пойми,

В красивом одну только выгоду видеть.

Уж лучше, расставшись, страдать от любви,

Чем, рядом с тобою, тебя ненавидеть.


Всё дальше, с годами, томительный бред.

Но страх подсознательный - мрачная сила.

Что было б, когда бы течение лет,

На счастье моё, нас не разъединило?

***

Любви у нас давно, похоже, нет.

Теперь чего-то большего не будет.

А за окном чуть брезжится рассвет

И скоро в бесконечном вихре буден,


Забудется вот этот разговор.

Растает лёд обид неуловимо.

Но не спасёт от неминучих ссор,

Невысказанный сговор молчаливый.


Зачем тобою всё предрешено?

И мне нельзя, сквозь слёзы, рассмеяться.

Зачем всё так похоже на кино,

В котором суждено двоим расстаться...


СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ.

Собака я. По какому гороскопу??! Настоящая. Четыре ноги, хвост ещё не оторвали… Порода какая? Да не суть важно. Я всё равно от имени всех собак говорить буду.

Сначала, простите, слегка пофилософствую, с вашего позволения. Шопенгауэр, философ немецкий, говаривал: чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю собак. Жаль помер дядька, я бы с ним подружился.

Честно говоря, очень я удивляюсь. Человек и собака сосуществуют рядом не одну тысячу лет, и до сих пор это двуногое, не может запомнить основные правила общения.

То тискать меня начнёт так, что, извините, малую нужду на него справить хочется. То голос повысит, гавкает, понимаешь… То покормить забудет. Это без комментариев. То может предоставить право жить самостоятельно. И никаких угрызений совести! А уж когда вздумает, по-пьяни, целоваться и перегаром – в морду, хоть задохнись, то тут каюсь, никакого собачьего воспитания не хватает. Кусаю.

Вот тут начинается кудахтанье: ах, меня укусили! Ах, противная псина! Вся округа сбегается, все галдят, слова не вставишь. Да, укусил, но в качестве самообороны. И очень хочу оправдаться. А то от меня, теперь, все люди шарахаются с дороги. Прямо в грязный кювет. Очень неприятно.

Уважаемый редактор, пожалуйста, напечатайте в газете мой скулёж: лю-у-у-ди, будьте людьми.


Собака с улицы Непроезжей.


Пёс забавный, в смешных кудряшках,

С черносливами носа и глаз,

Ты прости мой вопрос запоздавший:

Как жилось тебе среди нас?


Люди, люди, двуногие твари,

До чего их трудно понять!

Братьям меньшим жизни не дарят,

Но имеют право отнять…


Жизнь – экзамен. А ну-ка, студенты,

Загляните в шпаргалки свои.

Может псина быть конкурентом —

Человечьей большой любви?


Психологии чёрную кошку,

В тёмной комнате, сложно ловить.

И возможно, но архи-сложно,

Всё по полочкам разложить.


Ставьте полки для трёх неизвестных.

Добираться – так до основ.

Где свидетели, что – человечья,

Что – большая и что – любовь?


Да, любовь ли, когда расправа –

Смысл жизни и суть, и бог.

И свидетель один – удавка,

Заменяет, с успехом, трёх.


Пёс забавный, в смешных кудряшках,

С черносливами носа и глаз,

За неправедный суд и страшный,

Ты прости, ради бога, нас…


ОТОРВИШКА.

В чём разница между педагогом и психологом? – спросил нас пед-студентов, преподаватель психологии на одной из лекций. И продолжил: и педагог, и психолог, в тёмной комнате, с завязанными глазами ищут чёрную кошку. Но у психолога она есть, а у педагога её нет. И всё же некоторые коррекции даёт индивидуальный подход.

Называть четырёхлетнего малыша оторвой наверное несерьёзно. Но, тем не менее, Санька был моей головной болью. Ещё он был головной болью нянечки, воспитателя, моего напарника по группе и заведующей детского сада. В помещении он дрался с детьми, ломал игрушки, забирался на подоконник. На улице – всё так же дрался с детьми, но лез уже в лужи и на забор и отрывал крылья божьим коровкам.

Папы у него не было, мама занималась собой. Кажется, по настоящему, любила и печалилась об этом сорванце только бабушка.

Что прикажете с таким чадом делать? Я не смогла придумать ничего, более лучшего, кроме как держать Саньку возле себя. На прогулку малыши ходили парами, Саня – в паре со мной. На игровом участке, мы сидели с ним на лавочке, держась за руки и Саня канючил: ну можно я пойду, поиграю. Я была непоколебима: нет, Саша, ты не умеешь себя вести. Иногда я всё-таки отпускала его, под честное слово, но вскоре заметила: Сашу бьют трое самых сильных ребят из группы. И если бы по очереди! Нет, мальчишки нападали на него одновременно, и это было несправедливо. Я принялась увещевать малышей. Не помогло. Поговорила с родителями забияк и всё же смогла донести главную мысль: трое на одного – нечестно! Задиры оставили Сашу в покое.

Ангелом он, конечно, не стал. Какой там ангел! Неслух, неряшливый, лохматый, да ещё и с редкостным насморком. Под носом у него вечно красовались насохшие корки и болячки. В ближайший тихий час я подсела к нему на кровать и попросила: Саша, полежи спокойно, я тебе сейчас нос почищу и намажу лекарством. Я буду чистить осторожно, но ты, пожалуйста, не шевелись, чтобы я тебя нечаянно не уколола пинцетом. Он не пошевелился ни разу, и я сказала: молодец, а теперь я сделаю два жгутика и намажу тебе нос вазелином с девесилом. Вот этот жгутик для левой дырочки, а этот для правой. Всей группе было не до сна. И что там с Сашиным носом делают?

Достаточно странно: единственной обработки хватило, нос стал здоровым сразу и насовсем. А на прогулки мы так и ходили, дети по парам и Саша в паре со мной. Надо ли говорить, что он постоянно дёргался и вырывался?

Приближалась середина лета, пора зелёных яблок. На одной из прогулок, я потрясла яблоню, росшую на нашем участке, дети подобрали яблоки. Все подняли по одному яблоку, Ваня – два, Саша – ни одного. Я распорядилась: Ваня отдай яблоко Саше и пойдёмте все на лавочку. Непедагогично, конечно, есть немытые зеленцы, но мы их вытерли. Дети уже доедали яблоки, когда я заметила, Саша – не ест.

Саша, а ты почему не ешь?

Ваня забрал у меня яблоко.

Я возмутилась: Ваня, отдай сейчас же!

А я уже оба съел.

Ну что же, все съели по одному яблоку, а ты два, ты поступил бессовестно!

Я вытащила из кармана запасное яблоко и отдала Саньку.

Полчаса спустя мы засобирались с прогулки. Дети привычно построились парами, непарный ребёнок подошёл ко мне и сунул в руку ладошку. Я опустила глаза и обомлела: это был Санёк, который, всего полтора часа назад, вырывал свою руку из моей.

Истории этой без малого тридцать лет, но она изредка всплывает в памяти и на душе становится тепло. Удивительно, я почти не помню ни одного благополучного ребёнка, из моих воспитательных лет, а этот оторвишка всё помнится.

На педагогическом поприще немало высоких наград и заслуженных поощрений, но есть ли награда выше, чем доверие ребёнка?..

Ах, как хочется нам родителям,

Послушания от детей.

И взираем мы оком бдительным,

На безумие их затей.

Нам в затеи вникать? Уставшие,

Мы мечтаем скорей прилечь.

А мечтами детей, опавшими,

Можно попросту пренебречь.

В пресеченьи мы доки ушлые.

Ни сказать нам, ни доказать –

Если вырастут все послушными,

Кто же будет тогда дерзать?

PS Буду настаивать на своей версии написания слова "девесил". На Руси, отваром девесила, отпаивали женщин первородков, потерявших много крови. Отсюда и название: деве сил. Современная версия утверждает, что растение даёт девять сил и потому называется девЯсил.


О ПРЕКРАСНОЙ ДАМЕ И СИНЕМ ЧУЛКЕ.

Случаются странные встречи и удивительные истории. Идут года, стираются в памяти лица и имена. А услышанная история, всё бередит душу и вдруг выливается на бумагу.

Существует великое множество далеко не бесспорных утверждений и вот одно из них: прекрасная половина человечества весьма и весьма неоднородна по своему составу и делится на две неравноценные категории. Суть одной поясняет исчерпывающе-ёмкое понятие: Синий Чулок. Другая категория собственно Прекрасные Дамы.

Сомнительные истины можно годами носить в душе и не признаваться в них никому, даже себе. А можно в одночасье высоко поднять на щит непримиримой нетерпимости к чужой индивидуальности.

Нескончаемый летний день, черепаший поезд, однообразно-безрадостный пейзаж за окном, редко на кого-то влияют благотворно. А уж на Прекрасных Дам, отягощённых грустными воспоминаниями или, того хуже, имеющих в сердце кровоточащую рану, действуют совершенно непредсказуемо.

Поезд об этом не догадывался. Он полз себе и полз, то по рыжей степи, то среди куцых лесопосадок, как осторожный партизан, готовый в любую секунду нарваться на вражескую засаду.

И в этом заурядном поезде, в примитивном вагоне, сидела у окна невыразимо печальная Прекрасная Дама. Путешествие казалось ей бесконечным, рана – незаживающей, попутчики – невыносимыми. Особенно некоторые. Точнее – одна попутчица. Из другой весовой категории. Типичный Синий Чулок: на редкость неправильные черты лица, неуклюжая фигура и в довершение ко всему противный, до отвращения, голос.

Голос витал по вагону. Он был вездесущим и опекал подопечную туристическую группу, как мог: давал советы, предупреждал вопросы, развлекал, информировал. И не замолкал. Прекрасная Дама была вне себя от бессилья и ярости.

Но всё когда-нибудь кончается. И поезд дополз, наконец, до конечной станции. С шумом и гамом выгрузилась из вагона туристическая группа. Прекрасная Дама облегчённо вздохнула и, со свойственной ей основательностью, огляделась. Надо ничего не забыть. На одном из потёртых вагонных сидений, лежала чёрная, неприглядная сумка. Да ведь это сумка… Ну, погоди, ворона, теперь я тебе отплачу. Сумка легко и незаметно легла на дно огромного целлофанового пакета.

Прекрасная Дама стояла на перроне, стараясь унять предательскую дрожь в руках. А по вагону металась, от растерянности и правда похожая на ворону, руководительница группы. Она вышла из вагона поникшая, готовая вот-вот расплакаться. Прекрасная Дама посмотрела на неё и села в подошедший автобус.

Дома она, пребывая в твёрдой уверенности, что денег внутри быть просто не должно, открыла сумку. Всё так и есть, никаких денег (и, слава богу, ведь это не воровство, а месть!), только куча листков со счетами и связка ключей. И ещё старенький кошелёк, а в нём (вот некстати) крошечные золотые серёжки.

Прекрасная Дама порвала счета, утопила в ближнем водоёме ключи, выбросила сумку, подальше, с глаз долой, засунула злополучные серьги. И решила забыть об этой истории. Но странное дело, история никак не хотела забываться. И всё возвращалась, возрождая в памяти неправильные черты, дрожащие губы, растерянный недоумённый взгляд, в котором застыл немой вопрос: за что?..

Вопрос материализовывался и гвоздиками стучал в виски Прекрасной Дамы. За что? За что?! Злость давно улетучилась, словно её и не было никогда. А освободившееся место, всё основательней и надёжней, занимали угрызения совести.

Боже мой! Что я наделала?! Ведь в сумке были документы на оплату, ключи. И один из них от сейфа! Ей же, наверное, досталось за эту потерю. Может ей больше никогда не доверили сопровождение групп? А если она одинокая? Если ей некому больше отдавать тепло своей души, кроме как этим ребятам-романтикам?

Да и разве некрасива она? Ведь это только злость, помрачение рассудка, закрыли от меня собой, Обаяние, трогательное Очарование, Доброжелательность этой милой женщины, подвижницы по сути своей.

Время течёт и течёт, проходят дни, пролетают годы. Бытом Прекрасной Дамы правит, увы, всемогущая суета. Создаёт иллюзии важности дел, осмысленности существования, нравственности стремлений. Но в долгие, одинокие вечера, суета выдыхается и тогда выходит из подчинения, бередит душу неподкупная Память. И склоняется над плечом Раскаяние и повторяет (в который раз?) не выученный урок. Нужно просто сказать: прости меня, Незнакомка. Прости и приснись. Я не знаю, не знаю куда деть, неведомо зачем сохранённые мной, золотые серёжки…

Вот так и заканчивается эта невесёлая история о Прекрасной Даме и Синем Чулке. И о том, как это непросто: иметь облик прекрасной дамы и не быть в душе синим чулком.


Утром растут из труб –

Розовые дымы.

Город не шар, а куб.

Шарики это мы.


Кто-то воздушный шар,

Тоненький и пустой.

Ну а кому-то в дар:

Корпус стальной, литой.


Разница велика ль?

Где провести черту?

Прячет литая сталь —

Жёсткую пустоту.


Твёрдо за корпус стой.

Лучше – когда отлит.

Лучше – когда пустой!

Непустота – болит.


НЕНАЗВАННАЯ ИСТОРИЯ.

В череде заказов возникла неожиданная пауза, и вся дизайнерская группа вдохновенно бездельничала, наслаждаясь редкой передышкой. Во второй половине дня Лере пришла в голову гениальная идея, и она предложила: девчонки, до Нового Года всего два месяца, давайте спланируем встречу праздника. Кого приглашать будем? – осведомилась Алина. Да никого не надо – вступила Таня. Ребят четверо, нас – тоже. Скинемся по тысяче, ребята спиртное купят, мы сготовим. А как со Львом Арнольдовичем? – спросила Вика. Как с начальством – парировала Лера. Пригласим, поздравит, посидит и уйдёт, как всегда, самый первый. Давайте лучше, определим день и спросим у ребят, смогут ли остаться.

Всё было распланировано, как по нотам, но через два дня все планы неожиданно и необратимо нарушились. В самый лучший день, в пятницу, Лев Арнольдович появился не один. С дамой. Людмила Анатольевна, прошу любить и жаловать – изрёк он. Подвёл девушку к свободному столу и, предложив располагаться и знакомиться, удалился в свой кабинет. Очень ему надо замечать, как реагирует на новенькую старый дизайнерский состав…

Конечно, трудно сказать, кто ахнул про себя громче: слабый пол или сильный, но ахнули все. Девушка изумляла. Точёная фигурка, роскошная пепельная коса ниже… короче до колен и голубые глазищи размером: таких – не бывает. Ожившая Снегурочка. Парни опомнились первыми и начали по очереди представляться новенькой, за ними подтянулись девчонки. К обеду все были знакомы и почти дружны. То есть, коллектив вёл себя более, чем дружелюбно, а от Людмилы явно шли холодные волны северного моря.

Прошло две недели. Стас, Максим и Олег незаметно вздыхали. Новенькая была предупредительно вежлива и подчёркнуто беспристрастна. Усмехался только Саша. Знаем мы таких недотрог. Что и говорить, оснований для таких мыслей, у Александра было более чем достаточно. Он был многолетним и убеждённым пикапером. Счёт девушек, побывавших в его объятиях, он не обнародовал, но искренне гордился: не было ни одной(!) девушки, до которой он снизошёл бы дважды.

К концу третьей недели Саша, словно нечаянно, посмотрел Снегурочке прямо в глаза и отвернулся. Про себя отметил: девушка с видимым безразличием выдержала его взгляд. Ну, мы ещё посмотрим, Недотрога, сколько ты продержишься. С этого дня он взял себе за правило: ровно один раз в день уделять Снегурочке внимание. Улыбнуться, или перекинуться словцом о погоде, или подвинуть стул, или не важно — что, важно – не более и не менее одного раза в день. Через три недели Александр понял: тактика не срабатывает, значит, пора менять. Тактику, конечно, а не девушку.

Узнать адрес новоиспечённого дизайнера, было делом техники и в субботний день, Саша утеплился и сел в засаду. Ему сказочно повезло. Людмила появилась буквально через десять минут. Наблюдатель немного выждал и двинулся за ней. Девушка вскоре скрылась в здании. Саша подошёл и прочитал вывеску: Библиотека. Хмыкнул и удалился за угол. Снегурка вскоре вышла и направилась обратно, к дому, а следопыт вздохнул и шагнул в Храм Информации.

Наверное, к счастью, библиотекарша оказалась почти пенсионеркой. Саша включил всё своё обаяние и через пять минут знал, какую книгу взяла Недотрога. А. Шопенгауэр. Избранное. А через десять минут выходил из библиотеки с аналогичным томиком. Да, конечно, в трудных случаях объект надо изучать глубже… Но кто же знал, что эта Люда читает откровенную заумь?! Неделя выдержки и книга была всё-таки дочитана и возвращена в библиотеку. Выяснилось, что его подопечная вернула свой экземпляр уже через три дня. И взяла Кастанеду и томик Марины Цветаевой. Саша почувствовал раздражение, но отступать не собирался. Он всё-таки попытался развеять туман, интересна ли книга?.. Оказалось, Мария Филипповна читала, но комментировать отказалась, посоветовав только: вот в этом томике «Враги человека знания»

С врагами Саша определился быстро: Страх, Ясность, Сила, Старость. Он с удовлетворением отметил, что находится на ступени Силы и не очень жалел о недостающем Понимании. Зачем осложнять себе жизнь? Теперь он ежедневно старался изречь что-нибудь глубокомысленно-мудрое. Снегурочка по-прежнему не реагировала. Приближался Новый Год.

Александр возлагал на праздник большие надежды. Какая девушка, выпив шампанского, откажется потанцевать? Ну, держись, Недотрога! Вечеринка была в разгаре. Все уже произнесли свои тосты и поздравления. Снегурка опять удивила. Она по памяти прочитала немаленькое и красивое стихотворение. И, как будто специально, посвящённое собравшейся компании. Лев Арнольдович сказал: браво, Людмила, и вскоре удалился.

Саша незаметно следил за Людмилой. Она не пила ничего кроме сока. Придётся приглашать на танец трезвую, лихорадочно прикидывал он. Таня и Алина переглянулись и решили покурить, Люда поднялась с ними. Через несколько минут Таня с Алиной вернулись за стол. Снегурка не появилась. Ушла. Трудно сказать на кого Саша злился больше – на себя или на Людмилу, но шанс был упущен.

На двадцать третье февраля она сказалась больной, в канун Восьмого марта сообщила, что уезжает, Саша обречённо ждал майских праздников. Девушка не оттаивала и не собиралась. Маёвки не сблизили их ни на один миллиметр. Оставались летние вылазки на природу.

Лето близилось к середине, когда Саша выступил инициатором пикника. Девчонки с радостью согласились, Люда промолчала. Саша с деланным безразличием повернулся к ней и спросил: а ты — против? Почему же. Поеду. Это была маленькая, но победа. Вечером Александр углубился в собранное досье. Имя Людмила, Отчество Анатольевна, фамилия Максимова, прозвища Снегурочка, Недотрога, по совместительству Сольвиег. Картинка складывалась интересная. Восемнадцатилетняя девушка не пила, не курила, не пользовалась косметикой, не болтала по сотовому телефону, никогда не опаздывала на службу, никогда не отпрашивалась с работы, ничего не рассказывала о себе, ни с кем не дружила, ни с кем не ссорилась, не болела, никогда не смеялась, не ходила на обед, не перекусывала за рабочим столом, на днях рождения читала изумительные стихи (неужели писала сама?). Лев Арнольдович сдержанно восхищался оригинальностью её дизайнерских разработок. А патрона, между прочим, задёшево не купишь! На вечеринках её меню было неизменным: сок, фрукты. Одежду она носила чёрных, серых и фиолетовых цветов. И ещё читала заумь.

Саша вспомнил, как пытался погадать на Цветаевой. Загаданная строка гласила: юные женщины так не глядят. Вот уж воистину бабушка! С горя он полез в эзотерику. Буквы не сообщали ничего страшного, может быть только «ю» способность к самопожертвованию и одновременно к жестоким поступкам. А вот цвета предупреждали. Серый обещал скрытность, чёрный – протест против судьбы, фиолетовый был признаком неуравновешенной, незрелой психики. Саша усмехнулся. Объект был железобетонным. Хотя фиолетовый – это ещё и пережитый, непомерный страх. Очевидно не беспочвенный.

Правда ещё в начале лета произошёл случай, отчасти проливший свет на тайну Сольвиег, но скорее всё ещё сильнее запутавший. Итак, 11 июня неожиданно зазвонил незнакомый телефон. Людмила достала аппарат и Саша весь превратился в слух. Расположение его стола было идеальным. Он мог в любую минуту незаметно наблюдать за Снегуркой. То, что он увидел, в тот день, его встревожило. Она слушала молча, но если бледный от природы человек, может так на глазах бледнеть, то сообщение явно не из приятных. Через пару минут Людмила сказала: да и отключила телефон. Саше показалось, что её, и без того неулыбчивые, глаза превратились в полярную зиму. Тут же зазвонил телефон у шефа. Положив трубку, он вышел, посмотрел на Люду и тихо сказал: иди. Она собралась и вышла в мёртвой тишине.

На следующий день Людмила Анатольевна не появилась на работе. И Саша вдруг понял, что впервые ощущает не раздражение, а тревогу. Он до обеда пытался с собой справиться, а потом, со всей независимостью, на которую был способен, спросил у патрона: Людмила, что – уволилась? Лев Арнольдович необъяснимо долго молчал, но в конце концов произнёс: нет, позвонила – выйдет завтра. Саша почувствовал облегчение и разозлился на себя. Не хватало ещё влюбиться в очередную смазливку. Когда-то, на заре посвящения в пикаперы, он прочитал, что 50% пикаперов женятся в первый год и завязывают с этим делом. И про себя решил, что не влюбится и не женится лет до сорока. До заветного рубежа оставалось ещё тринадцать лет, и Александр не собирался менять генеральный план своей жизни. Даже ради Снегурочки. Хлопнула, закрываясь, крышка досье. Завтра — пикник.

Мероприятие удалось на славу. Погода была отличной, вода в речке – тёплой, ближние поляны – земляничными. Вскоре все разбрелись кто куда. У дастархана осталась одна Снегурочка (смысл? всё равно ничего не ест!). Саша, побродив для вида, вернулся, присел рядом и начал давно заготовленную фразу: Скучаем? Больше он ничего сказать не успел. Людмила подняла свои полярные глаза и ровно заговорила. Простите, я осознаю, то — что вы делаете ваше личное дело. Но поскольку оно касается меня, я хочу честно вас предупредить. Вам незачем терять время. Я девушка с прошлым. 11 июня (Саша невольно напрягся) прошлого года я умерла. Хотите сказать, что вы зомби? – грустно съёрничал Александр. Я могу вам поведать мою историю. Мне уже всё равно, что обо мне скажут. В прошлой жизни я придавала слишком много значения дешёвым словам. Вы когда-нибудь слышали о пикаперах? Саше показалось, что под ним качнулась земля. Знает? Берёт на пушку? Он деланно пожал плечами, да конечно слышал. А Людмила, словно не заметив Сашиного замешательства, разматывала клубок повествования. В нашем классе был Сенька-Веник. Не знаю, кто прилепил ему кличку, но она ему подходила. В самом начале выпускного класса он начал строить мне глазки, вздыхать, зазывать в кино. Мне было всё равно, потому что я дружила с Даней. Сенька словно этого не замечал, вился рядом, как вьюн. От одноклассника и соседа по лестничной клетке далеко не спрячешься. Его было не за что даже отшить, он был просто приторно вежливым и культурным. 11 июня, на мой день рождения (вот это да! ахнул про себя Саша) он, чуть ли не с утра, заявился с шампанским и заявил: Людмила, я понял, у вас с Данькой всё серьёзно. Будь милосердной, королева, выпей со мной шампусика и я исчезну из вашей жизни навсегда. Он эффектно открыл бутылку, налил два бокала и попросил: дай вазочку симпатичную — конфеты высыплю. Когда ваза с конфетами украсила стол, я подняла свой бокал и сказала: Сеня, ты хороший мальчишка, я желаю, чтоб тебе повезло, тебе обязательно должно повезти. Он тоже поднял бокал: за это и выпьем. Я не знаю, сколько я сделала глотков. Два или три… или выпила весь бокал… Помню что очнулась на кровати. Было очень противно и гадко, но это было только начало. Вечером пришёл Даня и, глядя в сторону, сказал: я его избил. Отобрал и сжёг фотоплёнку. Фотографий тебе лучше не видеть. Я их тоже сжёг. Прости, я пойду.

Вы знаете, что такое маленькие города? Через неделю на меня только что не показывали пальцем. Я получила аттестат и полгода не выходила из квартиры. Спасибо маме. Она накупила мне дизайнерской литературы и сказала: готовься. Когда я в первый раз улыбнулась её шутке, она позвонила своему другу. Так я оказалась в этом городе и в вашем коллективе. На этот мой день рождения, мама позвонила и сказала: девочка моя, ты должна простить Веника. Его сегодня насмерть сбила машина. Понимаешь, он погиб в твой день рождения, прости его. Я простила. Но я не перестала презирать гнусное, пикаперское племя, за то, что оно верит одному богу, молится одному богу, поклоняется одному богу: собственной разнузданной похоти. Она пронзительно посмотрела на Сашу. Так вы не пикапер, мой друг?

В разгар летнего дня Саша почувствовал себя на льдине, которую через минуту унесёт в открытое море. Он подумал: к чёрту пикаперство, я не хочу её терять. Я никогда не смогу её забыть. Она не торопясь ждала ответа. Когда пауза стала невыносимой, Саша выдавил из себя: у меня была не одна девушка, но я на них не охотился. Скорее они на меня. Это было почти правдой. Девушки легко и охотно шли с Сашей на связь. Только вот правило одного дня оставалось за ним. Людмила выслушала откровения плейбоя, и спросила: так какую же культурную программу вы хотели мне предложить?

Через полгода прогулок, походов в кино, дискотек, катков Саша окончательно понял: остаётся только ЗАГС. Пути к отступлению он отрезал себе сам. И в одно из гуляний спланировал маршрут мимо Дворца Бракосочетаний. Перед монументальными ступенями святилища Гименея, Саша чуть преклонил колено и нырнул в прорубь: Леди, прошу Вашей руки. Берёте ли Вы моё сердце? Людмила побледнела. Саша впервые слышал от невозмутимого, великолепного словесника невнятный лепет: Саша, ты… мы…

Течение затягивало под лёд. Господи, есть же на свете люди, которые пользуются словом «люблю» как чайной ложечкой, по пять раз на дню. Саша вынырнул из ледяной воды, сглотнул и сказал, понимая, что это сильнее него: Люда, я тебя люблю. Она ответила: я тебя – тоже. Но почему такая обречённость в этих зимних глазах? Они зашли и подали заявление в ЗАГС, но условие, которое поставила Люда, было всё из той же зимней серии. Свадьбы не нужно. Вечеринки тоже. Никаких поздравлений и гостей. Саше было уже всё равно.

Через три месяца, они выслушали казённое поздравление служительницы Гименея, обменялись кольцами, и Людмила переехала к супругу. Пикаперскую литературу, пособия, фильмы, досье Саша предусмотрительно и безжалостно уничтожил. Оставалось только растопить вечную мерзлоту. И Саша приступил. У него были козыри. Обаяние, любовь, нежность, восхищение и впервые в жизни искренность. Людочка оттаивала. Медленно, но неуклонно.

Коллектив словно и не заметил, что они окольцевались. Их сдержанно поздравили, подарили шикарный, чайный сервиз и всё потекло обычным чередом. В один из выходных, Саша сидел в компьютере, Люда – у телевизора. В какое-то мгновение он с изумлением понял, что впервые слышит смех жены. Это было восхитительно. Саша вынырнул из компа, подошёл и встал перед бывшей Снегурочкой на колени. Девочка моя, ты действительно оживаешь. Она посмотрела на него чуть удивлённо и вдруг обняла. Спасибо тебе, мой хороший.

Это была их первая настоящая близость, за полгода брака. И как потом оказалось, по совместительству, ещё и день зарождения новой жизни. К концу беременности Люда неузнаваемо изменилась. Она почти не поправилась, но похорошела несказанно. Её глаза, и без того огромные, стали совсем бездонными. Саша тонул в них и понимал, что быть спасённым не желает принципиально.

Девочка родилась на 3.600. Быть такого не могло, судя по элегантному животику Людочки, но было! Саша маячил под окном хмельной без выпивки и смотрел на своих девочек влюблёнными глазами. Ему улыбалась вся палата и только одна новоиспечённая мамочка, черноглазая Женя, вдруг закусила губу. Этого не заметил никто.

Кто не лежал в больнице вообще и в роддоме в частности , представить себе не может, как тягуче больничное время. Были рассказаны, кажется, все житейские истории, но к вечеру Женька начала свою. Без пикаперов дело не обошлось. Люда слушала и думала про себя: если бы не Сенька-Веник она никогда бы не встретила Сашу, любимого мужа. А вслух сказала: наверное, не зря говорят, что Бог не делает – всё к лучшему. Чёрные женины глаза на миг пересеклись с голубыми людмилиными и Женя согласилась: конечно, всё к лучшему, но скажи Люда, если бы ты узнала, что твой муж переспал с сотнями девчонок и ни с одной – дважды, ты бы смогла его простить? И самое унизительное не то что тебе присваивают № 174, а то, что тебя помечают клеймом: однодневка. Слова были простыми, житейскими. Обычная дилемма: быть – не быть, простить – не простить. Но в интонации Жени, Люда почувствовала такую горечь, что вдруг осознала. Это её любимый муж переспал с сотнями девочек и ни с кем дважды. Откровение было неподъёмным. Единственное, что ещё осилила Люда, это два слова: не знаю. Камень тянул к подушке. Людмила легла и закрыла глаза. Слова кружились в голове и жужжали, как осиный рой. Рождалось письмо.

Ты не имел права вмешиваться в мою жизнь, пикапер. Я презираю твоего бога. Я не хочу видеть тебя. Это будет для тебя страшным уроком. Воспитывать дочь и с ужасом понимать, что воспитать её в ненависти – значит исковеркать ей жизнь, воспитать в любви – значит отдать на расправу шалавой пикаперской братии. Прощай.

Она села, безучастно перенесла слова на бумагу, положила письмо под подушку и снова легла. Ночью она бесшумно выскользнула из палаты, только тихонько и жалобно скрипнула дверь. Палата спала. Лишь Женя тревожно вздохнула, и открыла глаза. Кто хочет уйти тот найдёт способ. Поясок от халата всё сильнее сдавливал сонную артерию, и Люда впала в забытьё. Как вспышка мелькнула последняя мысль: вот и всё. И наступила темнота.

Саша топтался под окном палаты и недоумевал, прошло, наверное, уже минут пять, а окно оставалось пустым. Он не сразу понял, что мужчина в белом халате, возникший сбоку, направляется именно к нему. Мужчина подошёл и представился: я главврач, Наум Борисович, мне нужно с вами поговорить. У Саши упало сердце, господи, что-нибудь с малышкой!.. Главврач усадил Сашу напротив себя и сказал: я представитель гуманной профессии, поэтому я сначала скажу, что ваша жена жива, мы откачали её, хоть и с трудом, а потом дам вам прочитать её письмо. Буквы устроили дикую свистопляску, перед сашиными глазами, не желая складываться в слова. Когда он сумел одолеть семь рукописных строк и осознать ЧТО произошло, непомерный страх таким обручем сдавил ему голову, что он застонал.

Что? Спросил Наум Борисович. Голова… дикая боль… Через пять минут подействовала проглоченная таблетка. Боль таяла в голове, но стекала и застывала у сердца. Я не знаю, чем вас утешить, молодой человек. Людмилу мы спасли, но вас она видеть не хочет. У неё пропало молоко и девочку ей тоже не приносят. Она настолько слаба, что не может кормить дочь даже из бутылочки. Ваши ошибки молодости слишком дороги. Идите в церковь. Молитесь. Больше мне нечего вам сказать.

Вечером взъерошенный и бледный, как смерть, Саша позвонил в дверь Льва Арнольдовича. Через сутки он шагал по пустынным улочкам маленького городка. Тёща открыла дверь и сдержанно поздоровалась. Держалась она стойко. Как Люда, подумал Александр.

Остыл чай, нетронутыми остались печенье и конфеты. Саша говорил и не мог остановиться. Мама не перебивала. Когда исповедь закончилась, было уже далеко за полночь. Анна Леонидовна не то спросила, не то сказала: ну что же теперь я могу сделать… Саша рухнул на колени. Скажите Люде, что я приезжал к вам после свадьбы и всё рассказал. Она поверит, я был два дня в командировке. Это будет святая ложь. Скажите, что я не мог сознаться ей, она бы отвернулась от меня сразу и навсегда. Серое утро заглянуло в окно и пожало плечами. За окном маячили два серых лица. Саша не спал вторые сутки, Анне Леонидовне, чтобы посереть, хватило одной бессонной ночи.

Распаковав вещи в комнате Людмилы (не в гостинице же останавливаться!), она собралась в больницу. Наум Борисович предупредил: говорить осторожно и недолго. Если будете плакать – не пущу и протянул таблетки валерьянки. У кровати Людмилы поставили стул, Анна Леонидовна села и приобняла дочь. Здравствуй, Солнышко. Солнышко открыло глаза и бесцветно прошелестело: здравствуй… зачем ты приехала… у меня всё хорошо…вчера приходил… священник… мне пообещали… меня возьмут в монастырь… Потрясённая Анна Леонидовна спросила: с новорождённым ребёнком?.. Нет. Ребёнок останется с отцом. Да, надо было глотать десять таблеток валерьянки, а не пять! Хотелось заплакать. Мать склонилась над дочерью, прикоснулась губами к безжизненной щеке. Отдыхай. Я приду завтра. До двери было четыре шага и Анна Леонидовна, ступая на ватных ногах, благословляла свою давнюю привычку: плакать молча.

Она присела на какую-то кушетку в коридоре и прислонилась к стене. Слёзы текли не останавливаясь. Она не видела, кто к ней подошёл, взял под руки, куда её повели… Сквозь мутную пелену, до неё наконец стали доходить слова Наума Борисовича. Он повторял, как заклинание. Вы – мужественная женщина, вы – сильная женщина, вы всё выдержите и сможете спасти дочь. Я хочу поговорить со священником, наконец произнесла она, с тем который приходил к Людмиле. Наум Борисович назвал обитель и имя священника.

Отцу Николаю не нужно было спрашивать, кто перед ним стоит. В одночасье постаревшая дочь была слишком похожа на свою мать. Постепенно в разговоре разъяснилось. Людмилу никто не возьмёт в монастырь из роддома. Ей назначат послушничество. Жить она будет при муже, воспитывать дочь. Когда девочка подрастёт настолько, что её можно будет оставить без матери, Людмилу постригут в монастырь. Если она сможет оставить дочь… И если не вернутся чувства к мужу. Чем мне отблагодарить вас за вашу мудрость, батюшка? Благодарите Господа.

К вечеру с трудом добравшись до квартиры зятя, Анна Леонидовна рухнула на кровать и мгновенно провалилась в сон, потому проснулась ни свет, ни заря. Саша не спал. Она коротко и ясно изложила суть разговоров с главврачом, с дочерью, со священником. Саша судорожно вздохнул. Тёща и священник, да и главврач были в союзниках. Значит теперь нужно только молиться и уповать на то, что время лечит.

Анна Леонидовна ежедневно ходила к дочери и боялась начать разговор. На десятый день Люда встретила её сидя, и стало ясно: пора. Белое лицо дочери сливалось с белой стеной. Казалось, глаза просто нарисованы в свободном полёте. Бездонно голубые и безутешно печальные. Говори, мама, я вижу, тебя что-то мучает. Прости меня, доченька, я всё знала с самого начала и не могла тебе ничего сказать. Знала о чём? О прошлом Александра. Откуда? Он приезжал ко мне после свадьбы и всё рассказал. Он сильно тебя полюбил и боялся потерять, поэтому всё вот так и получилось. Прости меня, девочка.

Анне Леонидовне казалось, что дочь молчит, целую вечность. Снегурка, наконец, вздохнула и сказала: мама я знаю, что ты лжёшь, потому что не хочешь, чтобы твоя внучка росла сиротой. Нет, Солнышко, я лгу потому, что очень хочу, чтобы ты была счастлива.

Вместо эпилога

Людмила и Александр ведущие специалисты в дизайнерской группе Льва Арнольдовича.

Для Анны Леонидовны любящий зять прикупил двухкомнатную квартиру, прямо в своём подъезде. Зачем далеко бегать? Да и детский сад это совсем не то же самое, что заботливая бабушка, для трёх глазастых озорниц: Любаши, Виктоши и Леночки. Саша иногда отрывается от компьютера и тёплыми глазами смотрит на своих любимиц. А поздними вечерами, когда засыпает даже уставшая Людочка, он пишет историю своей жизни, придумывает имена не придуманным героям и всё никак не может определиться с названием этой несчастливой истории со счастливым концом.

ГЕНЕРАЛЬНАЯ УБОРКА.

Не отсвечивай!

Как ни странно приказ был выполнен сразу. На долю секунды ему показалось, что он он увидел её грустную улыбку. Тут же одёрнул себя. Грустную? Ехидную, в лучшем случае. Вечер прошёл спокойно. Отгрохотал своё боевик. Отключился комп.

Привычно щёлкнула микроволновка, сообщая: готов ваш поздний ужин. Он лениво жевал содержимое контейнера. Выкладывать в тарелку? Так сойдёт.

Свет уличных фонарей пробивался сквозь неплотные шторы. Лиля лежала на спине. Необычно. Он лёг, по-хозяйски протянул руку. Она отвернулась. Ха, не очень-то и хотелось. Завтра сама пресмыкаться начнёшь.

Может, ему и снились сны. Он не помнил. Утро прошло как обычно. И на работе всё было как обычно. Только какое-то незнакомое чувство в желудке, скорее неприятное… Он заскочил к начальнику. Можно уйти с работы раньше минут на пятнадцать, очень нужно. Босс понимающе кивнул, не спросив — зачем? Чёрт с ней. Поговорить ей надо. Дам пять минут, не уложится – её проблемы…

В квартире было всё как обычно. На кухне отсутствие грязной посуды. Он этого не любил. В контейнерах готовая еда. Донести до микроволновки, нажать кнопку, щёлкнет, можно вкушать. И, кстати, где эта… В магазин что ли ускакала? Вот повезло. Пять минут истекут, в её отсутствие, и никто не виноват, ха.

Досмотрев, запланированный боевик до середины, он начал прислушиваться: не скрипнет ли дверь? Дверь не скрипела. Он заставил себя досмотреть боевик до конца.

Злясь на себя пересмотрел шкафы. Одежда, обувь, посуда на месте. Нет только этой… дряни, неожиданно подумал он. Почему дряни? Да потому, что не дрянь не провоцирует мужика на лазанье по шкафам. Есть ему не хотелось. Смотреть другой боевик не хотелось совсем.

В привычный, давно заведённый порядок, неумолимо вклинивалось, что-то недоброе. Наверное, рок. Он скрипнул зубами. Спать рано. Заняться нечем. И заметался по квартире. Если она ушла насовсем, то не могла не оставить письма или записки, чёрт её дери.

На двери туалета сиротливо белел пришпиленный листочек. «Я больше никогда не буду отсвечивать. Найди даму подходящего размера, хоть шмотки сгодятся. Мне ничего твоего не нужно». Даже подписи не оставила. Скрипнули зубы. Одевал, кормил. А на задушевные разговоры не подписывался, между прочим.

Через неделю начались неприятности. Оказалось, что продукты надо покупать, еду – готовить, шмотки – стирать, гладить, иногда штопать. А ещё чёртова посуда, мусор для выноса, почта, которую надо брать из ящика. А ещё какие-то долбанные квитанции на оплату. Особой песней были выкрутасы носков. Они заползали в самые неожиданные места и самым вредным образом не желали спариваться.

Аккуратно наведённые справки ничего не дали. Бабушки у подъезда никого не видели. Работать она не работала. На шее моей сидела. Он вздохнул и передумал мысль. Была домохозяйкой. Подруг никаких не было. Он запрещал. Дебил. Сейчас бы хоть спросить было у кого. В полицию он обращаться не рискнул. Чего доброго засмеют: баба сбежала, радуйся, дурак.

Боевики радовать перестали. Жратва стала странной, что ел, что не ел. Он тоскливо думал: ушла бы зимой, хоть след на снегу остался бы. А так… Эх, лето, ни привета, ни ответа.

Меж тем подошла зима. Работа всё-таки спасенье. В долгие январские каникулы он блуждал по квартире, как лунатик, без цели, без смысла. Что же делать, господи. Нельзя же всерьёз горевать по бабе, которая была вроде пальмы в кадке, есть и ладно. Но память не соглашалась. Всплывали без спросу грустные улыбки, весёлый смех, неожиданная нежность.

Кончились и каникулы, будь они неладны. После каникул босс огорошил. В твоём отделе пополнение. Сейчас подойдёт. Собравшись, как перед броском, он смотрел на дверь. Вошла девушка. Лиля! Да нет, что за наваждение, похожа комплекцией, но выше, тоньше и цвет волос не тот, и цвет глаз, а уж взгляд, и вовсе, не лезет ни в какие ворота. Тьфу, чего это он про глаза. Какие они были у Лили, он никогда не замечал.

Стол у новенькой располагался очень удобно. Не поворачивая головы, буквально чуть скосив глаза, он мог бы наблюдать за ней сколько угодно. Жалко работа мешала, наблюдать приходилось урывками. Почти с досадой он вспоминал жидкие лилины косицы. Тут-то была грива, чёрная с синим отливом, густая, до пояса. Огромные синие глаза казались бездонными. Он чувствовал, что не выплывет. А подойти-то как? От неё ни малюсенького намёка, одна морозная свежесть. Может к маю потеплеет, уныло думал он, дожить бы.

Когда ещё и хмырь, из соседнего отдела, порадовал подколом (слава богу, тихо и без свидетелей), не моё, конечно, дело, старина, но глаза у тебя, как у больной коровы, он понял – это всё!

По всему выходило надо на что-то решаться. Или работу менять, или к этой морозилке подойти, наконец.

Когда-то на книжном развале он увидел книжицу «Как пригласить девушку на свидание». Купил ради смеха, кинул дома на какую-то полку. На какую? Найти! Читать!

Книжица оказалась дельной. Она советовала: перестаньте бояться! В любом случае вы получите только три варианта ответов. Да. Нет. Я подумаю. Следовательно, на один отрицательный ответ, приходится два положительных. Скорее всего, вы услышите: я подумаю. И вот тут-то придётся поработать над собой. Трансформироваться, так сказать, в принца.

Далее шёл тест, который так и назывался: «Ваша бывшая». Он решил максимально честно ответить на вопросы. Не дооценил он коварства автора. Набранным очкам соответствовал четвёртый вариант. Повезло вашей бывшей, что она от вас сбежала… Он с сомнением посмотрел на второй тест. «Ваша будущая». Отвечать на вопросы пришлось тщательно обдумывая каждый. И всё равно – врать он не стал! Сердце нехорошо ёкнуло. Опять — четвёртый. А добрый-то какой! Оказывается, если обладаешь эгоизмом такой махровости, то лучше жить одному.

Сцепив зубы, он решил, что дочитает эту чёртову книжку, даже если треснет пополам. Пролистав несколько страниц, понял – тестов больше не предвидится. И сел читать какие-то бракоразводные истории. С разбором полётов. Кто, что, как сказал. И что из этого вышло.

Сначала он не мог отделаться от мысли, что автор, мужик кстати, целиком на стороне баб. Потом нехотя признал, нет, не целиком, точно поровну. Неприглядная вырисовывалась картина. Мужики без мозгов, милых, добрых, ласковых женщин обижали, предавали, бросали. Искали и находили стервоз и получали по полной программе. Он ахнул. Так это по его душу стервоза явилась?

Ноги сами привели его в церковь. Зачем – бог весть. Отродясь не бывал. Из беспомощного, получасового созерцания иконы, его вытащил батюшка. Долго, почти бессвязно, словно в трансе, он рассказывал понимающему слушателю про себя, про Лилю, про Морозилку, про книжицу. И вдруг замолчал, словно выдохся. Зато заговорил батюшка неторопливо, с частыми паузами. Была у меня прошлым летом рыженькая девочка… нехорошо душой замороженная… в монастырь просилась… послушницей определил… через неделю пострижение… поезжай… может уговоришь… вернётся…

У ворот незнакомого монастыря, он нервно теребил в кармане записку для матери настоятельницы. Неведомая сестра привела его в какую-то келью и ушла с запиской. Время сыпалось песком, чисто физически ощущалось: миги падают песчинками. Когда у ног легли барханы, открылась дверь, вошла она. Слава богу, она. До последнего ведь боялся, вдруг – чужая. Он и не подозревал, что умеет так щебетать. Про себя, про неё, про книжицу, про морозную свежесть, так мельком, и опять про себя и про неё. Она молча слушала, потом встала и тронула колокольчик.

Рухнув на пол, он обхватил её ноги, Лиля, не уходи! И шелест в ответ: я не ухожу.

Всю дорогу он держал её за руку, словно боялся, что она птичка и улетит, как только отпустишь. Какие у неё глубокие серые глаза. Какая она красивая. Окружающие понимающе отворачивались.

Перед дверью квартиры он запоздало вспомнил: раскардашь полный дома. Собирался в спешке, не знал, она – не она, вернётся — не вернётся. Войдя в квартиру, она впервые с момента их встречи, улыбнулась. Стиральный порошок в вашей епархии есть?

Скажи ему кто-нибудь неделю назад, что домашняя генеральная уборка может быть такой огромной, ни с чем несравнимой радостью…

Видит Бог, считал бы он этого товарища дауном, до конца дней своих.

Годы летят, как птицы,

Годы текут, как реки.

В калейдоскопе лица:

Люди и человеки.


Носимся мы по свету,

В славном ковчеге Ноя.

В калейдоскопе этом –

Ищем лицо родное.


Ведомо только богу –

Сколько несовпадений.

Ищем во тьме дорогу.

Молимся на везенье.


Помним: везёт немногим.

Знаем: везёт нечасто.

Встретить в пути-дороге,

Синюю Птицу Счастья.


Всё же упрямо верим

Будто бы легче – вместе.

Не потому ли, ветер

Вечные носит песни?


Снежный наряд калины.

Алый костёр рябины.

Не проходите мимо,

Станьте моим любимым.


13 КИЛОМЕТР.

Кто, когда и главное — зачем, поставил тут указатель, единственный на все окрестности, в городе не ответил бы никто. Но полгорода были согласны: в правильном месте стоит этот кол осиновый, с табличкой «13 км», километр то есть.

Во-первых, дорога здесь взлетала на крутой пригорок, а затем также резво устремлялась вниз. По этой причине, просматривались по бокам от «13 км» внушительные откосы, заросшие колючей чертовщиной: двухметровым татарником, синеголовником равнинным (та ещё колючка), кусточками тёрна и противным осотом.

Во-вторых, у кого-то из водил, глохли тут машины, у велосипедистов слетали цепи. Грибники и те роняли, порой, корзины, аккурат напротив этой вредительской дубинки. Указатель явно нарабатывал себе дурную славу.

Немного в стороне от дороги, спокойно стоял в меру густой смешанный лес. На опушке росли частые кусты смородины. Уютное место. Любой грибник знает: в хвойно-лиственных лесах, грибы лучше всего растут. Хватало в леске и разных ягод, попадались даже ореховые заросли. И всё же, мало кто решался ходить сюда в единственном экземпляре. Старались кучковаться. Видели здесь, говорят, не однажды, то ли огромную собачень, то ли слишком светлую, почти белую, волчицу…

Зинка слыла непутёвой бабой. Шестилетняя Наташка осталась у неё от недолгого бывшего мужа. А двойняшки-трёхлетки, Славик с Вадькой, взялись невесть откуда. От Зинки, конечно, но вот кто был вторым участником?.. Зинаида частенько болталась по компаниям, возвращалась затемно и валилась спать.

Но были у неё и хорошие привычки. Никогда, от слова совсем, она не приводила собутыльников домой. Спать падала на кухне, чтобы не будить детей пьяным храпом. А ещё, она никогда не возвращалась домой с пустыми руками.

Наташка проснулась, как обычно, рано и заглянула в пакет, брошенный в прихожей. Выудила из него три бутерброда, привычно выбрала и сжевала самый помятый. Два приглядных бутера положила на стул, рядом с диваном, где сопели братья. Она с сомнением посмотрела на своё замызганное платьице, вздохнула, не голой же на улицу идти, нырнула в сандалики и выскользнула за дверь. Поёжилась от утренней прохлады и уселась на скамеечку возле песочницы. Задумалась. Чем заняться?

Зачем-то вспомнилась недавняя встреча с удивительной то ли тётей, то ли бабушкой, недалеко от церкви. Окликнула она Наташу неожиданно, а говорила и вовсе странные слова. Про судьбу, про испытание, а потом спохватилась и спросила: память у тебя хорошая? Наташа кивнула. Запомни два слова, если беда случится, повторяй: спаси и сохрани, спаси и сохрани. А как я беду узнаю? Если беда случится — ты её узнаешь.

Девочка развернувшись, направилась домой и вдруг оглянулась, словно позвали. Странная женщина стояла и крестила её вслед.

Колян был злой, как сто чертей. Мало того, что благоверная разводом пригрозила: ни денег от тебя — сказала, ни помощи домашней, ни долга супружеского; так ещё и зазноба Любка песню запела: не ходи ко мне больше, не мешай жизнь устраивать, я замуж хочу. Ну а последней каплей стала родная машина. Хочет — заводится, не хочет — не заводится, хоть лоб разбей. Этим утром он уже часа два ковырялся под капотом чертыхаясь: чё те надо, железяка? Остервенело грохнул капотом, сел в машину. Надо же! Завелась.

Злость на паскудных баб искала выход, хотелось сделать что-нибудь такое, чтоб всем тошно было. Взгляд его упал на Наташку. Вспомнил её непутную мать и сплюнул: яблочко от яблоньки… Крикнул: покататься хочешь? Нет? А конфету будешь? Наташа подошла к машине и протянула руку за конфетой. Колян вдруг обхватил её запястье и втащил в машину. Быстро захлопнул дверцу, огляделся. Никто ничего не видел. Он неспешно выехал со двора и покатил по улице.

У Сёмки пела душа. Хватило сегодня и на дешёвое пойло, и на консерву рыбную, а помятый огурец продавщицы ему бесплатно отдали. Он уже предвкушал пиршество, когда его позвали из машины. А, Колян… Голос звучал из машины, а казалось, что из погреба. Поехали на пикник. У меня водяра есть и закусь. Сёмка завис. Хватит думать! Садись назад. Несостоявшийся гурман сел и тут заметил, что перед ним сидит какая-то кнопка. Голова у него ещё не очень соображала, после вчерашнего, но чутьё подсказало: не надо задавать глупых вопросов. Он то щуплый, доходной почти, а Колян бугаистый, мало ли чево…

Машина выехала за город и покатила мимо тринадцатого километра, в лесок.

Берегиня стояла у открытого окна и смотрела на сидящую на подоконнике ворону. Я поняла, Карлина, сказала она наконец, лети к Ильме, пусть начеку будет.

Машина затормозила у кустов. Колян вытащил из багажника грязное, мятое покрывало, кинул за кустами на траву. Достал бутылки, закусь. Сказал Наташке, чё сидишь, вылезай подыши. Девочка непрестанно повторяющая всю дорогу: спаси и сохрани, вышла и остановилась возле смородинового куста. Садись, велел Колян. Сандали сними! Нечего скатерть пачкать. И осклабился в предвкушении.

Семён пил и понимал: не берёт его сегодня бухло! И на душе как-то гаденько было. Он всё ждал, когда собутыльник проговорится: чё задумал-то? А тот всё бубнил злобно, про сучавых баб и опрокидывал стопку за стопкой.

А за кустами стояла, невидимая для людей, белая волчица. Быть начеку — понятно. А делать-то что? Бугая не уложишь, а девочку спасти надо. Ильма вздохнула и перешла на нелюбимую телепатию. Наташа судорожно повторяющая: спаси и сохрани, неожиданно обнаружила в голове звучащий голос. Девочка, я Ильма, слышишь? Кивни! Наташа растерянно кивнула. Хорошо. Возьмись за живот. Ойкни. Колян покосился на девчонку, велел: иди за куст. Она одела сандалики. Голос в голове приказал: не застёгивай! Иди за куст, который у бугая за спиной. Девочка, волоча ноги побрела за кусток. Колян снова покосился: не убежит. И зашипел, наклоняясь к Семёну: нехай сходит, а то дрянь полезет как играться-то начнём. Неа, сказал Семён про себя, я в такие игры не играю.

Наташа остановилась за кустом. Голос тут же приказал: возьми обувь в руки, иди по краю леса. Метров через десять, голос велел: брось один сандалик под ноги, а второй подальше в лес. Мамка прибьёт, подумала Наташа, но сделала, как было велено. Ещё через метров пятнадцать, начинался сильный уклон. А теперь наклонись и иди вон до того дерева. Беглянка осторожно пробиралась к дереву, всё дальше от леса. А от дерева пришлось идти по канавке, до невесть откуда взявшейся копны. Напоследок было велено в копну закопаться и ждать. Чего?..

Хоть и частыми были заросли смородины, а промежутки между кустами всё-таки были. В какое-то мгновение Сёмка случайно скосил глаза и заметил уже далеко, меж деревьями, промельк светлого платьица. Он притворно закашлялся, чтобы не выдать своего внутреннего ликования. Улетела птичка! Улетела!!! И как только отпустила Семёна мучительная тревога, за это чужое дитя, так сразу и начал в его голове наводить свои порядки неприкаянный хмель. Сёмка зажмурился и блаженно закемарил.

Колян задремавший было, вскинулся, где девчонка? Сёмка пожал плечами: я и сам склеился... Колян вскочил, помчался в лес, наткнулся на сандалет, рыкнул, огляделся, увидел второй. А, вот ты куда дёрнула. Он полез в гущу, раздвигал руками пышные папоротники и мычал, сейчас найду, сейчас найду! Хуже будет! После часа поисков плюнул, пошёл к машине. Сгрёб покрывало, пнул Сёмку, залезай! Поедем! А вот и дудки. Машина опять показала норов. Колян в бешенстве дёргал ключ зажигания. Июльские дни бесконечны, но и они кончаются. Неспешно наползали сумерки. Ещё через пару часов машина сама завелась.

До тринадцатого километра осталось чуть, когда водила повернулся и зло спросил пассажира: ты сопливку отпустил? Нет, ответил Семён и вдруг, удивляясь себе, договорил, но я рад, что она убежала. Колян затормозил и гаркнул: выметайся, падла, пешком дойдёшь! И в гордом одиночестве лихо выкатил на пригорок.

Не верил он никогда в чертовщину, хоть тресни, но чёрт её дери, у тринадцатого указателя, стояла прозрачная Наташка и быстро росла в вышину… Чертыхаясь, Колян вывернул руль и машина закувыркалась по склону.

Ильма, велела Берегиня, посмотри — живой? Нет. Ну царствие небесное.

Наташка жалась к ногам Берегини, опасливо глядя на большущую, почти белую, собаку. Или волчицу… Не надо бояться того, кто спас тебе жизнь. Смотри, я глажу её по голове. Дикий зверь никому не позволяет прикасаться к своей голове, но Ильма помнит, я тоже спасла ей жизнь, когда она, несмышлёным волчонком, попала в капкан.

Вскрытие установило. Водитель попавший в аварию, в этом чёртовом месте, был пьян до безобразия. А вот нечего, блин, за руль — упоротым…

Сёмка уже вторую неделю, бродил по городским дворам, трезвый и потерянный. С одной стороны, повезло сказочно, что жив остался. А с другой — скребло как-то нехорошо на душе. Он даже растерялся, когда увидел у песочницы Наташу. Подошёл, сел. Начал искать слова. Наконец выдавил: ты молодчина, правильно сделала, что убежала.

От подъезда, как курьерский неслась Зинка. Чё надо? Чё к девчонке пристал?!! Наташа подняла голову, не ругайся, мама, это ХОРОШИЙ дядя. Семён — промямлил он. Зина — сбавила голос она. Ну, будем знакомы.

Наташка сидела на лавочке у любимой песочницы. Недалеко на скамейке изнывал от ожидания Васёк. Друг всё не шёл. Хоть с малявкой поговорить, что ли. Конфету будешь? Нет? А чего? Кариес у меня, ответила Наташка и Васёк хмыкнул: во дети правильные пошли, зубы берегут, конфет не хотят.

Из подъезда появился рубашко-отстиранный, штиблето-начищенный, мордахо-выскобленный и трезвый, как стёклышко Семён. Дошёл до песочницы, критично глянул на оболтуса, спросил: как, доча, не обижает? Нет, папа, всё хорошо, просто разговариваем. Новоиспечённый папа засиял, как начищенный пятак и расправил плечи.

С ближнего дерева взлетела лохматая ворона и полетела куда-то в междудомье. Из троицы, на неё даже и не глянул никто.

Всё правильно, Карлина, сказала Берегиня. На одну скверную душу на Земле меньше. А на одну счастливую семью больше. И повторила: всё правильно.


СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА.

У каждой души своё предназначение на этой земле. Бывает и такое: явиться в этот мир Снежной Королевой и разбить как можно больше сердец. Но именно недостижимая даль обернётся мечтами и стихотворными строками.

***
Алы зори над Лебедянами.

Крутобокие облака.

Между Инями, между Янями,

От непонятости тоска.


Процветает она, зелёная,

От одной до другой весны.

В сердце гордое уязвлённая,

Безнадёжные дарит сны.


Ах, гордыня причина веская,

И от ярости входит в раж.

Что такое покорность женская?

Не иначе мужская блажь!


Путь с коврами, да что там — с флагами.

Уяснить бы… да не спеши,

Как за титулами, за рангами,

Усыхает зерно души.


Сгиньте росы любовной напасти!

Вам не смыть прикипевший грим.

…Если сам не имеешь радости —

Не подаришь её другим.


***

Ну, знаю я: ты стережёшь

Опасные игрушки.

Но ты же на ночь не суёшь –

Антенны под подушки?


Ну, знаю я: сто раз на дню,

Ты облик свой меняешь.

Но в ванной, в мокром стиле «ню»,

Собой ведь ты бываешь?


Владеешь даром шутовства,

Безудержно лукава.

Непререкаемо права.

Достойна криков: браво!


По плану в жизни тишь и гладь.

Ты их не сдашь без боя.

Но ты хоть раз попробуй, сладь,

Со страхом: быть собою.


***

Плещутся зори раздольно и розово.

Не розовеет надменное озеро.


Небо раскинуло синие крылья.

Здесь выцветает и синь от бессилья.


Тени на водах змеятся, как плети.

Мимо, без вздоха, торопится ветер.


Словно боится подслушать случайно,

Илова озера гиблую тайну.


В Иловом озере страшно напиться.

Страшно в зеркалье его отразиться.


Стражу, у мшистой его колыбели,

Хмуро несут вековечные ели.


Может быть озера это работа?

Здесь у красавиц глаза — как болота…


Может из озера вышли на сушу,

Невозмутимо студёные души?


***

О, мы играем с наслажденьем.

Мы уяснили суть игры.

Наигрывая преклоненье.

Я приношу тебе дары.


Ты, в степень возводя порядок,

Играешь в лазер и радар.

Пронизываешь каждый дар.

Мне — должно выпадать в осадок.


Служа тайфуну неотлучно,

Глаз отыскал? Так в нём держись!

…Жить без игры безмерно скучно.

В игре — проходит мимо жизнь.


***

Никакой абсолютно романтики.

Голый вид на осеннюю степь.

Ты носила ли косы и бантики?

Ты играла ли в куклы и фантики?

Пустоту вопрошаю: ответь!


Облетает черёмуха белая

Безответно. За нею – сирень.

Ты красивая, гордая, смелая.

То по дому блуждаю без дела я,

То играю в докучную тень.


Как ни пыжится жизнь-бутафория.

Всё равно на поверку – обман.

Нерушима стена моратория…

Для чего же нам эта история –

Наш с тобою служебный роман?


***

Если б мог, я б тебя приковал,

Золотой неразрывною цепью.

Но бессилен упорный металл,

Пред зовущей ковыльною степью.


Если б мог, я б тебя спеленал,

Навсегда, рук кольцом семижильным.

Я б тебя целовал, миловал,

Но кольцо это, тоже бессильно.


Снова вспомнится глупый Пьеро,

И Мальвина, а, впрочем, пустое.

…Я в ладонях сжимаю перо,

Из крыла твоего, золотое.


***

Я прощаю тебя, я прощаю,

Не предавшую сути своей.

Боль и сумрак в себе укрощаю.

В безнадёжном течении дней.


Человечество копья ломает.

Столько долгих и кратких веков.

Эта тайна — разгадки не знает –

Беспобедная битва полов.


Что-то есть в исступлении диком,

Слишком гордой и женской души.

Беспощадно презрительным ликом,

Эту казнь над любовью верши.


Боль, конечно же, лучше немая.

Но прости мне вину, по уму.

Я прощаю тебя, понимая,

Что прощенье моё ни к чему.


НЕНАПИСАННОЕ ПИСЬМО.

Каждый вечер она садится к столу. Настольная лампа. Круг света. Чистый лист.

Она начинает письмо.

Здравствуй. Да, непременно. Это пожелание здоровья. Пусть он будет здоров. Что же дальше? А дальше сплошные неясности. Удивительно. Слова порхают вокруг её головы, как бабочки. Мерцают, искрятся. А пойманные и втиснутые в строку блекнут и выцветают, как будто с их крылышек безжалостно стёрта пыльца.

И о чём писать? О любви? А чем заслужила любовь, чтобы о ней писать? Нематериальна. Эфемерна. Недолговечна. Является, когда вздумается. И уходит – когда захочет.

Карьера. Деньги. Власть. Слава. Вот они куда выгоднее и предпочтительнее. Они стоят жертвы. Надменная деловая толпа, со строгими взорами, против взбалмошной девчонки, лепечущей вздор: вы не понимаете… я его люблю… я ни о чём его не прошу… ни любить, ни вернуться… я просто молюсь… пусть ему везёт, пусть он будет счастлив, потому что мне холодно, когда он грустит… Это глупо и неправильно и давно должно угаснуть, но всё горит и жжётся…

Вы не понимаете… есть он и есть – все остальные… и если не он, то какая разница – кто? И потому никто.

Она смотрит на чистый лист с единственным словом «Здравствуй» и грустно склоняет голову. Одному богу ведомо, когда умрёт эта ненадобная любовь. Он спокоен. Наверное счастлив. И ему не нужно знать, что творится в её душе.

Она берёт лист в руки и с привычной обречённостью подносит его к пламени свечи.

Как будто любовь может сгореть.


Любовь уйдёт. Наверное. Потом…

Пока же нам придётся разлучиться.

Я не признаюсь, что душа сочится,

Что сердце жёлтым падает листом.


В предательстве себя не упрекай.

Июнь в слезах, но в благодарность маю –

Сама тебя от сердца отнимаю,

Забудь меня к зиме, как Герду – Кай.


Всё будет так, как хочешь. Растворюсь.

Уйду из снов твоих, где нет мне места.

И никогда ни взглядом и ни жестом,

Души твоей, остывшей, не коснусь.


Не позову в осиротевший дом,

Где кот мурлычет, на коленях греясь.

Где я живу, не веря, но надеясь:

Любовь уйдёт. Наверное. Потом…


НОЧНОЙ РАЗГОВОР.
 
Тук, тук-тук… тук… Что это за стуки? Сколько можно вредничать?

Уже давно пора спать! Чего тебе не хватает? Ты же не скажешь – любви.

Потому что это неправда. Эта сказка осталась с тобой навсегда. Над ней не властны ни люди, ни времена.

Эта любовь сделала тебя мудрее. Ведь это яснее ясного: у сказок свои законы.

Затянувшаяся сказка становится слишком похожей на быль. Что может быть хуже?

Только то, что Маленький Принц поверил Змее? Или слёзы Лисёнка, за которого отныне никто не в ответе?

Но слёзы высыхают. И боль уходит. А сказка остаётся.

Потому что не меркнут страницы, написанные недолговечными перьями, бессмертных учителей.

И память, если её попросить, остановится на той странице, где все ещё счастливы.

Где доверчив Лисёнок. И где не очень тревожен Маленький Принц. Это там, на следующей странице, его поманит и обманет высокая, как звёзды, печаль.

На следующей странице… которую можно и не читать.

У сказок свои законы. Что ж. У любви они тоже свои.

И если сказка должна закончиться, то любовь не обязана платить эту дань.

Насмешки. Сочувствие. Удивление. Какие смешные декорации в театре любви.

Любви, которая,

Не питает иллюзий

Не молит о жалости

Не мечтает о свободе

Не сожалеет о прошлом.

Потому что знает, что к тем, кто любит, забывая себя, звёзды милосердны.

И никто не отменит встречу на Млечном Пути.

Тук-тук, тук-тук. Ну, вот и хорошо. Ты ведь веришь в звёздную встречу.

И значит в этом мире, пока ещё, не станет меньше на одно влюблённое сердце.


Сердце где? Под каким ребром?

По ребру тому – топором.


Под ребро – куском – динамит.

Разлетелось. А всё саднит…


Всё саднит, отдаёт в плечо,

Ткнусь ладошкою – горячо.


Сердце, глупое, перестань!

От хворобы, на шаг, отстань!


Пусть кряхтит себе, пусть ползёт,

Пусть себя самою везёт!


Слышишь? Марта бренчит капель.

Знаешь, скоро придёт апрель.


Веришь? Майский весёлый сад,

Обнимать тебя будет рад.


Слышишь? Рано тебе на слом!

Хватит хлопать одним крылом…


Веруй маю, молись любви

И молитвою той живи!


О ЛЮБВИ - ГРУСТНО.

Несознательные древние люди, весьма уважительно относились к костру. Запасали дрова, оберегали огонь от дождя и ветра, не оставляли без присмотра.

Газофицированным, электрофицированным и чертовски прагматичным, современным людям без надобности костры. И к самой важной ипостаси огня – любви, они относятся без почтенья и трепета.

Небрежно ослабляют пламя обильной росой душевной лени.

Заваливают безжалостным буреломом оскорблений.

Заливают колючим дождём недоверия.

Душат ядовитым туманом глупой ревности.

А у печального седого кострища – винят небеса, своих ближних, любых дальних людей или друг друга. И никогда – себя.


Как теперь эти дни далеки, далеки.

Дальше чем от зимы до минувшего лета.

Невозможно вернуться к прошедшей любви.

Как нельзя прикоснуться к полоске рассвета.


Можно вспомнить, заплакать, стихи написать.

Можно дров наносить на былое кострище.

И любовь – зазывать. И любви – обещать.

Только Синяя Птица — пожарищ не ищет.


БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ.

Благодарю тебя мой, давно уже бывший, муж.

В расставании всегда виноваты двое, поэтому я прошу у тебя прощения, за мою часть вины. Не часто, но всё же вспоминаю наши первые встречи. Мы бродили по тихим аллеям нашего маленького городка, говорили обо всём и ни о чём, улыбались редким встреченным парам.

Вспоминаю первые ссоры. Теперь совсем не важно, кому из нас не хватало мудрости, а кому — терпения. В конце концов и то, и другое плохо сочетается с молодостью. Важно то, что давно выросла и стала умницей и красавицей наша дочь. И значит наша встреча не была напрасной.

Жизнь давно разбросала нас по разным городам и по новым семьям. Но над любым городом мира висит всё та же чайная луна. И если лунным вечером, у открытого окошка, ты вдруг вздохнёшь ни о чём, то просто улыбнись луне и пожелай мне удачи.

А если по листьям деревьев вдруг пробежит ветер, то значит это я пожелала удачи, счастья и радости тебе в ответ.

Пусть для лёгкой светлой грустинки, о безвозвратно утраченном, с нами навсегда останется песня нашей юности «Первый поцелуй».

Было небо выше, были звёзды ярче

И прозрачный месяц плыл в туманной мгле…


Я НЕ МОГУ БЕЗ ТЕБЯ.

Я не могу без тебя. Какое, чертовски красивое, признание в любви. Я не могу без тебя. Я не могу… А я – могу! Могу жить без любви дни, месяцы, годы, века. Ходить, есть, спать, делать заученную руками работу и ни о чём не думать. Или ни о ком. Или не о ком думать? В мире осень. Серые дни. Серые люди. Серые мысли. Иллюзии всего лишь самообман. Понимаешь это и… удерживаешь их. Потому что когда не станет иллюзий останется только пустота. Пустые слова, пустые глаза, пустые лица.

Зачем это нужно? Воспитывать в себе ненависть к любви? Любовь – зависимость. Независимость – нелюбовь. Нельзя быть абсолютно независимым и счастливым в любви. Зависимость связывает руки, мысли, поступки, пеленает душу. Независимость зажигает свечу на ветру.

За всё нужно платить. И никому неведомо, какая плата дороже. Одиноких жалеют. Несчастливым в браке – сострадают. Какой бы выбор не был сделан, никогда нельзя предугадать конечный результат. Нельзя прожить две жизни и сравнить: какая плата дороже. Удел человека сожалеть о сделанном выборе и мечтать о невозможном. Желать осенью весны, весной лета. В плену полной свободы мечтать о путах. В путах грезить о свободе.

Это сладкое слово свобода. Сладкое каждый день и круглый год. За вычетом четырёх дней.

День первый. Время осенних сумерек, тихий накрап дождя, шелест спадающих листьев: одиночество.

День второй. Снегопадный вечер, неверный свет фонарей, круженье снежинок в задумчивом танце: одиночество.

День третий. Мартовский послезакатный час, ручейки захваченные врасплох морозцем, жалобный хруст льдинок вслед торопливым шагам: одиночество.

День четвёртый. Июльский звездопад, лунная дорожка на глади старого пруда, ивы склонённые к самой воде, неумолчный звон ночной тишины: о-ди-но-чест-во.

Четыре опасных дня, когда даже неверующий молится: даруй мне мужества, господи, не искать руку во тьме, не видеть призывного блеска в глазах, не слышать зовущих слов. Не читать вечной надписи над входом в позолоченную клетку. «Я не могу без тебя».


В эту грусть дождя затяжного,

Мне бы друга. Но не любого…

А кого – не знаю сама.

Под луною этой, не ново,

Ошибаться снова и снова.

Вот и осень. А там – зима…


Там, чего не бывало с роду,

Я от грёз обрету свободу:

От надежды, веры, любви.

Непрощённой и не простившей,

Нераскаянной , горькой, лишней,

По земному пройду пути.


И тоской неземной, нездешней,

Беспросветной, как мрак кромешный,

Скольких, скольких с пути собью?

Но и в дерзость безумной ласки,

Не оставлю своей опаски,

Ни кому не скажу «люблю».