Свиток третий

Нан де Рейв, приглашенный войти,
Спрыгнул с подоконника на паркетный пол,
Задевая прозрачные занавески и заставляя их взмыть к потолку.
Взгляду его предстал кабинет чародея с цветными иноземными коврами и шкафами, изрезанными рунами.
Свистнул и невольно потер руки плут и воришка,
Дивясь золотым потолочным подвескам в виде созвездий.
Шорох подола платья и едва слышимый скрип деревянных дощечек
Свидетельствовали о присутствии в комнате Симары.
Охраняемая колдовством Темного Милорда,
Она была незримой,
Недосягаемой.
Тщетно искали любопытные темные глаза прекрасное цветущее от волнения личико девы,
Находили они только обезображенные морды хищных чудовищ,
Глядевшие на нежданного посетителя из-за стекол лабораторных бутылей.

Де Рейв: Отчего же ты покинула меня, красавица?
Покажись-ка снова, Симара!
Солнце, огонь и любовь отдали тебе свою красоту,
Свой пламенно-алый цвет,
А ты прячешь ее за миллионом замков!
Почему бы тебе ко мне не выйти?

Она не отвечала.
Испуганная Симара
Стояла на перекладине под потолком башни, припав к капители колонны.
И голос Нана, доносимый до нее эхом, витал под сводом.

Де Рейв: Не слышит или молчит нарочно?
Чу! Слышно мне, как дышит она,
Как трещат атласные ленты корсажа,
Натянутые глубокими тревожными вздохами.
Не обманешь мой музыкальный слух!
Ну же, Симара, покажись!
Явись мне!
О, ты делаешь меня бесконечно несчастным из-за того,
Что я видел тебя,
А теперь оказался лишен этой большой чести!

Движением руки Симара приманила бабочек,
И те цветным ворохом подняли лиану с висевшими на ней пустыми коконами к подоконнику.
Кончик ее свесился и упал на нос сапога Нана,
Призывая его покинуть башню.

Де Рейв: Какая славная традиция там, откуда я родом – радушно принимать любого гостя,
Даже такого дерзкого, как я,
Даже пойманного на месте преступления вора в кабинете или вампира в стойле!
Симара, выйди ко мне!
Я не попрошу у тебя кружки темного эля, вяленой рыбы и приюта в юрте или землянке,
Только покажись еще раз!
Я не обращусь к тебе за тем, ради чего прибыл сюда,
Лишь дай мне тебя увидеть!
Возникла на миг и тут же пропала – разве так встречают гостей?

Симара: То, ради чего прибыл…
Вы готовы к этой встрече больше, чем я.

Ее неуверенные слова
Падали звенящими колокольчиками фейской пыльцы
Оттуда,
Из-под крыши башни волшебника.

Де Рейв: Готов! А то!
Увидел тебя
И понял, что ждал ее дольше вечности.

Симара: Мой муж ничего не говорил о Вас.
Он не принимает никаких гостей,
Кроме духов, являющихся из зеркал в безлунные ночи,
Но и тем запрещено смотреть на меня.
Для чего Вы явились сюда,
Незваный, не предсказанный гороскопом и хрустальным шаром посетитель?
Для чего Вы так настойчиво зовете меня?
Вам нужна помощь? Вы были ранены в лабиринте или на идущей сквозь логово хищников тропе?

Де Рейв: О, да, мне нужна помощь! Я ранен,
Я смертельно поражен!

Симара: Ах!
Я должна принести Лекарство…

Де Рейв: Если это означает, что ты покинешь меня,
То лучше замри там, где стоишь, и продолжай говорить,
Дай мне хоть голос твой послушать, красавица!
Не оставляй меня, не уходи,
О, будь со мной в этой комнате!
Я сражен твоей красотой и умираю от желания увидеть тебя еще раз,
Покажись мне снова,
И в воздухе опять засверкают миллионы звездочек, как во время звездопада и фейерверка! 

Симара: Вам нужна помощь!
Вы бредите!

Де Рейв: О, нет, нет, не торопись,
Ты все равно уже опоздала!
Слушать, как дрожат под твоими ногами ступеньки –
Неописуемая мука!

Симара: Опоздала?

Де Рейв: О, да! Я убит!
Я убит твоей красотой!
Прекрасное Солнце спряталось от меня за тучи,
Не желая осветить даже последний миг моей жизни! О-о!
О, какие мучения!
Мне остается лишь мечтать о том,
Чтобы ты взглянула на меня
И скрасила эту горькую минуту,
Ворвавшись в нее вспышкой, фейерверком цветов…

Симара: Нет, Вы не бредите.
Вы лжете.

Спускавшаяся Симара замерла там,
Где не была заметна для Нана,
Встав в ряд каменных изваяний,
Прекрасных мраморных дев,
Став двенадцатой среди них.

Де Рейв: Я? Лгу?
Как могла закрасться эта мысль в твою прелестную головку?
О, да пусть ястребы и орлы, кружащие над лесом, вырвут мне язык,
Если я солгал!
Как могу я врать тебе, Симара?
Спустись ко мне, умоляю тебя!
Я погибну без тебя, как земля без света всех вместе звездочек!
Симара, прошу тебя,
Ежели ты не смеешь возникнуть передо мной, так объясни мне, отчего, прекрасная отшельница?
Не поразило ведь меня то, что тысячу веков назад угрожало гостям в иной башне, не так ли?

Симара, не то удивленная, не то настороженная,
Качнулась,
И длинные ее рукава зашуршали сложенными крыльями мотылька.

Симара: Угрожало?.. В иной башне?.. Что?

И проказник де Рейв усмехнулся,
Веря, что дар сказочника, рассказчика и лгуна,
Украденный у бродячих артистов глубокой ночью,
Позволил ему завладеть вниманием Симары.
Нан приметил на полу колдовской бубен,
Вооружился им и запрыгнул на стопку древних книг,
А с нее – на массивный серый шкаф,
Напоминавший окаменевшего под лучами зари тролля.
Ударяя по бубну, прислушиваясь к переливчатым звучаниям его колокольчиков,
Паяц запел свою песнь.

Де Рейв: Тысячу веков тому назад,
Когда я, неустанно идущий вперед, остановился там, где из шкур буйволов шьют шатры,
Там, где вместо пик и мечей – рыболовные остроги да трезубцы,
Там, где за слюдяными окнами стенают и бьют в ставни,
Напрашиваясь в дом,
Духи пурги и смерти,
Там, у подножия северных гор,
Я подаяния просил, сидя на деревянном крыльце таверны со шляпой своею в руках.
Двери ударили меня, а спину и затылок обжег мороз:
Лесорубы, чьи одежды пропахли метелью и хвоей,
На сильных плечах внесли в таверну человека с шершавыми веревками на поясе и скользким инеем на пальцах.
Согревшись у очага с оленьими головами и выпив смеси из горячего вина, мяты и пряностей,
Спасенный рассказал, что искал он в горах, которым едва жизнь не отдал свою.
Поведал он, что на самой вершине,
Где вместо снега – нетающая пыльца звезд,
Стоит белокаменная крепость,
А в крепости той,
Купаясь в водопадах, из которых рождаются горные ручьи, подземные источники и реки,
Наряжаясь в туманы, морозные узоры и мягчайший, пуховый снег,
Дни свои проводит дева,
Что прекраснее последнего клочка неба,
Который видит обреченный перед смертью,
Мудрее всех волхвов и написанных ими книг,
Искреннее в песнях, чем соловьи и ветер над морем.
Но запрещено человеку лицезреть ее, совершенную:
Каждый, чей взор посмеет коснуться стана девы,
Будет ослеплен ее неземной красотой,
Навсегда повергнут в вечную тьму,
Потому что в мире нет ничего, что могло бы сравниться с ее красотой.
Я был слеп от рождения, мне нечего было бояться,
Но и нечего узреть, явившись в крепость.
Мне не было это нужно… За другим я решил подняться на вершину гор.
Пожелал я услышать песнь, подобную благословению богинь,
Игре ветра на ксилофоне сталагмитов.
И я поднялся… Я лучше всех знал эти горы, стены родной земли моей!
Наощупь нашел я колонны крепости, которые не находил раньше оттого, что и не искал их.
По ним я взобрался и влез в окно, за коим слышались журчание водопадов и тихие шаги.
Услышал я, как совершенная дева опустилась на шкуру белого медведя, выйдя из купальни,
Да стала расчесывать гребнем свои волосы.
Тихо запела она, и сердце мое замерло, я стал ловить каждую ноту так жадно,
Как блуждающий в диких южных степях обезумевший странник ловит ситом дождь.
Ноты лились из ее уст, как сладкий мед, испорченный терпким дегтем:
Голос девы был мелодичен, песня – складна и лирична, но чего-то не хватало ей.
Я слушал, пока не пришло мне на ум, что в тоне спрятанной ото всех девушки нет той искренности,
Обещанной искавшим ее путником.
И всю песню, какой бы какой бы красивой она ни была,
Отсутствие чистоты и честности делали мертвой.
Ведь как можно петь, ежели ты не чувствуешь то, о чем поешь?
Как можно петь, ежели ты сам не веришь тому, что пытаешь донести людям или более способным певцам – ветру и воде?
И я не выдержал, как не выдержал бы любой настоящий музыкант или поэт.
Я перемахнул через подоконник и оказался в крепости, испугав и смутив поначалу деву,
Спрятанную в ней от глаз посторонних.
Моим долгом было пригласить ее пройтись по всей земле, узнать людей, научиться их чувствам.
Верил я, что только это поможет ей, далекой от мира и лишенной чувств, научиться любить,
Ненавидеть,
Плакать,
Возрождаться,
Смеяться,
Восхищаться,
Ценить,
Возвышать,
Обожать,
Улыбаться,
Переживать,
Сочувствовать… Словом, научиться всему, что умеют люди!
Она удивилась моей смелости и согласилась отправиться со мной в путь,
Вызвав всюду метель,
Чтобы, как вуалью, скрыть себя и не ослепить никого.
Весь наш мир, все его земли, моря и острова прошли мы.
Она видела горе и радость, счастье и отчаяние,
Она научилась любить и полюбила весь окружающий мир –
От букашки до Солнышка в небе!
Но больше всех полюбила она меня.
Совершенная дева предложила мне стать ее мужем,
Я не знал, как ей любезно отказать, и потому согласился.
Мы сыграли свадьбу…
В день торжества она пропела мне подвенечную клятву свою,
И замерли фейерверки радостных звезд в небе, слушая ее,
А две искры даже спустились с небосвода ко мне,
Чтобы стать моими глазами:
Так боги отблагодарили меня за невозможное,
За то, что я сумел оживить ледяную красавицу, скрывавшуюся от всего мира в снегах.
И остановила она вьюгу,
Соткавшую ей вуаль,
Потому что научилась любить, беречь и не ввергать во тьму своей красотой.
Мы жили с ней в ее ледяной крепости,
Пока застывшие воды не наскучили мне,
Пока я не пожелал бушующего океана.
Я сбежал от жены своей, дабы стать пиратом,
Каким был мой отец,
А она разозлилась и подняла в горах метели и вихри,
Замела все пути к вершине,
Чтобы я,
Ежели осознаю свою глупость да решу к ней вернуться,
Никогда не отыскал ее крепости.

Когда прозвучала и рассеялась последняя нота песни,
Заинтересованная Симара,
Осторожно приближавшаяся к Нану,
Сидела под самым шкафом и слушала рассказчика,
Взволнованно перебирая кончиками хрупких пальцев завязки корсажа и ленточки,
Которыми были украшены прозрачные белые рукава ее платья.
Она смотрела на него, облаченного в черное и почти незримого в тени сводов,
Под которыми оказался,
И он чудился ей летучей мышью,
Заманивающим в плен своими рассказами мудрым вампиром,
На каких охотится граф Каллестиас де Микелло.

Симара: Как же боги не отняли у тебя свет звезд,
Если ты так поступил с собственной женой?

Де Рейв: Боги милостивы – вот истина!
Да и, скажи мне, что я сделал? Предал ее разве?
Какой она была мне женой, если я ее никогда не любил,
Если я согласился на свадьбу с ней, потому что не придумал, как ей отказать?
Предать – это обмануть того, в кого влюблен, а я считал ее просто своей подругой.
Когда любишь, то не уходишь от человека. Если кого-то любишь, то жить без него и дня не можешь.

Симара: Ах! Разве так бывает?

Она дивилась этому высказыванию еще больше,
Чем всей истории, из слов которой образовалась подобная мораль.

Симара: Раз ты вечный странник, не имеющий крова и защиты,
Значит, ты никого не любишь?

Де Рейв: Нет, совсем никого!
Я родился у подножия седых гор,
Неживой голубой жилой тянется к земле моей сквозь мраморные снега
Гиблая река.
Тот, кто утонет в водах ее,
Будет навек заключен в прозрачный лед,
Как наивная мошка, увязшая в древесной смоле.
Однажды я выпил воды из той реки,
Невзирая на запреты матушки,
И мое сердце сковал иней,
Который нельзя разбить, растопить или уничтожить магией.
Мое сердце замерзло,
И с тех пор я совсем никого не люблю!

Симара: Разве там, в далекой северной земле,
Где люди сообща строят иглу и землянки,
Не было у тебя семьи,
Неужели лишь пурга качала твою колыбельку?

Де Рейв: Мой отец был пиратом,
Ненасытная вода пожрала его,
Когда он украл проклятый скипетр,
Навлекший на его корабль кракена.
Нет у меня отца.
Моя мать была ткачихой,
Ткала полотенца, пришивала монетки чешуи и меха к платьям невест,
Пока у деревянных ворот дома не разбился фонарик,
Слетевший с рогов пробегавшего мимо оленя,
И огонь не охватил мастерскую,
Переплавляя снег под ней в лед.
Нет у меня матери.
Храбрый воин Габриель Ремар,
Магистр Ордена Тьмы,
Был мне соседом и другом.
Тетка-шаманка научила его варить яды и зелья,
В дыме, поднявшемся от котелка,
Он увидел стены императорской крепости
И ушел за щитом и плащом паладина.
Нет у меня друга.
Ингрид, девушка в монетах, рубинах и кольцах,
Дочь шахтера, добывавшего самоцветы,
Была мне женой,
Была одной из моих жен.
А потом камни в туннеле, прокопанном ее отцом,
Засыпали ее,
И земля забрала ее.
Нет у меня жены.
Потерял я всех, обул семимильные сапоги и ушел прочь.
Не оставаться ведь одному в Тролльдоре…

Звук, отголосок щебетания
Вырвался из уст удивленной Симары,
И Нан посмотрел на нее.

Симара: Так называется место, откуда ты родом?

Де Рейв: Да! Тролльдор, край земли!
Колыбель всех зим, посещающих наш славный мир!
Суровые пустоши, где живут великаны и тролли,
Чьи меха окрасил в белый свет, отраженный снегом!
Ты встречалась когда-нибудь с настоящим троллем?
О! Я встречался!
Он был огромный, как гора, и серый, точно гранит,
От его уродливой головы к Луне,
Пытаясь насадить ее на острые ветки,
Тянулись два дерева-рога.
Горб на его спине был покрыт мхом и опавшей листвой.
Однажды я поспорил на двенадцать золотых,
Что сумею оседлать тролля, властителя подземелий и шахт.
И знаешь, что я сделал?
Тролли, так уж повелось, живут под мостами,
И вот я встал на мосту над оврагом, взял уду с привязанной к веревочке булкой
Да стал выманивать монстра.
Завидев угощение,
Он направился к нему.
Я слышал его громкие шаги и чувствовал, как сотрясается мост,
Когда раздуваются его принюхивающиеся ноздри!
Тролль вышел из своего убежища,
Тут я и запрыгнул к нему прямо на спину!
Он был таким же громадным и темным, как это шкаф!

Нан, сидевший на шкафу, подпрыгнул,
Отчего задрожали, закачались створки
И сбросили его, как неумелого наездника.
Взмыл в воздух, чтобы затем накрыть упавшего шутника, черный плащ,
Улетела и упала рядом с откатившейся по полу испуганной Симарой
Черная шляпа с поврежденным плюмажем.
Из склонившегося над де Рейвом шкафа,
Распахнувшего хищную створчатую пасть тролля,
Посыпались покидавшие свои емкости и сосуды искры, блестки и звездная пыль.
С полок разноцветным дождем падали склянки с заключенными внутри светлячками, огненными саламандрами и заспиртованными жабами,
Зельями, которые, разливаясь перламутровыми лужицами, обращались многоцветным паром или мыльными пузырьками.
Лишь один бутылек уцелел
И подкатился к ногам обескураженной Симары.

Симара: Ах, как же это случилось?
Будто твой черный разбойничий плащ навлек на меня беду…

Выпутавшийся из плаща,
Обхватившего его,
Нан посмеялся.

Де Рейв: Двенадцать тысяч раз я это слышал!
Ну, не отчаивайся, красавица.
Раз уж тебе так не нравится мой плащ,
Я согласен пустить его на тряпки,
Которыми можно вытереть пролитое варево.
Что наполняло этот шкаф?
Яды, пойманные твари и кислота…
Да я оказываю тебе и твоему муженьку услугу,
Избавляя вас от такого соседства!
Кто благоверный твой? Хозяин таверны?

Симара: Он чародей,
Вороны застилают перьями его путь.

Де Рейв: Ясно!
Приятель доктора из синей палатки в звездах,
Один из тех, кто уклоняется от уплаты налогов в королевскую казну Флердеружа!
Эх, ведала бы принцесса Камилла…

Симара: Камилла…

Ясные глаза ее помутнели.

Симара: Это принцесса?

Де Рейв: Ну да! А для чего ты спросила?

Симара: Я…
Нет, я не знаю.
Мне показалось,
Что я слышала это имя,
Но я не могла.
Я не покидала этой башни никогда в своей жизни,
Никогда я не выходила из леса, окружающего ее.

Нан развел руками и присвистнул.

Де Рейв: А как же твой муж, великий маг?
Разве не странствует он по свету,
Как все волшебники,
Зарабатывающие на жизнь всевозможными чудесами?
Разве же он коротает дни в своем доме?

Симара: Нет, он и сейчас странствует.

Де Рейв: Как? А то, что я говорил тебе?
О любви, которая связывает двух людей,
Не позволяя надолго покинуть друг друга?

Симара: И из-за этих слов я отважилась спорить с тобой,
Пусть и велено мне подчиняться мужчине,
Будь то муж мой или один из его воронов,
Слившихся с человеческим телом.
Известно мне, что ты мужчина,
И глаза мои говорят мне, что одет ты,
Как любимые птицы колдунов и самой Смерти,
Но я не поверю тебе.
Муж мой, великий чародей нашего мира Милорд,
Любит меня,
И огонь чувств его ярче моих пламенных волос.

Де Рейв: И он оставляет тебя одну, дивная алая роза?

Симара: Может быть, как и в твоей легенде,
Он боится, что моя красота ослепляет.
Или он волнуется за меня и прячет меня от юношей, носящих клинки за ботфортами,
Как ты.
Я не знаю.
Но мне не велено покидать башню.

Де Рейв: Скажи мне, красавица, а не превращается ли твой благоверный,
Да сопутствуют ему духи ветра и шипы плюща,
В дракона?

Симара: Он всемогущ. Но для чего ты спрашиваешь это?

Де Рейв: О, это просто напомнило мне, как я поймал рыболовной сетью,
Подкинутой к облакам,
Живого  дракона.
Эти древние звери мудры и находчивы,
Я хотел заиметь одного, чтобы никогда не искать соперника для игр в карты.
Попался мне самый красивый:
Алый-алый, но с нежно-розовыми, как у тебя, Симара, щеками.
Драконы живут высоко в облаках, на вершинах гор или в башнях,
Всегда в полной изоляции от живых существ иных видов.
Они не готовы к краскам и соблазнам нашего мира, поэтому,
Завидев привлекательную деву или блестящую золотую монету,
Сходят с ума.
Обезумевшие, ставшие ревнивыми или алчными, драконы
Охраняют свое сокровище,
Спрятав его глубоко-глубоко в свое отдаленное от мира жилище,
Никому не дозволяют коснуться его или даже узреть.
Я потерял своего дракона пять лет назад,
А сейчас, кажется, отыскал.
Точно знаю: будь я твоим мужем,
Тоже обнес бы тебя лабиринтом и высокими стенами,
Никому бы не отдал!
Но оставил тебе лестницы и ключи,
Чтобы ты могла следовать за мной,
И осматривать наш благодатный домен.
Правят ведь маги,
Вопреки указам правителей и возражениям чванных феодалов в жемчугах и перьях,
Землей, над которой громоздят свои башни.
И, поверь мне, Симара,
Ландшафт, что кожей своих стоп ты боишься задеть,
Восхитителен и полон чудес.
Много тысяч лет назад люди не знали о том,
Что не только старушка-Земля кружит в космосе,
Ей сопутствуют другие планеты,
Все разные, но в одной и той же степени притягивающие взоры.
Так и ты, кажется, не ведаешь о мирах,
Которые существуют за пределами твоего.

И Симара снова отважилась спорить с вороненком,
Нарушившим тишину ее убежища.

Симара: Ты неправ.
Я ни с кем в своей жизни не спорила,
Но у тебя, проказник,
Умение навлекать на себя неприятности.

Де Рейв: Сочту за честь,
Прекрасная госпожа.

Симара: Знаю я об иных мирах,
Знаю больше, чем ты можешь вообразить,
Но мне мой растопленный очаг,
Что, как рыжий котенок,
Лижет котелок с супом,
Дороже кострищ, каминов и разожженных ламп других земель.
Есть в доме моего мужа комната, а в ней – тысяча дверей.
Стоят они, корешками друг друга касаясь,
На книжных полках, утепляющих стены башни изнутри
И тянущихся до самого потолка.
Когда меня покидает муж,
Я никогда не остаюсь здесь одна.
Мой муж говорил мне, что бренная почва не принимает лжецов,
И те живут дольше прочих,
Но я не могла представить, что однажды
Тот, кто пожелает меня обмануть,
Тот, кто посмеет разбить колбы со снадобьями,
Вторгнется в мой дом.
От таких, как ты, оберегает меня муж,
О таких, как ты, предупреждали меня книги и древние свитки.

Де Рейв: О, Ночь и все ее звезды!
Так мое появление здесь было предсказано? Я знал и верил!
Надеюсь, пророчества не сообщали, когда я должен тебя покинуть:
Я гляжу на тебя, и красота твоя не дозволяет уйти.

Симара: Пусть путеводные звезды молчат,
И луч Луны не опустится в пыль дорогой твоей,
Я укажу тебе на окно,
Так как не имею двери.

Де Рейв: Как мне уйти, если ты меня приворожила?
Если я покину эту башню, то только с тобой!
И все сильнее верю я в то, что это будет правильным решением.
О, милая Симара!
Книги не утепляют твои стены,
А делают их прочнее, не позволяя тебе разрушить их и увидеть то, что за ними!
И чтение, разумеется, не заменит тебе общения
С миллионами новых лиц,
Ведь, перелистывая страницы,
Ты всегда можешь предугадать фразу или действие,
Чего не сделать там,
За пределами твоего убежища,
Одинокой драконьей башни.
Плодородна земля, где обитает заперший тебя зверь.
Прекрасна та жизнь, от которой ты закрыла себя
Сказаниями древних мастеров пера.
О, Симара, запертый от ветров и гроз цветок,
Земля действительно носит плутов и разбойников,
Ты права.
Она рождает скалы и ледяные глыбы,
А небо плавит ее молниями и крошит градом,
Ты права.
И дороги любые, конечно же,
К смерти ведут,
Ты права.
Но, послушай, Симара,
За непогодой часто приходит живительное Солнце,
А за темными ночами следует красочная заря.
Не только зло ходит по свету,
Хорошего гораздо больше.
Видела ли ты хоть однажды,
Как двенадцать фей нашего мира
Взлетают в небо, боясь утонуть в снегу,
И пыльца их оставляет радужные линии северного сияния на небосводе?
Видела ли ты свое прелестное лицо,
Отражающееся в темно-изумрудной глади,
Украшенное веснушками и короной из мелких цветов и чешуи наяд?
Видела ли ты, как чайки взлетают над причалом,
И знойное бледно-голубое небо наполняется кучевыми облаками?
Видела ли ты, как желтые, красные и еще зеленые листья осенью,
Став витражами в рамах извилистых темных ветвей,
Пропускают лучи,
Тепло которых становится все менее ощутимо,
И рисуют на земле разноцветную дорогу,
Зовущую тебя в приключение?
Видела ли ты, как северный ветер
Рисует на камнях и толще льда
Силуэты повергнутых им животных,
Сомкнувших глаза в долгой зимней спячке?
Видела ли ты, как разноцветными непрочными слоями,
Точно фруктовый пудинг в хрустальной чаше,
На прозрачное небо ложится рассвет?
Видела ли ты, как внутри серых каменных пещер или упавших деревьев
Образуются крошечные миры
С водой, воздухом, минералами и растениями?
Видела ли ты, как прохладные волны живого океана,
Носящего на спине нашу землю,
Поглощают следы ладони,
Оставленные на песке,
Чтобы передать твой привет русалкам и их глубоководным сестрицам, сиренам?
Видела ли ты, как, вековые глыбы смещая,
Пробивается сквозь останки троллей,
Образующие хребты гор,
Цветок красоты необыкновенной,
Прекрасный, как ты сама, цветок,
Но готовый за свою свободу бороться?

Видела ли ты, как оживают погибшие деревья,
Когда в их тлеющую кору вонзается семя,
Дающее полный жизни росток?
Видела ли ты, как неподвластная тебе сила,
Что-то волшебное или дикое и присущее животным,
Создает в могучих пнях кольца мухоморов,
Поедаемых жабами и улитками?
Видела ли ты, как стайка разукрашенных к торжеству голубей,
Воркуя и стуча мохнатыми коготками,
Мчится к ароматным крошкам глазури с корицей,
Рассыпанным пухлой и притягательной женой пекаря?
О, Симара! Жизнь полна красок, голосов, имен, символов, ощущений и чувств,
А ты отказываешься от нее!
Боги расшивают полотно нашей жизни яркими нитями,
А ты выбрала красный цвет сухих розовых ветвей,
Обвивших твою башню.
Но на земле больше,
Намного больше цветов!
Как можно не мечтать прогуляться босиком по свежей зеленой траве,
Увязнуть в золотистом меде, собирая его на ужин,
Губами поймать снежинку из сочных белых кристаллов,
Погладить рыжего крольчонка,
Крадущего морковь и тыквы влажным осенним утром,
Поймать шляпой лилового светлячка
Или коснуться рукой голубого-голубого неба?
О, Симара!
Ты лишаешь себя богатств,
С какими не сравнятся пойманные в колбы редкие звери, бабочки и пикси.
Мир за твоим окном бесконечен и представляет собой совершенство!
Хвала всем богам,
Небу, Солнцу и звездам!
Неужели готова ты отказаться от всего,
Что начинается там, за пределами лабиринта?

И убеждавший Симару паяц почувствовал,
Как глаза его наполнились росой искренних слез.
Он не дал деве увидеть блеска в своих глазах
И говорил так же твердо,
Но сердце его,
Что должно было рассыпаться через несколько недолгих дней,
Вопило.
Заимевший дар рассказчика и сочинителя в миг,
Когда сама Смерть, отраженная в северных льдах, поглядела на него,
Он поверил всему, что говорил,
Он сам был впечатлен всем, что говорил.
О, земля! О, бесконечный мир под Солнцем и Луной,
Ты прекрасен!
А раз так, то, звезды, ветер, сумрак и сама жизнь,
Скажите:
Что может быть более мучительным для влюбленного в жизнь юнца,
Чем потерять возможность
Снова увидеть этот свет?
Нан заглянул в глаза Симары,
Когда взгляд затянутых пеленой слез очей
Прояснился.
В то мгновенье он захотел,
Чтобы эти глаза,
Такие же темные, как у него самого, глаза,
Красивые и глубокие,
Как залитый охрой заката грот,
Глаза,
Глядели в окно
И видели то же, что он.
Нан знал: он умрет,
Костлявые лапы смерти уже лежат на его плечах,
Но Симара останется жить.
И, может быть, его взгляд,
Взгляд романтика и энтузиаста,
Пусть не лучшего из людей,
Будет жив в ее глазах,
Если только она сможет так же посмотреть на этот мир.
Проказника де Рейва обрадовала мысль о том,
Что сможет он снова узреть этот мир через прекрасные глаза Симары,
Он приблизился к ней, поклонился и галантно протянул руку.

Де Рейв: Послушай!
Послушай, Симара.
Раз я разбил все склянки твоего мужа,
Стало быть,
Должно за них заплатить.
Могу ли я вывести тебя из башни?
Так мы сочтемся!
Отправляйся со мной в настоящий мир!
Это, пожалуй, единственное и самое большее,
Что я могу дать тебе.

Уговоры были почти бесконечными,
Краски неба сменялись более яркими,
Утекали крупицы песочных часов,
Лицо красавицы Симары становилось алым,
Как ее волосы.
Но Нан верил, что у него есть дар рассказчика,
Что длинный змеиный язык – его награда,
А умение увлечь за собой – большой талант.
Необыкновенной уверенности де Рейва хватило,
Потому Симара коснулась руки юноши,
Предложившего отвести ее
Туда, где кончается Лес,
Принадлежавший ее мужу.

Де Рейв: Пойдем!
Мы сплетем канат из всего, что попадется под руку,
В таких-то делах я мастер!
Если захочешь, красавица,
Я спущусь вниз по твоим волосам,
Так же, как я поднялся сюда,
А ты спрыгнешь, закрыв прекрасные глаза,
И окажешься в моих объятиях!

Любуясь цветами и травами,
Шелестевшими по воле затерявшегшегося в прутиках и колосьях ветра,
Слушая голоса животных и птиц,
Нан и Симара вышли из темного леса к столице.
Первый шаг на протоптанную людьми и лошадиными подковами тропу
Был самым сложным,
Но подарил множество приятных открытий.
Глашатаи в зеленых накидках с красными розами
Затрубили в свои горны,
Часы замка отбили нужный час,
И стражники распахнули перед путниками тяжелые городские врата.
Столица приветствовала Нана и Симару ароматами иноземных специй и цветов,
Ярмарка, приуроченная к майским торжествам,
Росла с каждым часом.
Двое, отправившиеся туда, где кончается Лес,
Принадлежавший Милорду,
Ловили полупрозрачных, будто вырезанных из драгоценных камней, стрекоз,
Пускали мыльные пузыри из стеклянных трубочек
И угощались всеми сезонными блюдами,
Начиная от медового печенья и заканчивая клубничным зефиром.
Торговцы и торговки предлагали Симаре украшения, шкатулки и ткани,
И де Рейву пришлось спасать деву от навязчивых лавочниц и говорливых ювелирных мастеров.
Пьянствовавший граф Каллестиас де Микелло,
Заливавший из всех бочек не то радость, не то горе,
Не то принятие единственного племянника в корпус паладинов,
Не то проигрыш в карты провинции со своим именем,
Вывалился из таверны, ковыряя в зубах арбалетным болтом.
Подивившийся длинным волосам Симары,
Он решил с ней познакомиться,
И дева испугалась окровавленного кожаного плаща охотника.
Она отступила и спряталась за спину Нана,
Паяцу пришлось представить девушку и научить ее знакомиться.
Господин де Микелло,
Показавшийся кровожадным монстром сначала,
Оказался галантным и остроумным человеком.
Каллестиас преподнес деве в подарок серебряный медальон,
Но она не решилась принимать его от чужого мужчины.

Симара: Простите, господин де Микелло,
Но позволительно ли даме принимать подарок от того,
Кто не является ее мужем?

Де Рейв:  Ты чего, Симара?
Подарки, похоже, тебе тоже нужно научиться принимать!
Давай не будем расстраивать Кайла отказом:
Мы с ним не первый год знакомы,
Было бы неловко.
Подай-ка мне медальон…
Вот. Я не девушка, мне все можно!

И Нан заложил медальон,
А вырученными монетками
Подкупил цветочниц.
Когда де Рейв и Симара проходили под аркой из плюща,
Ведущей к главной площади,
Девочки осыпали их разноцветными лепестками из своих корзинок.

Де Рейв: Погляди, как в полутьме арки
Опускаются на землю лепестки
Ярким ворохом ночных бабочек!
Красота!

Синие флаги Карнандеса, лилейные знамена Империи, серебро гербов Долины Кристальных Водопадов!
Нет места распрям и спорам,
Когда во всех краях
Возводят цветастые майские столбы.
Де Рейв отвел Симару на главную площадь,
Заслышав знакомые мелодии,
Доносившиеся из фургончиков бродячих артистов.
Он ожидал увидеть цирковое представление
С хитрыми, проворными и похожими на него самого
Шпагоглотателями, фокусниками и шутами в бумажных колпаках,
Но наткнулся на старых знакомых,
Которым тоже успел насолить.
Нан увидел Вольфа и Алексу,
Бродячих артистов,
С коими раньше водился,
Коим рассказывал небылицы о повязке на своей руке,
Коим остался должен.
Остерегаясь, что его увидят,
Паяц предложил Симаре уйти.
Он позвал новую знакомую прогуляться по крышам.

Де Рейв: Вперед! За мной!
Тона уходящего дня
Окрасят черепицу в разные цвета.
Побежим за лучом света,
Солнечные зайчики, я объявляю охоту!
Симара, за мной!
Мы будем подниматься все выше и выше,
Чтобы ты могла увидеть каждую часть мира,
От которого скрывалась.
Посмотри, как розовеют белые части твоего платья,
Как наливаются огнем черные,
Как кожа окрашивается в цвет золота,
Смотри, как много в мире цветов,
Смотри, как ты стала прекрасна!
Поднимайся выше!
Погляди на свет, готовый тебя принять!
Слева от нас корабли прибывают в порт из всех частей света,
Взгляни, взгляни на эти паруса!
Под ними – дары Флердеружу к весенним торжествам.
А справа – рыцари принцессы Камиллы готовятся к турниру…
Как сверкают их серебристые доспехи!
Внизу, прямо под нами,
Королевский сад.
Пройдет несколько дней,
И отсюда в небо выпустят миллионы мотыльков!
Ты когда-нибудь слышала про Бал Бабочек?
Я отведу тебя туда, ты должна это увидеть!
А над нами, погляди,
Пролетает доктор Фауст на своем волшебном клетчатом плаще.
Если хочешь – можешь запустить в него осколком черепицы!
Позади остался театр,
Вместилище искусства и чудес!
Впереди замок, мы поднимемся на башню с часами, за мной!
Пойдем, пойдем! Так много еще мы должны увидеть!
Жизнь прекрасна и наполнена красотами!
Поднимайся, поднимайся за мной!
Я покажу тебе механизмы и колокола,
Игрушечных музыкантов,
Что каждый час исполняют новую мелодию,
И канаты, на коих мы могли бы покататься,
Как на качелях,
Вперед!
Я видел наш город со многих ракурсов,
Но сверху он просто бесподобен!

Нан и Симара поднялись по выступавшим кирпичам,
Знакомым де Рейву,
На крышу башни с часами.
Солнце медленно уплывало за горизонт,
И Луна готовилась выступить на небе,
А окошки домов – зажечься разноцветными огоньками.
Певший и смеявшийся де Рейв
Нежданно побелел,
Как северный снег,
Пошатнулся и упал бы с конусовидной крыши,
Если бы Симара не схватила его за руку.
Взволнованная и недоверчивая,
Она долго корила себя за то,
Что пошла за шутником де Рейвом,
Но ее сердце растаяло,
Когда проказник Нан превратил побег из башни
В чудо и приключение.
Он делал это не ради выгоды,
Не ради насмешек,
Не со злых побуждений.
Он позвал Симару за собой,
Потому что пожелал поделиться всем,
Что увидел и полюбил.
И дева была ему благодарна.
Если в новом мире,
Который отчасти еще пугал,
Действительно были хорошие люди,
Которым Симара могла бы доверять,
То первый из этих людей – это Нан.
Ей хотелось бы считать его своим другом,
Ей было бы страшно потерять его и все пережитое,
Потому что Милорд долгие и долгие годы не мог сделать ее такой счастливой,
Какой она стала за день.

Симара: Нан, Нан, что случилось?!
Ты побелел, как серебро или лед!
Держишься за сердце и кашляешь…
Что с тобою произошло?

Де Рейв: А что произошло?
Все прекрасно!

Симара: Ты падал!

Де Рейв: Я поскользнулся.

Симара: Ты задыхался!

Де Рейв: Я подавился.

Симара: Ах, вот костяшки твоих пальцев налились огнем
И стали горячими!
Нан, у тебя жар! Ты болен.

Де Рейв: Что? Вот еще!
Тот, кому нездоровится,
Не стал бы стрелять из рогатки по воздушному змею
И пускать камушки по воде под пирсом,
Куда мы забегали час или два назад…
Вечерело, сейчас, стало быть, уже и Луна
Восходит?

Симара: Нан, прекрати,
Ты должен отправиться домой
И лечь в постель.
Где твой дом?
Я доведу тебя,
Если ты не удержишься на ногах.

Де Рейв: Как бы сказать тебе, красавица…
Мы уже в моем доме!
Нет у меня своего жилища,
И оттого я так хорошо знаю эти часы,
Что жил в них.

Симара: Как?
И даже зимой,
В снег и мороз?

Де Рейв: Здесь зимы бывают? В самом деле?
После лютых стуж моего края
Не страшны мне холода!

И Нан снова закашлял до пошатнулся,
Кончики его пальцев на длани Симары
Резко похолодели.

Симара: Жена без ведома мужа не смеет
Никого приглашать в дом,
Но что сделаю я,
Если ты болен и не имеешь укрытия и теплой постели?
Пойдем же, Нан.
Мы пройдем по той же дороге,
Какой пришли сюда,
И на ночь ты останешься в башне.
Лечебные травы исцелят тебя.

Де Рейв: Нет, подожди, а если…
А что, если твой муж узнает?
Рад я, конечно, вернуться,
Но ведь Милорд…

Симара: Я спрашивала тебя о том же самом,
Но ты попросил верить тебе.
Помнишь?
Я уже нарушила одиннадцать запретов:
Не покидать башни,
Не говорить с чужими,
Не впускать чужих в дом,
Не принимать подарки незнакомцев,
Не выходить из лесу,
Не перемещать колб и зелий,
Не касаться тела другого мужчины,
Не подходить к воротам города,
Не входить в столицу,
Не подходить к замку,
Не верить чужакам.
Пора нарушить двенадцатый запрет:
Не приглашать в дом никого,
Кроме мужа.
Будет ли хуже, если тонущий,
Достигший уже морского дна,
Сделает шаг вперед по дну?

И Нану пришлось послушаться.
Они с Симарой воротились в башню еще до того,
Как потемнело небо.
Де Рейв отмычками, висевшими за воротником на шнурке,
Отпер двери жилища мага.
Долго он не смел последовать за Симарой,
Будто чего-то остерегаясь.
Хозяйка пригласила его,
Почти настаивая,
И лишь тогда он вошел.
Дева проводила гостя в комнату,
Где после длительных странствий
Предавался сну Милорд.
Симара угостила Нана травяным чаем,
И после этого,
Когда часы стали готовиться пробить полночь,
Нан подскочил, подвел хозяйку к софе, усадил ее да,
Взяв привязанные к перевернутом креслу занавеси с бубенцами,
Как поводья,
Заставил бубенчики завыть северной вьюгой.

Де Рейв: Постой, Симара!
Рано нам отходить ко сну,
Не весь свет мы еще увидали!
Садись в эти сани,
Северные олени и могучие лоси
Увезут тебя в заснеженный край,
Где я появился на свет.
Прислушайся!
Слышишь, как топоры
В руках мужей с рогами шлемами
Валят высокие сосны,
Сотрясая всю землю?
А вон там, далеко-далеко впереди,
Горят огоньки костров,
Вокруг коих кружат в танцах шаманы и ведуньи.
Поскорее!
Подгоняю наших скакунов,
Нужно достичь деревянных ворот деревни как можно скорее,
Чтобы успеть насладиться травяным чаем и мороженым!
Скорее, скорее!
Чувствуешь, как морозный дух обжигает поцелуями
Твои щеки?
Нет? Ха, вот чудо! А ведь они уже зарумянились от ветра!
Лови снежинки руками!
Здесь снег никогда не тает,
Потому что эти ледяные кристаллы, падающие с неба, -
Упавшие звезды.
Загадывай столько желаний, сколько захочешь!
Быстрее, быстрее, вперед!
Желаешь ли ты подняться в горы?
Туда, где сверкают напитавшиеся северным сиянием сталагмиты?
Туда, где поют кирки рудокопов?
За мной!
Держись крепче, моя красавица!
На заснеженных елях
Гнездятся белые совы.
Если приподнимешься сейчас,
Сможешь погладить одну из них!
Вон ту,
Устроившуюся на самом краю широкой еловой лапы!
Ты не слушаешь?
Ах, да ты уже уснула,
Убаюканная северными ветрами…
Наконец-то!
Я отнесу тебя в твою кровать,
Удалюсь
И запру двери в той комнате,
Которую ты определила для меня.
Я не воспользуюсь твоим крепким сном,
Чтобы отнять у тебя золото,
Сокровища твоего мужа,
Или что-то еще более ценное.
Спи, Симара,
Спи и не пробуждайся до самой зари,
До возгласов петухов,
Молю тебя.
И пусть скрытой от тебя
Останется моя тайна,
Пробуждающаяся в ночи.
Какой же я глупец!
Зря я был честен с тобой впервые
И пришел сюда во второй раз.
Ведь я, знаешь, красавица…
Потому не верил в любовь с первого взгляда,
Что тебя не встречал.
Мне, может быть,
Только здесь впервые хорошо.
Здесь, с тобой.
Мне, может быть,
Впервые в жизни не хочется уходить.
Ты так прекрасна, невинна и так добра ко мне!
Счастлив твой муж,
Но безумен, раз оставляет тебя одну,
Не любуется тобой и наслаждается твоей компанией!
Спи, спи, прекраснейшая…
Да приснится тебе сюжет из старой северной легенды
О Луне и Солнце.
О Луне и Солнце,
Которые раньше появлялись на небе в одно и то же время,
Которые любили друг друга и были вместе,
Пока боги не создали ночь и день,
Разделив их навеки.
Каждую ночь Луна плачет,
И небо покрывают звезды – ее слезинки.
А слезы Солнца
Превращаются в утреннюю росу на цветах.
Спи, красавица,
Спи, прекрасная Симара,
Чтобы не слышать,
Как я, завидуя твоему мужу,
Ворчу и сминаю в руках шляпу.
Хотел бы я, Симара,
Быть с тобою.
Никогда бы я тебя не покинул,
Никогда бы не захотел уйти оттуда,
Где могу смотреть в твои глаза
И держать тебя за руку.
Но, точно Луна и Солнце,
Мы не сможем быть вместе.
Ты будешь жить еще долго-долго,
Надеюсь, что вечно,
Чтобы путешествовать и каждый день узнавать новое,
Чтобы встретить кого-то, кто тоже бы не захотел оставить тебя одну,
А я…
А я погибну, я умру, я утону во тьме,
Будто рухнув с обрыва в бездонную пропасть,
Когда Черно-Белая Луна взойдет на небе.
Боги моего мира,
Вершители судеб!
Молю вас,
Пусть случится это после Бала Бабочек!
Я бы так хотел, чтобы ты
Увидела порхающих над землей мотыльков
И решила последовать за ними.
Что даст тебе Милорд,
Заперший тебя в башне?
Где-то тебя ждет твой настоящий дом,
О котором ты почему-то ничего не знаешь и не помнишь.
Я много лет искал свой.
И нашел там, где и тебя.

И крепко запер Нан деревянную дверь в свою комнату.
Глядя на себя в полутемное зеркало,
Рассматривая менявшие цвет глаза
И покрывавшиеся белым пеплом руки,
Нан умолял потустороннюю силу внутри себя,
Одолевавшую его с приходом тьмы,
Не пробуждаться.
Хотя бы на одну ночь,
Которую проказник де Рейв,
Быть может, впервые в жизни сделавший что-то честное и хорошее,
Должен был провести там,
Откуда не хотел уходить
На поиски своего несуществующего во всех частях света дома.
Привыкший к холодам житель северной части света
Впервые в жизни своей
Ощутил тепло.