Средиземное море

***
Запомни рыб, летящих над водой
то парами, то яркою гурьбой,
то в одиночку: всполохами, броско.
Они взлетали и летели плоско
и снова уходили в глубину:
так длилось долго — несколько минут.

Движенье рыб мне показалось танцем;
поверхность вод уже покрылась глянцем
заката предстоящего, куда
корабль плыл и пенилась вода
вдоль по бортам. А дальше: рыбы, рыбы
как раньше мы могли, но не смогли бы
теперь. Как не удастся нам с тобой
ни парами, ни вместе, ни гурьбой.

Мы, глупые — мы притушили пламя,
протиснулись, зажатые углами,
на перекрёстках застеклённых глыб —
сто эволюций площе этих рыб,
на миллионы лет от них отжаты —
и наши недоразвитые жабры
на самой наводненной из планет
потеряны, растрачены на нет.

И этих рыб неведомое действо —
как некое утраченное детство,
как первородство проданное. Как
стеклярус жалкий, втиснутый в кулак
взамен земли, оставленной в наследство.
Да, это так: утраченное детство.

Прислушайся, запомни этот звук,
где ничего не вспомнить: только круг,
вдоль горизонта — меньше или больше.
Мы так с тобой беспомощны и столь же
обмануты, пусты, отлучены
от неба, горизонта — от волны,
что ничего не разобрать — ни звука
едва-едва достигнувшего слуха.
Как от луны мы далеки с тобой
от этих рыб, летящих над водой.

 

***
В Барселоне мимозы цветут в январе,
облака над листвой — акварель, акварель —
а вглядимся внимательно вдаль мы —
там одни баскетбольные пальмы.
И, пожалуй, снимаясь у этих мимоз,
нужно праздновать жизнь и смеяться до слёз,
но начни разбираться детально
и поймешь: всё на свете случайно.

Вот автобус влезает в глубокий карман
переулка, где снизу блестит океан,
где вода высока и сурова —
словно оттиск латинского слова.
И деревья стоят на латинских корнях
с апельсинами яркими — будто в огнях:
будто сами не верят, что скверный
полумрак освещают вечерний.

Там опасливо выйдешь на узкий балкон
посмотреть на мощеной дороги наклон,
на луну, что ведет на аркане
целый взвод ярко красной герани.
Ярко красной герани шагает отряд —
но не в ногу идёт — невпопад, невпопад —
где с утра ещё робко белели
облака над листвой: акварели.


***
Увидеть солнце, уходящее куда-то,
где линия воды, сливается с другой:
увидеть анатомию заката —
за кадром кадр, прикрыв глаза рукой.
И дальше плыть уже по черным водам
за тёмный горизонт — туда за облака,
сошедшие к воде, вдруг ставшей небосводом —
еще до первых звезд, до первых звезд пока.
В огромном корабле, как в брюхе сонной рыбы —
просоленной насквозь — под старый дивный блюз,
кто понимает здесь, какой нам выпал выбор,
как сложно не соврать, ответив: «Я вернусь».
Как трудно обещать, пройдя путем заката,
пройдя за кадром кадр — прикрыв глаза рукой —
за солнцем, за судьбой, за темнотой — куда-то,
где линия воды сливается с другой.

 

***
Средиземное море волнуется раз,
Средиземное море волнуется два —
не волна это — вал: необуздан, вихраст —
закипает, когда закипает вода.
Если хочешь увидеть, не бойся – смотри
на морские фигуры в ночной глубине.
Средиземное море волнуется три –
о тебе, обо мне; о тебе, обо мне.

Далеко ли до Яффо? Скажи, капитан? —
там — мощённый булыжником к берегу спуск,
там слепой муэдзин, повторяя Коран,
повторяет закат, что немыслимо пуст.
Далеко ли до Хайфы, где берег тенист,
где над берегом сад и цветы на песке;
там за нами заедет угрюмый таксист —
малословный в своей левантийской тоске.

Далеко ли до Акко, где белый базар:
запах пряностей, шёлка и ветреных жён;
где турецкая баня — извилистый пар
припасла для любого, кто смертным рождён.
Где не видел никто бирюзовее глаз —
цвет замёрзших озёр в ледниковой стране.
Средиземное море волнуется в нас:
о тебе, обо мне; о тебе, обо мне.

 

***
А если расставаться, то в Испании —
в Испании, где Пабло и Гарсиа —
где утро неожиданное, раннее,
а вместо солнца светят апельсины.
Там попугаи заправляют кронами
большими, как детали декораций.
Под оперными этими балконами, —
под музыку Россини расставаться.
Ладонь в ладони — но в одно касание
разжались пальцы — разлетелись птицы.
Прощайтесь.
Расставайтесь как в Испании:
друг с другом,
с жизнью:
что там мелочиться.