Восемь минут

     Я тебя когда-то любил. Эта простая фраза снова пронеслась в его голове за эту неделю, наверное, раз в десятый. Не то чтобы он считал, но в один день она посетила его дважды, а в другой трижды. И речь не идёт о линейном возрастании количества мыслей в зависимости от приближения к выходным. Три раза он подумал, что когда-то любил её, не в воскресенье (да-да, он привык всё новое начинать с понедельника, будь то бег по утрам или осознание, что чувства умерли).
     Это была пятница. Вечер пиццы.
     – Вечееер пиииццы! – услышал он её искажённый голос. Она неумело пародировала ведущего, представляющего боксёров перед выходом на ринг. И тут же громко смеялась. Так было всегда, каждую пятницу, почти в то же время, с тех пор как эта нехитрая традиция зародилась из особого нежелания и не особого умения обоих готовить. Откуда появилась её забавная и одновременно странная манера объявлять о доставке пиццы, уже никто из них не помнил. Возможно, в тот самый первый «Вечер пиццы» по телевизору шёл боксёрский поединок, тогда всё довольно логично и вовсе не странно.
     Но в ту пятницу это уже не показалось ему забавным.
     – Пицца так пицца, – он намеренно протянул эти короткие слова, чтобы скрыть внезапное раздражение, что его удивило – на той неделе круг из теста с сыром и помидорами не вызывал в нём ничего, кроме чувства лёгкого голода. Я тебя когда-то любил.
     – Не хочешь «Маргариту»? Давай закажем какую-нибудь другую, – она всегда это предлагала, начинала искать «какую-нибудь другую» пиццу, пытаясь по фотографиям представить новые вкусы, морщилась, качала головой из стороны в сторону, громко проводя пальцем по экрану смартфона. В итоге спустя пятнадцать минут торжественно подтверждала заказ менеджеру: «Да, верно, «Маргариту» и с грибами, но только без лука. Спасибо.»
     Одна «Маргарита» и одна с грибами, но только без лука. Традиционно-пятничное меню. Он любил пиццу, и не было ничего плохого в том, чтобы каждый раз заказывать одно и то же, если тебе нравится вкус и текстура, если еда дарит ощущение наполненности в желудке и тепла и спокойствия на душе.
     Ему стало стыдно за то, что он не смог посмотреть на неё с прежней нежностью, когда она, отбросив в сторону голубой «Самсунг», подлетела к нему с победным видом добытчицы пропитания и потянулась своей улыбкой к его рту. Я тебя когда-то любил.
     Вечер прошёл в знакомом и привычном ожидании звонка, торопливых шагов курьера по ступеням, сладко-солёного запаха свежеиспечённой пиццы, а затем и в её поглощении с вином и удовольствием, тоже весьма знакомым и привычным. Они лежали на неразложенном диване, было тесно, но слишком лениво, чтобы встать и приложить немного усилий после плотного ужина «в итальянском стиле» (ещё одно название «Вечера пиццы», но не такое ёмкое и популярное). Изо всех сил пытались смотреть старую комедию с Джимом Керри, сюжет которой был давно вызубрен наизусть и вызывал вялые смешки уже по инерции, только из уважения к таланту актёра, бьющего в тот момент себя стульчаком по голове. Она весело болтала, смешивая в кучу свежие сплетни уходящего дня, планы на ближайшие полгода и серьёзные философские вопросы, которые ей были действительно интересны, но ответы на которые она совсем не стремилась получить. Он слушал, обняв её крепкую, но при этом худую фигуру, из-за чего его руки казались ручищами, хотя его телосложение ничем особенным не отличалось от среднего.
     В третий раз он подумал о том, что когда-то любил её, только перед сном, когда они, переместившись с тесного дивана на просторную кровать, устало желали друг другу спокойной ночи.
     – Люблю тебя, – шепнула она, прикоснувшись своей щекой, приятно пахнущей ночным кремом с зелёным чаем, к его щетинистой, и беззаботно отвернулась, раскидав по подушке тонкие светлые волосы, в полумраке казавшиеся серыми.
     – И я тебя, – соврал он.
     Он некоторое время лежал, постепенно согревая холодные простыни своим теплом, и думал о том, когда? Когда это произошло, и почему он не ошарашен? Может, ему стоило бы испугаться или даже разозлиться? Не мог же он разлюбить её в понедельник, когда слова «Я тебя когда-то любил» впервые пришли ему в голову! Нет, не мог.
     Когда Солнце погаснет, мы на Земле будем ощущать его тепло и видеть его свет на протяжении ещё восьми минут. Восемь минут мы не будем знать, что источника нашей жизни больше не существует. Восемь минут перед вечным мраком и холодом.
     Он засмеялся про себя, нервно дёрнув уголками сухих губ. Довольно самонадеянно сравнивать свои давно угасшие чувства к женщине, тихо спящей рядом, со смертью Солнца и неизбежным отчаянием человечества. Он повернулся к ней, положив тёплую ладонь на мягкую ткань её клетчатой пижамы, и легко притянул к себе. Я тебя когда-то любил, но это ничего.