Ингерманландия

                … я сменил империю. Этот шаг
                продиктован был тем, что несло
                горелым с четырёх сторон …

                Иосиф Бродский.
                Колыбельная Трескового мыса



                Моим друзьям ингерманландским
                финнам посвящается

1.

Я слышал в детстве от друзей: страна есть Инкери,
Ингерманландия, места привольные, –
и фарисеи жили в той стране, и мытари,
а вдоль дорог – берёзы белоствольные…

Я в «Калевале» руны прочитал о Куллерво,
Даниэлем Европеусом записанные в Инкери,
легенды времени далёкого и смутного
хранимы в памяти ингерманландцев исстари.

Мне довелось бывать и в финском Каяни,
где Лённрот двадцать лет работал лекарем.
Что из того запомнилось? Пожалуй, сауны,
калитки с кашей, приготовленные пекарем.

Бывал и в Токсове, и в Гатчине, и в Колпине,
на родине подруги детства – в Ораниенбауме,
дороги там – ухабы да колдобины,
гостиницы – что на Руси не чудо – с тараканами.

Старался отыскать Ингерманландию –
и я нашёл её – на картах древних, выцветших.
Так здравствуй, Инкери, я рад свиданию –
пусть на просторах на бумажно-исторических!

Я быстрым взглядом обвожу Карелию,
потом губернию Санкт-Петербургскую,
учили здесь вас с детства рукоделию,
здесь вы ходили в школу – финскую и русскую.

Сменялись тучные сезоны лихолетием,
а лихолетие войною обернулося.
Кто ж вороги? – Финляндия с Советией,
понятно каждому, кто в чьи пределы сунулся…

Я не о том, я сказ веду об Инкери,
как по-над нею пролетали чёрны лебеди.
А ты попробуй-ка средь них кого-то выбери:
что ни правитель на Руси – всё неучи да нелюди!


2.

Был друг у меня в детсаду на Урицкого,
потом мы учились с ним в школе на Волховской –
послевоенные мальчики росточка низкого,
его фамилия Тухканен, моей семьи – Полыковские.

Моя одноклассница Марианна Тийснекка,
та, что из Ораниенбаума, ставшего Ломоносовым,
в бараке жила на Промышленной, я бывал там изредка,
потом узнал, что бараки эти строили сосланным.

Кому мешали они, финны российского севера –
Приладожья, побережья Балтийского?
Генералиссимусу с мозгами ефрейтора
и имперскими помыслами ума кровопийского?

Как же долго, как долго стучат колёсами
поезда, что уносят всё дальше от Ингерманландии,
и не получишь ответа, как ни задавайся вопросами:
чего же ей от них надо – коммунистической партии?!

Раскидали-рассеяли финнов-инкери
по степям, по таёжным углам да на выселках, –
так и жили они, не меча перед свиньями бисера,
ну а власть, – понятно, сильна в своих выдумках.

Март пришёл, и подох вождь с замашками людоедскими,
власть сменилась – коварна, но, вроде, умеренно, –
объявила вдруг финнов своими, советскими;
только врала эта власть краше сивого мерина,

посулив тем, кого и куда бы война ни забросила –
то ль в Эстонию, то ли в Финляндию, –
возвращение в «Калевальскую» Похьёлу,
в желанную Инкери, Ингерманландию.

Только рельсы вели снова в степи да в тундру сибирскую,
ну а кто-то судьбою, на счастье, заброшен в Карелию, –
все сумели усвоить российскую правду мундирскую:
тот и власть, кто себя проявил пустомелею.


3.

Впрочем, кажется, вновь я отвлёкся от линии –
нет, не партии, та всегда колебалась как надобно, –
то гоняла народы осваивать земли целинные,
то куда-то ещё, – но всегда почему-то безграмотно…

Приближался к концу век двадцатый безжалостный,
развалился Союз, развалилась империя, –
и поверили: жизни конец самохвалистой,
натерпелись партийно-начальственного лицемерия.

Новый век впереди. Наскитались по выселкам,
Возвратиться пора в край лесов – в страну Инкери.
Чёрта с два! Походив по бесчисленным митингам,
услыхали привычное: «Накося, выкури!» –

и задумались: – «Ну её к бесу, империю,
с коммунистами вместе, со лжедемократами!
Не понять, не усвоить её бухгалтерию,
хоть учили историю партии с диа-ист-матами…»

Позвала тут на радость, на счастье, Финляндия, –
что тут думать: там финны живут – и не бедствуют,
по рассказам – почти что Ингерманландия,
только жить, как живут финны там, – не по средствам тут,

на Руси, вороватой и лживой, – и, право, не хочется,
сколько можно терпеть эту власть хамоватую,
там, чуть севернее, те же лес, и озёра, и рощица,
на берёзах и клёнах узришь ту же живность пернатую.

Так что ехать и жить – в Сало, Тампере, Хельсинки!
Чуть дороже в столице, дешевле в провинции,
и повсюду найдутся друзья – или так, собеседники,
и узнаешь чужие, но ставшие ближе традиции.

Я надеюсь, придут времена, страна Инкери
станет снова свободной от гнёта российского,
и потомки тех финнов, что жили в ней исстари,
вновь заселят окрестности моря Балтийского.

07.10.2022