Об Андрее Первозванном. Отрывок из Швейцара

«Андрей Первозванный тоже бы окунулся, - думалось ему, и он поплыл, брассом, прерывая дыхание, короткими гребками, полностью погружая голову в воду и не закрывая при этом глаза. – Андрей рыбак. Он бы меня понял. У рыбаков, настоящих, отдельная философия. Первое: место обитания добычи – вода. Большая вода без прибрежных ориентиров – объект исследования небесных светил и звёзд для создания картины мира. Площадь исследования – три четверти планеты. Состояние поверхности воды – возможность передвижения по ней. Волны, шторма, направление ветров и течений. Наконец, глубины, рифы, подводный мир. Вода требует силы, ума, непрерывности мышления, находчивости, здоровья и терпения. Иначе – не выжить!

 Рыбак в постоянном поиске, а смерть у него – под ногами, но внутри воды (как смерти) и сидит добыча. Рыба беззвучна и нема и, что чаще, не видима. Чтобы определить, где она и что она из себя представляет, нужно проанализировать десятки природных факторов, запастись навигационными приборами, различными снастями; судном, которым тоже нужно уметь управлять, знать, когда и куда вернуться и как сохранить улов. И это не поддаётся тренировке.

Охотнику можно научиться стрелять сначала по мишеням, а потом – по животным и птице. Охотник видит след зверя, слышит зов и крики, определяет по земле, по сломанной ветке и примятой траве, где зверь лежит, где ест, на кого охотится, - и ставит капкан. Охотнику достаточно найти звериный помёт, и он вам по его виду и запаху тут же расскажет, что это за зверь, когда зверь посрал: болен зверь или здоров и каких он размеров, и какой патрон заряжать в ружьё. Охотник может вообще послать за добычей собаку, которая всё за него сделает.


Но по воде – собаку не пошлёшь. Вышку для безопасности - не поставишь (Хотя ставили вышки на Черном море, на мелких участ-
ках, чтобы следить за косяками мелкой рыбы). Укрытие – не выроешь. На дерево от акулы – не залезешь. Поэтому не зря первые апостолы именно из рыбаков были! Каждый из них, уходя проповедовать, должен был придумать такой план, чтобы и самому остаться в живых, да ещё закинуть сети и наловить из каждого народа столько «человеков», сколько Бог на душу положит. А это значит, надо ловить каждого встречного.


Сеть, Благая Весть, у Андрея была. Направление ему выпало по жребию. Спаситель наградил его свыше знанием любого языка, любого народа, встретившегося на его пути. Разговаривать и убеждать было чем. Оставалось собрать команду и двинуться в путь. На Север от Иерусалима.


Караван из ста верблюдов должен был уже разгрузиться в Петре, часть товара специй и благовоний из Индии от Фомы направилась в Александрию, где её встречал Марк, часть полуфабрикатов для нардового масла на сорока кораблях пустыни направилась в Тарс на переработку к Филиппу. Они должны были пройти по царской дороге в шестидесяти километрах восточнее Иерусалима через неделю, как сказал Иаков Праведный. Андрею оставалось дождаться голубиной почты от Марка с известием о разгрузке благовоний и загрузкой каравана стеклянной посудой, для отправки её в Тарс. Филипп к этому времени должен приготовить масло для розлива и, как всё будет опечатано, дождаться корабля от Лазаря, чтобы отправить товар на Кипр. Оттуда Лазарь пошлёт уже несколько кораблей в Массилию к сестре Марфе с товаром на реализацию. На обратном пути на корабли погрузят олово и бронзу. Отдохнувшие верблюды будут нагружены в Тарсе бронзовыми и оловянными сосудами, заранее привезёнными из Корнуолла, от Иосифа Аримафейского. Стеклянными сосудами - из Кипра и Александрии. По дороге в Петру догрузятся керамикой – из Сирии, от Фаддея. И двинутся в Индию, к Фоме. Вторая часть каравана пойдет на север, груженная в дополнение виссоном и монетой, в У Син, чтобы вернуться из Китая с шёлком и травами. С этим караваном Андрей пройдёт по восточному побережью Понта Эвксинского, через Колхиду, Боспорское царство - в Тавриду. И останется там готовить другой товар. «Человеков»...

...«Если Апостол Андрей остановился в Херсонесе, он не мог не знать об Инкермановских каменоломнях, - рассуждал Павел, забрасывая удочку с крабом на скорпену и стараясь не зацепиться за якорь, к которому привязали Святого Климента. – Здесь, в известняковых карьерах, рабов имелось в достатке. И жить им было где, и для устройства подземных храмов и святилищ мест в штольнях было в избытке. Да и сам Херсонес, оставаясь греческим, имел на постое всего один Римский гарнизон, который только обозначал своё присутствие. Боспорское царство уже было включено в провинцию Мёзия. В гаванях Танаиса, Пантикапея и Херсонеса римский флот Равеннской эскадры чувствовал себя спокойно, как дома. Забота заключалась лишь в обоюдовыгодной торговле и укреплении стен с северной стороны колоний от кочевников, которые уже поутихли, почувствовав силу Рима.

В самом Херсонесе велось обширное строительство: храмы, термы, новые линии водопровода, театр. В Боспоре научились даже изготавливать оконное стекло. В Пантикапее добывали руду и плавили железо. Рим балансировал между херсонесцами и боспорцами, поддерживая их извечное соперничество предоставлением всё новых рынков сбыта, строя всё новые порты и дороги. Рыбный соус «гарум», настоенный на крови и внутренностях черноморской хамсы и скумбрии, хранился на побережье в огромных каменных ёмкостях по тридцати и сорока тонн каждая. Таврия сама обеспечивала себя лесом на строительство домов, пристаней и судов. Море в изобилии снабжало рыбой и моллюсками. Степь поставляла животных и зерно. Рабы требовались везде. Скифы это понимали и успешно обновляли рынок живой силой…


Манумиссии – юридические акты об отпущении рабов на волю под опеку иудейской общины стали при Андрее не редкостью. Некоторые богатые хозяйки отпускали рабов на волю всей дворней с условием, что они будут жить в доме и в своё время позаботятся о захоронении престарелых рабовладельцев. Штольни Инкермана постепенно переходили в управление иудеев. И если только в Херсонесе проживало к тому времени до тридцати тысяч вольных человек, то рабов было не меньше, не считая женщин и детей. Эллинизм клонился к закату, римляне, в основном военные, в дела дальних провинций вмешивались редко, Таврида, населённая разными малочисленными народами, придерживающимися различных языческих вероисповеданий, была золотым дном для утверждения христианства.


Андрей первым организовал школы для женщин и детей рабов и вольноотпущенных. С ним были свитки Ветхого Завета, в Херсонесе действовали две синагоги, еврейская диаспора была достаточно многочисленна и просвещена. Многие из иудеев закончили греческие школы, для них грамматика, диалектика или логика, риторика, арифметика, геометрия, музыка, астрономия – не были пустым звуком. Науки о языке (названиях), мышлении (понятиях) служили основой для наук о числах. И уже на основе этого самые способные обучались богословию, юриспруденции и медицине. Но риторика была царицей в греческих школах. Способность убеждать и доказывать оттачивалась в многочисленных поединках между соперниками, сами учителя принимали участие в таких состязаниях. Благая Весть и здесь пришлась ко двору. Простота и вера были понятны будущим проповедникам, любовь к ближнему и страх божий – были доступны всем, включая рабов и вольных.


За двадцать лет не одну сотню кораблей с рабами приводили через Боспор и Пантикапею из Танаиса в Херсонес еврейские кормчие. Не одна сотня тысяч вновь посвященных христиан прошли через каменоломни Инкермана, выучили детей и отправились Понтом Эвксинским во все пределы Рима. А на вырученные деньги опять закупались рабы, строились новые подземные храмы, и славилось учение Христа.


Апостол Андрей за это время успел подняться по Днепру и выше вплоть до Невы, попариться в финских банях «по-черному» и везде воткнуть в будущие славянские земли свой животворящий посох, увенчанный крестом: на холмах будущего Киева, будущего Новгорода, на болотах будущего Петербурга, в дебрях непроходимых лесов будущей Москвы. Привыкший к римским мощёным до-рогам, он был вынужден сменить сандалии на кожаные онучи, а то и на унты из волчьих шкур.


 Его экспедиция из двух десятков гребных судов, нагруженных бронзой и железом, лошадями и ослами, колёсами для повозок, зерном, глиняной и оловянной посудой, тканями и амфорами с оливковым маслом, с обученным римским гарнизоном и еврейскими кормчими, оснащенными современным по тем временам оружием и навигационными приборами, - эта экспедиция была субсидирована архонтами Боспорского царства и еврейской общи-ной Херсонеса в целях расширения рабовладельческого рынка во вновь освоенных землях к северу и западу от владений скифов. Сам того не зная, Апостол Андрей открывал будущий путь из Варяг в Греки со стороны Причерноморья.


Как выходец из рыбаков, Андрей многому научился у местных племён, применявших, в основном, каменный инструмент, лыко и пеньку вместо джута. Сетями здесь не пользовались. Обилие рыбы в лесных реках было таково, что деревянной остроги бывало достаточно, чтобы подросткам, ради забавы, случалось набить осетра, жереха и сома в количествах, способных обеспечить ужином весь род в поселении на две сотни человек. Многочисленные бобровые плотины были оборудованы плетёными вершами, в горла которых рыба могла зайти, а развернуться для выхода была уже не способна. Такие ловушки ставились недалеко от селений и служили как западнёй, так и средством подкормки бобров и длительного хранения рыбы. Они проверялись женщинами тогда, когда мужья бы-ли на охоте, а чем-то нужно было накормить стариков и детей. Соль в этих племенах служила деньгами, расходовали её мало, поэтому осенью ещё рыли для хранения рыбы и мяса отдельные глубокие ямы, которые засыпали льдом, а сверху – сухими ветками и лапником. Такие хранилища использовались до следующей зимы в течение всего года и сохраняли продукты в отличном виде. Рыба у охотников использовалась и в качестве привады, которую размещали у силков и капканов в лесу. Ими ловили пушного зверя: ласок, норок, куниц, выдру. Приманивали крупных хищных птиц: орлов, коршунов, воронов. Из рыбьей икры и печени женщины приготавливали рыбные соусы, похожие на греческий «гарус», только неизмеримо вкуснее и сытнее по своим качествам. Его хранили в глиняных горшках, запечатанных воском из ульев лесных пчёл.

Самих пчёл, как и мёда, в лесах было неизмеримое количество. Бортничеством занимались целые роды и племена. Мёд, как и шкуры, кожи, пух и птичье перо были предметом обмена и торговли со скифами и северными племенами, которые доставляли кость и янтарь.


Охота в здешних местах была такова, что от зверей приходилось больше обороняться, чем на них нападать. Выпасы кошерных животных: коров, овец, коз были огорожены частоколом высотой до десяти локтей. По краям частоколов устанавливали смотровые вышки, на которых дежурили дозорные. Вдоль ограждений привязывали собак, а то и волков, украденных щенками из волчьих логов и выращенных в стойбище. Свиней держали в загонах, огороженных камнем, чтобы за ночь они не могли его подкопать, и ред-ко пускали на выпас. Основным кормом для них служили лесные коренья, желуди, орехи, злаковые травы из леса, очистки от рыбы и остатки выделки туш и шкур зверей и домашних животных. Свиньи не гнушались ничем.


Лесные люди знали толк в травах и кореньях, ягоде, диковинных грибах. Они готовили горячие напитки, отваривали мясо и добавляли в бульон корни, грибы и травы. Они готовили настои из трав, заправляли их мёдом и давали их детям и старикам. Наконец, они сбраживали мёд в глиняных сосудах, заправляли его хмелем и получали лесное вино, не уступающее по вкусу египетскому и эфиопскому пиву.


Но главной заботой у всех северных племён оставалась холодное время года, зима.

 Зиму все переживали очень тяжело и всегда с большими потерями.
Их жилища, полуземляного устройства, состоящего из плетеных веток, тонких бревен, сложенных или связанных, как попало, обмазанных иногда глиной, а чаще законопаченными мхом и пенькой щелями, очень плохо держали зимнее тепло, хоть и были вкопаны на два-три локтя в землю, и очаги внутри них не угасали всю зиму. В самый суровый мороз стены и крыши обкладывали лапником, надевали на себя все оставшиеся в жилище шкуры, ели и пили горячее, но это помогало ненадолго. К весне запасы заканчивались. А на оставшиеся запасы находились свои охотники, другие племена, у которых они закончились раньше. Обособленные роды делали внезапные разбойничьи нападения друг на друга, разоряя хранилища, и, часто, не просто уводя скот и женщин в своё стойбище, а истребляя мужчин всех до единого.


Долгая весенняя распутица на какое-то время прекращала эти нападения. Вскрывались реки, оттаивала первая трава для скота. Аборигены возвращались к жизни, поклоняясь Солнцу, Ветру и Воде. Украшали своих каменных и деревянных идолов цветами и водили вокруг них хороводы. Сажали свои нехитрые огороды, возделывали землю на месте сожженного леса, сеяли бедные злаки. И приносили жертвы богам – разжигали костры и бросали в них части птиц и животных. Чтобы излился дождь, чтобы не заходило солнце, чтобы мужи принесли из леса лошадь, лося или оленя.


Апостолу Андрею казалось, что думать о смерти или совести этим людям не позволяет сам Господь-Бог. У них нет времени на это. Нет и причины, чтобы об этом думать. И тогда он решил им помочь. А чтобы ему поверили, он стал придумывать для них чудеса.


Он начал с вращения, с колеса.
Он первым установил на неохраняемых полях флюгеры с трещотками, которые поворачивались по направлению ветра и отпугивали птиц и животных звуком и вертящимися перьями. Андрей показал, как посредством винта и колеса с коромыслами подать воду на огороды, что находились выше течения быстрого лесного ручья. Для размалывания зерна он сам смастерил круговой жернов с ручкой, который могла вращать самая слабая девочка из племени, а не колотить зерно толкачом в ступе. Первую тачку для огорода с одним и двумя колёсами, первый гончарный круг, первую прялку для шерсти, первый качающийся безмен, наконец, гномон – первые солнечные часы – Андрей показал лесным аборигенам как необыкновенные чудеса, наделённые божественным знанием.


Узнав, что некоторые из племён плавят руду в глиняных сосудах, Андрей двинулся к ним. По лесной дороге, которая вела через болота, он нашёл много затопленных пространств среди берёзовых лесов, земли которых были буро-красного цвета. Сопровождавший его боспорец, обратил внимание Андрея на то, что почвы похожи на залежи «болотного железа» вблизи Пантикапея. Так экспедиция обнаружила лимонит. В короткий срок были устроены печи для переработки берёзы в древесный уголь. В склонах холмов с подветренной северо-западной стороны были обустроены ряды сыродутных печей из красной глины и гранитных камней. Сыпучий слой был снят в нескольких местах. Бурый железняк был добыт на глубине локтя от поверхности. Боспорец организовал подготовку руды к плавке. Просушивали её на солнце, потом обжигали с добавлением угля, размалывали в колодах ступами, промывали, просеивали через деревянное решето и засыпали рядами в печи вперемежку с берёзовым углем. Зажигали печи при хорошем ветре, и плавили крицу. Рядом поставили деревянные кузницы с гор-нами и мехами из лосиных шкур. Боспорец взялся за обучение язычников кузнечному делу, и уже через месяц первый железный топор был вручен старшему в лесном роду.


Инструменты из полученной стали оказались на редкость прочными. В железных рудах под будущим Смоленском, в верховьях Днепра, присутствовал никель (как легирующая добавка). В болотах под пока несуществующим Новгородом – молибден.
Вооруженные стальными топорами, мечами и наконечниками для стрел и копий, через несколько лет племена стали прислушиваться к проповедям апостола более внимательно.


Когда из Херсонеса в обмен на меха и мёд пришел первый речной караван с рабами-строителями, первое, что они сделали – возвели деревянный храм в честь Воздвиженья Креста Господня и колокольню.(На месте современного Грузино, бывшей Аракчеевской усадьбы). Срубы рубили в обло и в лапу; по валу, насыпанному в диаметре двух тысяч локтей вокруг храма, возвели ограждение из заострённых брёвен, поставили дубовые ворота на кованых петлях, с опоясанными стальной полосой створами. Через Волхов построили мост и большую пристань с судоверфью для ремонта судов. Внутри городища обосновали склады и казармы экспедиционного корпуса, конюшни и скотные дворы. Площадь внутри была застелена деревянными тротуарами из бревен. Здесь располагались кузни и гончарные мастерские. Административные постройки, гостиница и торг располагался в левой части городища. По правую руку – покои первого рукоположенного Андреем епископа Феофана с причтом. Бывшего мангона, работорговца из Танаиса.


По вырубкам для зимников через болота были проложены гати для сообщения с соседними племенами. Цепь лесных дорог протянулась на много миль на север и восток. Четырехосные повозки, запряжённые волами, гремели дубовыми колесами по толстым брёвнам, распугивая дичь и зверьё, предлагая соседним племенам невиданные товары – стальные инструменты, оружие, строительные материалы.

 Лошади, которых аборигены употребляли только в пищу, оказались отличными помощниками в хозяйстве и незаменимым транспортным средством, за что благодарности от матерей лесных родов Андрею не было предела. Матери на этих повозках с удовольствием отправляли своих детей на городище для учебы в открытой при храме школе. (Где и покормят, и присмотрят, и плохому не научат.)


Первые уроки в приходе апостол провёл сам, удивился местному чуду карябать буквы на бересте и, удовлетворившись достигнутым результатом, на месте не усидел. Отправился на Ладогу, Валаам и Неву. Как заядлый рыбак он был несказанно удивлён разнообразием и количеством рыб Севера. Тут были: миноги, и сёмга, и множество форели, и кумжа, и палия, и сиги, и хариус, и синец, и, наконец, треска. Именно попробовав её печень и посетив финскую баню, Андрей приболел и стал вегетарианцем. Так ему захотелось спелого винограда, вина и сыра на пшеничной лепёшке. К тому же трудный и малопонятный язык озёрных людей, непреодолимый холод и разрозненность поселений, живущих половину года в полной темноте, другую половину - при незаходящем солнце, поставили Андрея в тупик. Он начал путать день и ночь, дни недели. Явь и сон. Пространство, огромное в своём застывшем холоде, безлюдье и навязчивая, слепящая глаза белизна пугали неисправимостью. Молитвы не помогали. Ад с гееной огненной казался призрачным. А вот страх того, что солнце однажды не захочет встать в этих краях, был оправдан всем происходящим.

На ломаном финском наречии он попробовал объяснить старому шаману с кимвалом из оленьей кожи суть своей миссии. Шаман посмотрел на него странно и чуть улыбнулся:


- Смерти бояться не надо. Смерть надо любить. Жизни бояться не надо. Жизнь надо любить. Людей нужно бояться. Людей любить нельзя…


Возвращаясь в городище на последнем либурне, спустя пять лет после своего северного похода, апостол застал храм уже в сожженном виде. Отыскав на пепелище епископа Феофана, Андрей задал ему единственный вопрос:


- Кто это сделал?


- Женщины. Страшные, дикие женщины. Одна из них забралась на колокольню и бросилась с неё. Остальные ворвались, перебили охрану и сожгли храм, - отвечал Феофан, заливаясь слезами. – Дети не захотели возвращаться к ним домой из школы.


- А их мужья?


- Какие мужья? – переспросил с удивлением Феофан. – Их уже на третий год никого не осталось. Мы их в Херсонес на каменоломни отправили.


«Да, - подумал апостол. – Чем больше делаешь для людей, тем меньше они тебе верят».


Дождавшись кораблей из Херсонеса, они с Феофаном организовали последний экспедиционный карательный корпус вглубь северных лесов. На всём протяжении долгого пути они обнаруживали выжженные пустоши вместо деревьев, заброшенные сталеплавильные печи и ряды землянок среди пустующих огородов. Редкие беглецы из охотников рассказывали, что дикие женщины, собравшись в огромный табор, двинулись на юг, к скифам, ссылаясь на то, что те пока ещё не только скачут на лошадях, но их и едят. Вегетарианство они не приняли. Идею спасения без мяса и рыбы лесные женщины отвергли.


Пройдя более пятисот миль на юго-восток и форсировав три больших и с десяток малых рек, экспедиция уткнулась в излучину последней. Уставший Андрей воткнул в землю свой очередной потрескавшийся посох и приказал Феофану не отмечать это событие в своих путевых записках. Место было как две капли воды похоже на остальные лесные поселения. На возвышении на крутом берегу реки стояли два шалаша. Андрей спросил на финском языке у бегущего от шалашей к реке мальчишки:


- Как называется эта река?


- Москва, - ответил паренёк.


- И что это означает?


Пацан почесал макушку и ответил:


- Я забыл.


И побежал дальше по своим делам.


«Тут люди не помнят, где они живут. Дальше идти невозможно», - подумал Андрей и попросил изготовить себе другой посох, повернув обоз в обратную сторону…


Возвращаться с пустыми руками из сожженного храма в каменоломни Херсонеса было стыдно. На обратном пути корабли сделали несколько остановок для поимки необходимого количества сервусов для продажи. На самой удачной из всех, в районе семи холмов в Правобережье Борисфена, Андрей Первозванный установил свой последний крест. «Ловцы человеков» под основанием холма загружали в причаленные к берегу либурны красивых и статных черноволосых мужчин»…