Война и ми. гл. 1-3-8б и 1-3-9а

1-3-8б

Заметив улыбку, Ростов сам невольно
Почувствовал сильный прилив всей любви,
Которая в нём всей гусарскою болью,
Уже поселилась в гусарской крови.

Царь вызвал из строя полка командира,
Сказал ему несколько «ласковых» слов,
Какая же честь для полка и Мундира,
Им всем получить такой славный улов.

— От всей души я благодарен гусарам,
Вы подвиг свершили в смертельном бою, —
Звучали слова будто божьим всем даром,
В них каждый почувствовал долю свою.

— Вы все заслужили Георгия знамя,
И будьте достойны и дальше его,
Оно теперь будет в бою, вместе с вами,
Как символ побед, дорогим быть должно.

Как счастлив Ростов, тем, что вновь под знамёна…
Он снова, как воин,— в гусарском полку,
И, следуя силе войны и закона,
Он перед своим государем — в долгу.

Скакал и Болконский в числе господ свиты,
Лениво, распущенно, сидя верхом,
Решил он, «теперь с ним мы будет, как квиты,
Ведь он императору мог быть знаком.

Не следует мне и сердиться, и дуться,
Тем более, и вызывать на дуэль,
Коль я награждён»; — он успел улыбнуться:
«Ведь оба мы с ним словно сели на мель.

В такую минуту — долой наши ссоры,
Минуту восторга и чувства любви,
И я, наконец, нашёл чувство опоры,
Любовь, восхищенье им — будит в крови».

Но смотр продолжался; закончив объезды,
Но он перешёл в настоящий парад,
Где вся эта масса, подобие бездны,
И, как бесконечный цветной водопад;

Должна пройти мимо и строем парадным,
Где два императора, свита — верхом,
Блестя одеянием, тоже нарядным,
И ждали, когда пройдёт этот «Содом».

Ростов, на вновь купленной, новой кобыле,
Проехал в замке; эскадрона — один,
На полном виду, в лёгком облаке пыли,
Он будто бы вбил в себя гордости клин.

Но как! Один — пре;д императорским взором,
Галопом прошёл, как в гусарском бою,
Чтоб не помянули, не дай бог, укором,
Гусара искусство и удаль свою.

Доволен был наш император парадом,
Взаимной светилась вся радость в полках,
О нём и о смотре — речей водопадом,
А также проблемы у всех на устах.

Но больше всего лишь о нём разговоров,
Какой из себя, как одет, какой вид,
Держался так просто, открыт был всем взорам,
А взгляд — добротой словно светом летит.

Все в бой лишь желали идти под командой
Его, государя великой страны,
Все только и ждали победы парадной,
А значит — конца сей проклятой войны.

1-3-9а

Борис, в мундир одевшись лучший,
И сразу после смотра день,
(Желал карьеру он улучшить,
А не попасть в карьере в тень);

К Болконскому поехал в город,
Чтоб дать протекции  весь ход,
Желанный чин был слишком дорог,
И, как маневр, зашёл в обход,

Он должен сам пробить дорогу,
Он — не Ростов, и беден род,
Которому отец подмогу
Шлёт тысячи на обиход.

И потому такой он гордый,
Не хочет он лакеем быть,
Характером он, правда, твёрдый,
Решил карьеру заслужить.

Но путь избрал он в ней опасный.
А я — у матери — один,
Но случай может быть несчастный,
Род «ляжет в вечный карантин».

Он не застал в тот день Андрея,
Но вид чужого городка,
Где планы наступленья зрели,
И жизнь «кипела», как всегда.

В нём — ставка, там и — дипломаты,
В нём —  императоров дворы,
В нём — свита и её «палаты»,
И прочей «важной детворы».

Всё изобилие сверхважных,
Сновавших в улицах чинов,
Вселяли лишний раз отважно
Побочных отыскать ходов.

Принадлежать к такому миру,
В высоких обитать кругах,
А не влачить судьбу «по миру»,
На «побегушных» должностях.

Придворных и военных — «корпус»,
А их хватило б на такой,
Из них создать «военный корпус»,
Послать бы можно прямо в бой.

Все в лентах, орденах, медалях,
На загляденье — экипаж,
Презрительных, казалось, взглядах,
А он у них — как будто паж.

И даже в ставке адъютанты,
И вместе с ними денщики,
К нему не бы;ли столь галантны,
Мол, ходят разные «щенки».

Болконского не оказалось;
Упорно, на другой же день,
Преодолев свою усталость,
(Но, это не  была и лень),
Опять поехал в эту сень.

Войдя в дом, где «витала» ставка,
И размещался русский штаб,
В приёмной бы;ла словно «давка»,
Сидел пришедших целый ряд.

Андрей, прищурившись, с презрением,
Вёл с генералом разговор,
С усталым видом раздраженья,
С учтивостью приёмов бдения,
В него уставил он свой взор.

 Проситель — в орденах и в форме,
(Был старый русский генерал,
С прошедших войн здесь «бросил корни»,
Пред ним навытяжку стоял).

С солдатским он подобострастьем,
Лица имел багровый вид,
Он просьбу излагал с пристрастьем,
В душе скопившихся обид.

«Извольте подождать, почтенный,
Есть много неотложных дел,
Я вас приму и непременно…»
Он, возражать уже не смел.

И князь с весёлою улыбкой
Бориса подозвал к себе,
А генерал, похоже, с пыткой
Сел ждать с обидою в лице.

Борис и ранее предвидел,
(Есть в армии порядка два,
Как генерала он обидел,
Что не заплакал тот едва);

Где, кроме той субординации,
Что вписана давно в устав,
Другая есть в ходу «пана;ция»:
У кого — здесь больше прав.

Кто занимает выше должность,
Хотя имеет меньший чин,
А высший чин всегда ждать должен,
Как капитан на том решит.

Ему, возможно, не по делу
Был нужен прапорщик, Борис,
А генерал, всё ждавший цели,
Терял для них свой интерес.

Борис решил — не по уставу,
А по неписанной стезе,
Где должность, чин и не по праву,
Где больше прав, но не по нраву,
Найти «во свитом вновь гнезде».

Лишь свыше просьба для Андрея,
Была важна; Борис взял верх,
И, генерала не жалея,
Они «толкали» свой успех.