Бар

зашел однажды
в Тихий бар,
в пыли стоял
большой дороги,
внутри играл
то пыльный фарс,
то драма
падала
под ноги.
по стенам
бросились
слова,
в стихи
сложившись
одиноко,
я проглядел
здесь
всех
сперва,
пошёл за стол
я позже
к Блоку.
"товарищ Блок,
а Добрый день!"
сказал я,
стул
подвинув
свой.
а Блок
спокойно
поглядел,
кивнул
кудрявой
головой.
я рюмки
выпил,
всё же бар,
язык развяззя
тут вполне.
"товарищ Блок!
погас фонарь,
аптека,
ночь..
вы врали мне!
не вижу в мире
улиц я!
не вижу
тихую аптеку!
канал не шепчет
для ручья,
не вводит в русла
больше
реку!
вы врали мне!"-
я крикнул
вдруг
и рюмку
в стену
запульнул,
стакан он
всё же
не упруг,
разбился
в клочья,
караул!
шагнул
в другой я
уголок,
застыл,
как бархатные
рюшки,
тогда ничто
сказать не мог:
в углу-
Толстой сидит
и Пушкин!
я дрогнул
всей своей
душой,
я дрогнул
как влюбленный
лирик,
и только крикнул:
"Эй,
Толстой!
зачем Вы
Элен
погубили?".
и шёл
по всяким я
столам,
у всех
политики
кипение,
но вдруг заметил,
где-то
там
сидит и пьёт
Сергей Есенин!
"товарищ!
друг!
любимый мой!
меня поймите
хоть
прошу!
идём мы
к цели ведь
одной,
как старый
пьяненький
буржуй
бежит к куску
огромных птиц,
и ест её ,
дрожа от вкуса,
с тобой мы-
блажь самоубийц,
с тобой мы-
в Англии индусы!"
Сергей кивнул,
смеялся он,
налил вина
на два стакана,
а роз бутылки
в свет корон
поднялись,
солнцем первым,
ранним.
он молча
лист мне
протянул,
кивнул,
смеясь в глаза
мне он,
и шпагу-ручку
дал одну,
как кольца
каждой он
из жен.

и в этот миг
проснулся я,
кабак тот сон,
Есенин тоже,
на Блока я
ругался зря!
как много глупостей!
о Боже!
вот только
лист в руках лежит,
кинжал из стержня
впился в бок,
так значит
был тогда
во ржи
тот синий,
бережный
цветок!
писать я
в ту
минуту стал,
"творить"
восстало
над судьбой,
и знал я-
в будущем тот бар
поставит столик
только мой.
и,
забродив
в большую
даль,
вбежит туда
один поэт.
и повторится
всё как встарь,
крик,
рюмки,
пьяный силуэт.