Заметки сумасшедшего переводчика

В бытность мою преподавателем датского языка в одном из вузов Москвы ко мне подошла отстающая студентка, с которой у меня должен был состояться разговор по поводу её плохой успеваемости. Выслушав справедливые преподавательские упрёки, она заявила в своё оправдание: «Понимаете, дело в том, что моим первым языком был английский, а датский совершенно не похож на него!» Тогда я ответила: «Я открою Вам великую страшную тайну: большинство языков мира не похожи на английский! Но из этого не следует, что их нельзя выучить».
К сожалению, мнение наивной ученицы о соотношении английского и других языков не является чем-то исключительным. А если точнее, то гораздо более распространено такое же мнение не о языках, а о связанных с ними культурных универсумах.
В нашей стране привыкли воспринимать «Запад вообще» сквозь призму именно англосаксонской культуры; понятия из этой культуры вошли в наш язык через удачные переводные эквиваленты или через не всегда удачные заимствования; традиция переводов англоязычных текстов (художественных) сложилась давно и хорошо. Поэтому человек, начитанный и культурный, но не привыкший (а может, и позабывший), что кроме англосаксонского существуют другие универсумы, порой принимает их существование едва ли не в штыки.
Особенно хорошо чувствуют это переводчики-скандинависты, которым приходится иметь дело с редакторами-нескандинавистами. Прочно сложившейся традиции перевода скандинавских реалий у нас нет или почти нет (даже нормальной традиции транслитерации имён – и  то нет!); каждый переводчик вынужден сам вносить свою лепту (лепту ли? Иногда и целый золотой!) в её создание. Но это ему не всегда дают.
Пример? Да хотя бы такой: я переводил роман Хатльгрима Хельгасона «101 Рейкьявик», издать который взялась «Азбука-Классика». В романе часто встречалось исландское слово “l;gga”,  которое я – в точном соответствии со словарным значением – перевела как «мент». После редакторской правки все мои «менты» превратились в «копов». Редактор, надо отдать ему должное, был, в общем, хорошим, но какие-то внутренние убеждения не позволили ему пропустить в текст об Исландии такое явно по-российски окрашенное слово. Возможно, он прав, и «мент» - такое же «русопятое» словечко, как какой-нибудь «Юрьев день» или «колхозник». Возможно, по-российски окрашенному слову не место в исландском романе. Но чем лучше него в том же исландском романе слово, окрашенное по-американски? Ведь и в том, и в другом случае это слово не из той же культуры? Может, следовало бы вообще пойти по третьему пути и ввести экзотизм «лёгга» - или «лаггинн» (как говорят на Вестманнаэйяр)?
Однако моя цель – не ответить на лингвистический вопрос, а проиллюстрировать, насколько американские понятия привились в российском сознании.
Также почему-то вызывает отторжение скандинавское обращение к мужчине “herr”; некоторые малоопытные переводчики даже заменяют его на  «мистер»;  при том, что русский аналог есть.
Реалии социальной жизни также предпочитают заменять английскими эквивалентами, а не транслитерацией (хотя русскому языку лишние экзотизмы и заимствования ещё никогда не вредили) и не дословным русским переводом. Например, folkeh;jskole в Дании предпочтут назвать не «высшей народной школой» и даже не «фолькехойсколе», а каким-нибудь «колледжем», хотя за этим словом явно не стоит то же самое.
Речь здесь идёт о промахах как редакторов, не знакомых или мало знакомых со скандинавской культурой (точнее, культурАМИ), так и, увы, об оплошностях самих переводчиков, не смогших или побоявшихся внести в текст что-то непривычное.
Про мелкие ошибки не слишком грамотных переводчиков/редакторов, когда норвежская Мария превращается в американскую Мэри и т.д., даже не стоит говорить: тут всё очевидно.

Каково должно быть заключение этих заметок сумасшедшего переводчика-скандинависта? Наверно такое:
Дорогие россияне! Сейчас я открою вам великую страшную тайну: На Западе большинство культур не похожи на англосаксонскую! Но это не значит, что они менее интересны. Будьте готовы их принять!

Декабрь 2011