Хлебникову

я кое-как
 к Вам сюда
пробралась,
пришлось
удариться
о камни,
пристани,
пришлось
принять
всё униженье масс,
лишь чтобы
вашу гениальность
выплеснуть.
не буду говорить,
что вы уже мертвы,
и чушь обычную
не буду утверждать,
я всё таки поэт,
совсем уже как вы,
над нами мир
воздвигнул рукоять.
вы,
Хлебников,
совсем не так раскрыты,
искали в ваших строчках
только человека,
искали строгие слова,
искали рифмы,
искали глупо
и чудовищно,
с разбега.
а все остатки
искреннего света,
засыпали землёй
от поисков таких,
ваш свет
как огонек от сигареты
остался на страницах
редких книг.
ах,
Хлебников,
про вас ужасно думают!
за что?
лишь потому что вы
другой.
я вас прекрасно понимаю,
тоже с глупою
пришлось удариться
лоб в лоб
толпой.
вы,
Хлебников,
напоминаете меня,
никто не видит
в нас удары
Зевса,
мы с вами
откололись с корабля,
откуда сбросить надо
Достоевского.
я классиков,
как Вы,
не выношу,
те видели искусство
в заголовках,
они поддались
к вдохновения грабежу,
засев в своих
чиновничьих столовках.
а в вас я вижу
настоящего творца,
кто мог как вы
искусству отдаваться?
кто мог как вы
истратить свет лица?
кто мог
всю жизнь вести
как кульминацию?
скажите!
все свои глаза откройте!
уткните нос
в страницы и листы!
тогда возможно
вы меня поймете,
глаза откройте только,
а не рты!
останьтесь на минуту
в этом мире,
в котором с Хлебниковым
каждый день живём,
в котором бриллианты
и сапфиры
из наших глаз бегут
ночным дождём!

Вы,
Велимир,
узнайте:
эшафот
с французского ведь
театральные подмостки,
ты понимаешь,
каждый тут из нас
живёт
смертельным,
мерзким,
но сияньем звёздным.
года пробили
двадцать восемь-шесть,
тебе пора бежать,
прощай,
ты не вернёшься,
моя настала очередь
остаться здесь
частичкой света
от Всемирных т;ржеств.
и ждёт меня
такая же судьба,
и надо мной стоит,
смеётся люд,
те вас не понимали
никогда,
меня,
должно быть,
тоже
не поймут.