В тепле солнечного луча... Памяти папы

Памяти папы.*




     Сентябрьский день тёплый, приятный, хотя и не солнечный. Спокойный лёгкий ветер едва ощутимо касается моего лица, обволакивая, обнимая детскую душу чем-то невесомым, мимолётным и ласковым.   Лето закончилось, но я с родителями провожу в деревне первый осенний месяц. В школу мне только через год, и тогда уезжать в город мы будем каждый раз в конце августа. А сейчас я свободна, легка, мои мысли и чувства рождаются только фантазией, возникающей в голове из детских книжек, журналов и папиных сказок, которые он всё время, почти на каждом шагу,  придумывает для меня.  Сейчас мы идём гулять на луг, далеко за дом, за огород, через яблоневый сад по тропинке между наклонившихся с обеих сторон веток деревьев. Папа идёт впереди, спокойными широкими шагами, но я почему-то всё время успеваю за ним, хотя и замираю каждый раз около покачивающихся яблоневых ветвей, надеясь разглядеть Жар-птицу. Она только что вспорхнула с самой верхушки дерева. Конечно, Жар-птица была здесь только что: папа сказал, да я и сама вижу, что яблоня качается, и хвост мелькнул…

     Идти по саду интересно: за каждым кустом смородины, или в зарослях малины, или под широкими еловыми ветвями, может быть кто угодно, – оленёнок или зайчики, те самые, которые передают подарки на новый год от Деда Мороза. Вот бы их увидеть.

    Наконец, мы выходим из-под арочных сводов волшебного сада,  папа отворяет калитку, открывающую нам луг, и мы попадаем в новую сказку, уводящую в бесконечный простор  притаившихся чудес.

    Весь луг нежно-бежевый, живой и таинственный. Хочется всё время идти по нему вперёд без оглядки, гладя высокие пушистые травинки так же, как это делает ветер, и даже ещё осторожнее…

– Это как называется трава?..
– Лисохвост, – многозначительно сообщает мне папа и добавляет, – погладь его!

    Я протягиваю ладони к метёлочкам, почти наполовину моего роста скрывающие меня в поле «лисохвоста».
    Голос у папы мягкий, бархатный, взгляд добрый, с лёгкой хитринкой… и я ещё больше погружаюсь в атмосферу сказки и предвкушения чего-то необычного, неведомого и чудесного… Осторожно глажу волнуемые ветром, то ныряющие под мои ладони,  то вырывающиеся из под них юркие «лисьи хвостики», и мне кажется, что где-то здесь и, наверное, везде, где только можно, притаилась пушистая, красивая и добрая лиса. Стоит только протянуть руку, и можно её погладить…

– Видела, видела лису? Вон она побежала!..
–  Видела! –  Да, теперь я точно уверена, что видела.

Вечером папа покажет на ночное небо и спросит:
– Видишь Луну? Видишь, у неё лицо: глаза, нос, рот?.. Смотри, смотри, видишь, она улыбается?

Папа смотрит на Луну и на меня, серьёзно, но мягко,  и в глазах его я читаю: «Мы же с тобой видим? Мы же с тобой заодно?» Мне кажется, что я очень взрослая, и всегда и во всем понимаю папу, и, конечно же, я с восторгом   сейчас вижу, что у Луны есть лицо. Папа уходит в дом, а я остаюсь ещё в палисаднике, чтобы рассмотреть лучше. Луна притягивающе-красивая и похожа на царевну из сказки. Глаза у неё синие, а губы красные, такого цвета, как самый яркий мой карандаш, которым я днём, сидя на светлой летней террасе, перед большим квадратным столом, поджав под себя коленки на высокой дубовой табуретке, старательно намалёвываю верхний и всегда почему-то слишком широкий «слой» радуги… Сейчас, давно уже взрослая, я часто смотрю на Луну, чтобы увидеть её такой же, какой она была  в тот вечер, в палисаднике, рядом с папой…


Мне 12 лет. Летом в деревне гулять хочется долго, особенно, когда стемнеет, становится ещё интереснее играть большой компанией, например, в прятки… Ночью всё воспринимается ярче. Каждый разросшийся репейник может оказаться местом, где спрятался кто-то из ребят, и может в любой момент выскочить и добежать до выбранного для игры дерева раньше, чем ты, которая в этот раз «водит»… А ссадины и синяки, наоборот, не видны в такое время и настроение не портят. Домой возвращаюсь за полночь. В другой день мама «загнала» бы домой раньше, но сегодня прозанималась вареньем, устала и заснула. Папа ждёт меня на террасе. На столе трёхлитровая банка парного молока, хлеб и блюдечко с малиновым вареньем и «пенками»…
Папа ждёт меня… Чтобы встретить, закрыть все двери в доме, налить мне парного молока, купленного у соседей (вернее, принесённого в обмен на участок луга, на который мы пускаем пастись их Зорьку). Я ещё под впечатлением от игры, сижу на крепкой дубовой табуретке перед столом, смотрю, как папа наливает молоко. Я ещё не понимаю, не могу оформить в мысли и слова,  но я чувствую, в каждом его движении, на уровне подсознания, впитываю в себя: «я наливаю молоко для своей дочери». Что-то особенное в этом, то, что не забылось, впиталось в меня с каждой каплей этого молока. Как он берет банку обеими руками, как крепко держит её, и как осторожно наклоняет, и молоко идеально переливается в мою молочно-белую кружку, на которой нарисована ветка крыжовника – зелёная ветка с нежно-лиловыми ягодами…  Молоко надо пить именно из этой кружки, – она только моя, ни у кого такой нет, – и в ней оно самое вкусное… «Я наливаю молоко для своей дочери» – это не мысли, не слова, это необъяснимая сила, энергия, чувство, которое я понимаю и сохраняю в себе… Я пью молоко, и я насыщаюсь любовью, которой хватит мне на всю мою жизнь…


Жаркий, солнечный летний день. В нашем палисаднике прохладно в тени берёзы и  раскидистого клена, посаженного папиным отцом, моим дедом Сергеем в 1941 году, перед тем, как уйти на фронт. Папа стоит между террасой и молоденькой вишней, там, где поток солнечных лучей льется прямо на белую плиточную дорожку, не чувствуя преграды густой листвы сильных деревьев. Папа стоит в луче солнечного света, задумчивый, одухотворенный, улыбающийся, счастливый…
– Иди, встань сюда! Видишь, солнечный луч? Становись в него! – папа зовёт меня и я становлюсь на его место, в поток света.
– Как тебе, тепло в нём?
– Тепло! – отвечаю и улыбаюсь папе в ответ, видя задоринку в его глазах и светящуюся улыбку.
– Запомни это ощущение, и,  когда холодно станет, вспомни и проверь: как, станет тебе теплее?..

Я смеюсь и отбегаю в прохладу тенистого клёна. Представляю солнечный луч, в котором стояла только что:
- Тепло!
- Нет, ты не сейчас, ты позже проверь, - довольно улыбается папа.



Папа часто говорил так, что не сразу можно догадаться, серьёзен он в этот момент или шутит. В детстве это провоцировало мою фантазию, для взрослой жизни – сформировало критичность мышления. И у меня всегда был выбор восприятия сказанного им. Тактичный, осторожный в суждениях и оценках, он всегда находил, за что меня похвалить, как подарить мне уверенность в себе, в своих силах…


Я помню, папа.  Я помню всё тепло, которое ты подарил мне, я греюсь…
Будь спокоен: этого тепла мне хватит на всю мою жизнь, и я надеюсь, что так же, как и ты, я смогу поделиться…
 

*Памяти моего отца,
поэта Владимира Сергеевича Сапронова
15.02.1939 – 23.09.2019г.г.

http:// parnasse.ru/
prose/
essay/
literarycriticism/
vladimir-sapronov-ob-avtore-i-ego-tvorchestve . h t m l – страница памяти Владимира Сапронова на сайте Parnasse.ru

авторские страницы Владимира Сапронова:
на сайте Parnasse.ru       http://parnasse.ru/users/vssapronov
на сайте Стихи.ру   http://stihi.ru/avtor/vlasapronov