Любовный шторм
В ней был рассудок, безрассудство, боль и кровь,
Сквозь непогоду, шторм и жизни бури
Она прошла, одевшись в цвет лазури,
И в вышине ее будил рассвет,
Катал на парусах ее корвет,
И волны ее нежно обнимали,
И солнца лучики как ангелы ласкали
Их судьбы встретились как в битве корабли
Средь океана, от земли вдали.
Благословенье получив от Бога,
А он с небес смотрел довольно строго.
Но не сразились, вместе плыли дальше,
Спасаясь от невзгод, упреков, фальши.
* * *
В далеком графстве в малой деревушке
На свет явилась милая девчушка,
Опорою ей в жизни был отец –
Единственный в той местности кузнец.
Шептались долго за ее спиной,
Что у нее отец совсем другой.
И первый вскоре умер, а второй –
По крови дворянин – ей был чужой.
А мать души не чаяла в малышке,
Любила дочь, боготворила слишком.
Им в бедности пришлось существовать,
И уголь, и каштаны продавать,
Но Эми очень скоро поняла,
Что ей поможет в жизни красота.
Огромные глаза, копна волос,
Румянец алый, утонченный нос.
В том городке, где с мамой они жили,
Красотку юную особенно любили.
А школу вскоре бросила она,
Хотя читать, писать едва могла.
Желая дочери добра и лучшей жизни,
Без тяжести в душе и укоризны,
Мать разрешила ехать ей в столицу,
Ведь нужно хоть чего-нибудь добиться.
Все ж не ворочать уголь, а служить
Хоть нянькой у господ, но лучше жить.
Служанкой не пришлось ей долго быть,
Она смогла профессию сменить
На место в ювелирной лавке
Благодаря упорству и смекалке.
Раз Эми встретилася с молодой прохвосткой,
И тут возникла у нее загвоздка:
Как пользоваться красотой природной,
Как в свет пробиться ей, богоугодной?
И вот пришла к ней первая любовь,
И принесла с собою только боль.
Ведь своего спасала земляка,
И ночь любви с военным провела.
Спасала также своего кузена,
То ль от вербовки на корабль, то ли от плена.
В итоге пишет матери письмо,
Та приезжает, все уж решено:
Она в поселок забирает внучку,
А дочери устраивает взбучку!
* * *
А Эми бедствовать в столице суждено.
Но лишь недолго. Милое лицо
Всегда внимание мужское привлекала,
А это жизнь для Эми означало.
Ее заметил шарлатан – магнетизер,
Хороший доктор, шут и фантазер,
Такую девушку он в Лондоне искал
И на сеансы Эми приглашал.
Она Богиню красоты изображала
И женским образцом здоровья стала.
Ее заметил модный портретист,
По женской красоте специалист.
Представил публике милейшее создание,
Он в ней открыл талант и обаяние,
Ее он сделал музою своею,
И, восхищаясь, рисовал «Цирцею».
Она прекрасна, восхитительна, нежна,
И так неповторимо сложена.
Но тут в нее влюбился баронет,
И перед ней открылся высший свет.
Забрал с собою в особняк картину,
Затем натурщицу – своей любви причину.
Он Эми приучил к роскошной жизни,
И вместе с тем явились злые мысли:
Почти все состояние его
Пустила Эми на морское дно.
Все деньги баронета промотала,
Но ни одной минуты не скучала.
Отчаяться она не успевает
И в дом к Тревиллю быстро попадает.
В любви и страсти Тревилль был не прыток,
Поэтому не делал он попыток
Прекрасной Дамы сердце покорить,
Она сама смогла к нему приплыть.
Он занялся Цирцеи воспитаньем,
Хотя бы маленьким ее образованьем,
Она решила позабыть, что было в прошлом,
И думать о прекрасном, а не пошлом.
А Эми сразу принцу покорилась,
И, более того, в него влюбилась.
И мысли у нее не о нарядах,
Великосветских вечерах, парадах,
Из головы исчезла побрякушка,
Она Тревиллю верная подружка.
Сыграв прилично роль Пигмалиона,
Он просто так лишился миллиона.
И скоро роль наскучила ему,
Но, чтобы не признать свою вину,
Он все-таки не выгнал содержанку,
Для дяди ловко сделал он приманку,
Его в поместье как-то пригласил,
В Неаполе сэр Гамильтон служил
Послом английским, страстный собеседник,
Спортсмен, поэт, меж ними стал посредник,
Как ментор, Эми обучал искусству,
Беседы проводил, чтоб не было ей грустно.
Еще он археолог и джентльмен,
И для племянника реальный сюзерен.
А скряга, только потирая руки,
Себя готовит с Эммою к разлуке.
* * *
А дядя обещал все выплатить долги
В обмен на девушку, на ночь ее любви,
Как вещь, как сувенир и как награда,
Осталось лишь тревога и досада.
Однажды Тренвилль ей решился заявить
О том, что хочет дядю навестить
В Неаполе, но первой пусть она
Туда поедет, ждет его письма.
И в Лондон девушка все посылала вести,
Но сердце Тренвилля как будто бы из жести,
И телом, и душой принадлежала.
Лишь только Тренвиллю, душа его молчала.
«Я только Ваша. Вам принадлежать
Вот мой удел. Лишь Вас я буду ждать».
Но вскоре Тренвилль Эмме сообщил,
Что не приедет, значит, разлюбил,
Пусть с дядюшкою обретет любовь,
А Эмма лишь испытывает боль.
И пишет в Лондон: «Я бы Вас убила,
Себя и Вас так просто загубила.
Я знаю: дядя женится на мне,
Я буду властвовать в неапольском дворе».
* * *
Так и случилось. В Лондоне не рады,
И не скрывают вслух своей досады,
Блеснув однажды в амплуа актрисы,
Она задумала исполнить все капризы
В любви? В Театре? Ну, а все же где?
В занудной политической среде.
И Королева сразу оценила
Характер Эммы, и доверить ей решила
Монархов переписку, все секреты.
Карикатуры появились и сюжеты
О недвусмысленности связи между ними,
Такими страстными и молодыми.
Насмешки Эмму не заботили совсем,
Ведь нравилась она буквально всем.
Сам Гете написал о ней слова:
«Прелестна и отлично сложена.
Она пленительна, печальна, шаловлива,
Восторженна, серьезна, похотлива.
То ль сидя, стоя, на коленях, лежа
Она всегда на ангела похожа».
Лорд поощрял все прихоти ее,
Он стал ее любовником давно,
Не мужем, нет, семья не тяготила,
И вряд ли Эмма лорда полюбила.
* * *
Одно событие перевернуло мир.
В отставку лорд, теперь ее кумир –
Английский флотоводец и герой,
Он встречен был восторженной толпой
Сентябрьским днем в Неаполе в порту,
Но видел средь людей ее одну.
Она в его объятия упала,
И навсегда в его силки попала.
Героя поселили во дворце,
Он невысок, с тревогой на лице,
Глаз покалечен, нет одной руки,
Но боли и страданьям вопреки,
Он был для всех какой-то непривычный,
Хоть ранен был, но все ж харизматичный.
Почетный гость никак не тосковал,
Рассказом Эмму часто развлекал.
Он рос в большой семье ребенком хилым
Казалось, у него не хватит силы
Окончить школу, выстроить карьеру,
Последовав родителей примеру.
О подвигах, о славе он мечтал,
Когда впервые на корабль ступал,
Он проявил себя бесстрашным моряком.
Ему не страшен был ни шторм, ни гром,
С одним мушкетом за медведем он погнался,
Но, несмотря на то, живым остался,
Был командиром самым молодым,
На флоте уж тогда гордились им,
Во время битвы он раненья получал,
И многих удостоился похвал.
Наградами своими он гордился,
Был прост в беседе, не юлил, не злился,
Он был для всех благословеньем флота,
Об Англии теперь его забота.
* * *
А в 20 с лишним лет он так влюбился,
Что не дышал, и лишь о ней молился,
Но дочь начальника полиции Квебека
Не поняла его как человека.
Плечами лишь жеманно пожимала,
И в разговоре с ним всегда молчала.
Он был расстроен этим и печален,
Когда корабль его от берега отчалил,
Недолго продолжалась эта мука,
Во Франции амур стрелял из лука,
К нему избранница как будто безразлична,
И холодна к мундиру неприлично.
Он утешенье часто находил
Среди девиц портовых и кутил,
Пока не встретил он веселую вдову,
И так закончил одиночества игру.
Он сердце положил к ее ногам,
Отправившись венчаться с нею в храм.
Он счастье милой без сомненья обещал,
Но провинился перед Фанни сам.
Она осталась в Лондоне, а он
Почувствовал, что он опять влюблен.
* * *
Он сдержан был, и в письмах он писал,
О леди Гамильтон, ее он возвышал:
«Нет равной ей нигде и никогда»,
И плакала в истерике жена.
Как ей теперь с разбитым сердцем жить?
Кого в этой истории винить?
А Эмма встретила того, что так ждала.
В ней поселился праздник и весна,
Два дела были в жизни у него –
Война, любовь – и больше ничего.
От блеска глаз ее он голову терял,
Едва ль не каждый день он ей писал,
«Одно лишь сердце на троих дано», –
Таков ответ был на его письмо.
И он ее всегда боготворил,
И лорд ее по-прежнему любил,
Да, Эмма в браке с лордом оставалась,
Душою адмиралу отдавалась.
Уйти от лорда все же не могла,
Опека ей всегда была нужна.
Испытывала также жалость к мужу –
Старик ведь чувствовал себя все хуже.
Как за женитьбу лорда осуждали!
И Эмму попросту нигде не принимали,
И жизнь казалась ей достаточно трудна,
Но роскошь ей всегда была нужна.
Когда в отъезде адмирал бывал,
То лорд ее и дочку содержал.
Приемной дочерью Горация считалась
До самой смерти Эмма не призналась,
Что это ложь, не лорд – отец ее, а адмирал,
Никто ей так об этом не сказал.
Когда лорд умер, у его одра
Стоял лишь Нельсон и его жена
«Бог ей судья» – так люди говорили
И вряд ли за измену ей простили.
Почти без слез она супруга провожала,
Армейскою женой себя считала,
А он ее единственной супругой
Перед Всевышним, верною подругой,
С законною женой он был в разводе,
Ведь он мечтал об истинной свободе,
А, может, нет. Им было все равно,
Небесным браком были связаны давно,
Но сколько б Эмма в горе не рыдала,
Война ее супруга занимала.
«Пусть увенчает бог войны мои старанья!
И пусть исполняться мечты и пожеланья!
Всех тех, кого люблю я больше жизни».
Записывал он трогательно мысли.
Он, не обласканный строптивою судьбой,
Возглавил роковой прощальный бой.
Собою Англию от смерти заслонил,
Но сам в бою смертельно ранен был.
«Я выполнил свой долг перед страной,
Я шлю привет любимой, дорогой,
Пусть все возьмет, что мне принадлежит,
Пусть для Горации все это сохранит,
Мундир в крови и медальон с портретом», –
И умер на губах с таким заветом.
Стране любимую и дочку поручил
Но все напрасно, то, что он просил,
Правительство вернуть не попыталось,
И леди Гамильтон без ничего осталась.
Супруга с пасынком наследство получили,
А Эмму даже в церковь не пустили,
Где по обряду адмирала отпевали.
Ей лишь письмо последнее отдали,
Где строчки были к ней обращены,
Надеждою последнею полны
На Бога, страстною молитвой
Молился Нельсон перед страшной битвой,
Просил благословенья у небес,
Стрелком был ранен в битве, не воскрес,
«Как счастлив Нельсон!
Как несчастна Эмма!»
И тут возникла новая проблема,
Ее повсюду скорбь сопровождала,
Ей было тяжело без адмирала,
Азартным играм, пьянству отдавалась
И во все тяжкие бессмысленно пускалась.
И потому все деньги промотала,
И за долги в тюрьму она попала.
Чтоб избежать повторного ареста,
Бежала с уж насиженного места
Во Францию, и там пила, страдала,
Но о своей любви не забывала.
Подозревают, что мундир и письма к ней
Она сбыла в один из черных дней.
«Любовь бывает в жизни лишь одна
Благословит или сожжет дотла».
Но «или» можно просто заменить
На «и» – такое может быть.
Такая жизнь совсем недолго длилась,
И леди Гамильтон в последний путь пустилась.
Над портом разносился скорбный звон,
Моряк бил в рынду,
Свой последний сон она увидела,
Как офицеры флота
В парадной форме, проявив заботу,
Единственные леди провожали
И в скорби Нельсона и Эмму вспоминали…
Июнь 2007 г.
Свидетельство о публикации №122091004411