Мужик в фуражке

Дожди прольются, вылезет пшеница.
Я напишу про яровые стих
И невзначай припомню чьи-то лица.
Припомню и забуду сразу их.

А почему?
А потому что лица,
Все примелькались,
в них так много лжи.
Висит над полем серая орлица,
Стоит мужик в фуражке у межи.

Лицо его я видел?
Может, видел.
Забыл уже? Да, позабыл.
Он приходил к Геращенковой Лиде,
Частенько с нею спал, но не любил.

Крутила баба волосы на плойку.
Рулет – на стол – бутылочку, грибы…
И с мужиком в фуражке Лида в койку
Ложилась, приказав ему: «Люби».

Была мила, добра, простосердечна,
Коленки врозь, живот - тугая плоть.
Забыл её лицо?
Забыл конечно.
Мужик в фуражке мне:
«Привет, Володь».

Я, помолчав, сказал: «Прут яровые».
И по сырой один пошёл меже,
Рубашечка, картуз, мослы кривые.
Орлица в небе кружит?
Нет уже.

По сторонам – зелёная пшеница,
А на меже тут-там кустится сныть.
Припоминаю снова чьи-то лица.
Зачем?
Затем, чтоб сразу позабыть.

Лицо с бровями ниткой – это Лида.
Веранда, палисадник, бересклет.
Шептала баба: «Ты – моя планида»,
Мужик в фуражке доедал рулет.

Она ему: «Я так люблю впервые…»
Он вилкой подцепил солёный груздь.
Дожди, весна, попёрли яровые,
Под каблуками стебли сныти – хрусть.

Тут, на меже, взойдёт потом ромашка,
В низине зацветёт лук луговой.
Я в зеленях иду – картуз, рубашка,
А тот – в фуражке – машет мне рукой.