Как я был космонавтом

В ноябре 1974 года я прилетел из Куйбышева после года службы в стройбате в Тольятти, где в состава ВСО 601 строил промышленно-коммунальную зону ВАЗа. Прилетел к жене - я уже три года был женат - и к родителям. Прилетел уставшим физически и морально, но физически же окрепшим на бетонных работах. Через неделю отдыха вернулся в лабораторию, где работал до армии, но в другую группу. Зарплата была небольшая, жили мы с женой в съёмной квартире. Я был прописан с мамой в хрущёвской пятиэтажке, в двушке-коммуналке с соседом. Но весной 1975 года ко мне постучался счастливый случай. У моей жены была приятельница, которая работала лаборантом в одном из отделов Института медико-биологических проблем. Это сейчас общеизвестно, что институт занимался исследованием и разработкой условий жизнеобеспечения космических полётов. Тогда об этом знал довольно узкий круг людей. Приятельница сообщила, что их лаборатория в июне должна начать новый эксперимент в барокамере и что им нужен внештатный испытатель. В институте, конечно, были штатники, но их организмы уже адаптировались к определённым условиям, а тут нужна была чистота результатов исследования. Один участник уже был выбран из научных сотрудников института, нужен был второй. Предварительно необходимо было пройти медкомиссию в стационаре института на улице Габричевского. Я конечно согласился. Через какое-то время я получил приглашение явиться на медкомиссию. Было много всяких проверок, стандартных, скажем, для госпитализации, и необычных.  Год в армии помог, я прошёл. В последний день мая меня пригласили уже непосредственно в лабораторию для знакомства, поскольку 2-го июня начинался эксперимент. И тут, как часто бывает, возникли непредвиденные обстоятельства. Я слегка простыл и заработал еле заметный насморк, правда, без температуры. Принимать лекарства было категорически невозможно. Срывать запланированный эксперимент тоже. Приятельница со второй лаборанткой решили втихаря лечить меня соком чеснока. Первые шесть дней мы с напарником должны были находиться в открытой барокамере и проходить предварительное тестирование. Это облегчало задачу лаборанткам. Мы втроём надеялись, что всё обойдётся…
В помещении примерно в 30м2 стояла барокамера. Герметично закрывающаяся тяжёлая дверь открывала вход в шлюзовую камеру размером 2 м2, дальше вторая дверь, за которой находилось жилое помещение размером с двухместное купе. В нём справа располагались одна над другой две узких койки, верхняя могла складываться вверх, а слева - привёрнутый к полу велоэргометр и откидной столик под шлюзовым круглым окошком. В шлюзовой камере стоял сантехнический «трон» - металлическая катушка с отверстием для металлического приёмника отходов жизнедеятельности с завинчивающейся крышкой. Жидкие отходы собирались в пластиковые контейнеры, все эти контейнеры должны были передаваться на  анализы через шлюзовое окошко. А к нам,  в обратном порядке, должна была поступать пища, материалы для тестирования и прочее. Заполненные
тесты возвращались тоже через малый шлюз. Общение с внешним миром должно было прходить по громкой связи. С напарником я познакомился ещё на этапе медкомиссии. Мне показалось, что проблем в общении у нас не будет. Начались рабочие будни. Свободного времени почти не было. Тесты, отбор проб крови, в том числе из пальцев в тонюсенькие стеклянные трубочки на растворённые в крови газы, мониторинг состояния через сбрую с датчиками, периодически подключаемую к главному пульту с приборами контроля и шлейфовым самописцем. Самыми трудными тестами начального периода оказались два - тест на макснагрузку и тест на резервное время.
Макснагрузка - это борьба с велоэргометром, на котором каждую последующую минуту увеличивалась нагрузка, до тех пор, пока ноги не отказывались крутить педали. При этом необходимо было соблюдать ритм и периодически выдыхать до самого конца воздух
в две связанные между собой камеры от мяча, одна из которых была в фиксирующей определённый объём сетке и заполнялась первой. Когда наступил финал, меня буквально сняли с велоэргометра и уложили на кушетку для контроля скорости успокоения сердечного ритма и артериального давления. Ноги не разгибались в коленях довольно долго.
Резервное время - это способность адаптации организма к резкому падению давления воздуха. Во время теста первый раз закрыли обе двери барокамеры, и я с медсестрой остался в шлюзовой камере. Мы были в кислородных масках. Началось откачивание воздуха.
Когда нас «подняли на высоту в 7,5 км», медсестра сняла с меня маску, началась лёгкая паника и удушье. При этом каждую минуту нужно было выдыхать остатки воздуха в две упомянутые камеры, а медсестра колола нечувствительные в этих условиях пальцы и набирала мою кровь  в стеклянные капилляры. Через три с половиной минуты я отключился. Медсестра натянула на меня маску с кислородным баллончиком и дала сигнал на заполнение шлюза воздухом. И тут проявился мой насморк. У меня заложило уши и появилась боль. Я быстро объяснил медсестре, в чём дело. Чтобы не лопнули барабанные перепонки, пришлось поднимать давление очень медленно и с остановками. Слава, Богу начальство связало ситуацию с какими-то моими случайными особенностями. Через день или два насморк прошёл.
Завершились шесть дней относительной свободы, хотя спали мы, ели и проводили основное время с тестированием в открытой барокамере.
Наконец начался основной период эксперимента. Нас закрыли и началось изменение давления и состава воздуха. Суть эксперимента - тестирование атмосферы с пониженным давлением (2,5 км), с пониженным содержанием кислорода(как на высоте в 4,5 км) и повышенным ( для интесификации обменных процессов) содержанием СО2. Всё своё время мы проводили в сбруе, крутили каждый день педали велоэргометра для компенсации гиподинамии, проходили тесты на внимание и быстроту реакции и тд и тп. Два раза в неделю через шлюзовую камеру к нам входила медсестра и брала по большой пробирке кровь из вены( за месяц мы сдали примерно 600-700 мл крови). Через малую шлюзовую камеру нам передавали питание. И какое! Это была настоящая космическая пища. Мы питались пастообразными борщём, харчо и овощным супом на мясе из тюбиков, паштетами и крошечными вертикально стоящими сосисками в баночке типа шпрот, языком и говяжей вырезкой в таких же баночках, крошечными батончиками пшеничного и ржаного хлеба, запечатанными в полиэтилен, как крупные таблетки. Самыми лакомыми были плитки сублимированного чернослива с грецкими орехами. Не помню, но кажется был и шоколад. Были натуральные соки.
Примерно в середине основного этапа заведующий лабораторией предупредил нас с напарником о том, что в институт приехали несколько молодых специалистов NASA, которые обязательно посетят нас и могут задавать разные вопросы. Мы судорожно стали вспоминать оставшиеся от школьных и институтских занятий фразы английского языка. Пришедшие американцы с интересом рассматривали нас в шлюзовое окошко. Задали какие-то общие вопросы о наших биографиях. У меня с собой был большой русско-шведский словарь, поскольку я думал, что немного свободного времени у нас всё-таки будет и я смогу начать изучать азы шведского. Это была так и не сбывшаяся мечта после специализированной двухнедельной турпоездки в Норвегию и Швецию по комсомольской линии летом, за год до армии. Американцы поинтересовались, чем я занимаюсь, поцокали языками, о чём-то перемолвились между собой, но, слава Богу, не попросили озвучить мои знания.
На двадцать первый день нашего затворничества мы с напарником ощутили необыкновенный подъём. Завтра утром барокамеру откроют и останутся четыре дня последних контрольных тестов.
Каждый день в процессе эксперимента мы проходили тест на выносливость на динамографе, выжимая с определённой частотой пружинную ручку, укреплённую на самописце, стараясь как можно дольше держать линию самописца на среднем уровне максимального усилия, выжатого в начале. В этот день мы превысили наши обычные показатели в полтора-два раза! Зато на следующий день мы еле-еле одолели только 2/3.
На третий день контрольных тестов снова нас ждали макснагрузка и резервное время. За время гиподинамии в условиях ограниченного пространства проживания и недостаточной нагрузки на велоэргометре начали болеть икры ног, поэтому макснагрузка дала небольшое снижение показаний, но посленагрузочное восстановление оказалось прежним, достаточно быстрым. Зато резервное время нас удивило. Организм адаптировался к постоянному пониженному давлению. Когда медсестра сняла с меня маску, я уже не испытал такого удушья, как в первый раз. Проходили минута за минутой, я выдувал воздух в камеры для определения альвеолярного состава выдыхаемой смеси. Я подставлял нечувствительные пальцы под остроё пёрышко и стеклянные капилляры. И я считал : минуа - рубль, минута- рубль… Такова была стоимость оплаты этого теста. Я просидел без маски 48 минут( больше не разрешалось) в состоянии, близком к состоянию сильно нетрезвого человека - такова реакция организма на гипоксию. И в последующие дни у меня с кончиков пальцев слезала кожа от многочисленных проколов.
В последний день, после привычных тестов на внимание и скорость мышечной реакции, я освободился и написал с помощю советов напарника стихотворение про эксперимент и даже нарисовал на большом листе картинку, на которой мы с напарником, даже похожие на себя, в сбруе и с проводами, подключёнными к центральному пульту, сидим, обнявшись, на койке барокамеры. Снизу был текст стихотворения. Из этой картинки с текстом в лаборатории сделали плакат и повесили к холле на всеобщее обозрение. Сотрудники объявили нас самой лучшей парой внештатников.
Очень приятным бонусом было то, что через неделю мы получили в кассе института по … одной тысче четыреста тридцать два рубля с копейками. Если учитывать, что моя зарплата в то время составляла сто двадцать рублей - это была огромная сумма! На заработанные деньги я смог с доплатой обменять нашу коммунальную двушку на комнату в Козихинском переулке в  придачу с холодильником для соседа и на однушку с балконом на первом этаже пятиэтажки на Филёвском парке.
Вот так я был, если не космонавтом, то, по крайней мере, испытателем, вложившим свою лепту в развитие космических исследований. С тех пор я с полным правом мог считать День Космонавтики своим профессиональным днём, наряду с Днём Металлурга( по образованию), Днём Строителя( армия и дача) и Днём Учителя( 12 лет второй работы в школе).
Фото современное из интернета