Семья

Саха. Глубинка. Майская погода.
Траурный митинг. Речи на могиле.
Всего-то шестьдесят четыре года
Отпущено ему судьбою было.

У стариков всегда такая мода,
Всех оставлять в печали и тоске.
Всего-то шестьдесят четыре года,
Как клеточек на шахматной доске.

По белым клеткам – и любовь, и радость,
По черным – неприятность и печаль.
Но жизнь такою принимать и надо,
Пока ещё горит твоя свеча.

Жила семья, каких и ныне много:
Отец и мать, три брата и сестра.
Казалась им безоблачной дорога,
В любви и радости купалась детвора.

Черная весть разит сильнее пули.
Она пришла с печалью со двора,
Когда отца инфаркт подкараулил,
И без него осталась детвора.

Но белый цвет затем и существует,
Из сердца выгонять черную кровь.
Перешагнуть через черту такую
Сумела материнская любовь.

Жизнь снова покатилась в белом цвете,
Услышав материнскую мольбу:
И выросли, и выучились дети,
А каждый в ней нашел свою судьбу.

Но  в одночасье в дьявольском порыве
Вдруг над семьей взметнулся черный смерч.
Он разом зачеркнул надежды-крылья,
Неся в злорадстве ей за смертью смерть.

В наше окошко птица залетела, -
Весть, по приметам, черного гонца.
Увы, она всю правду нам пропела –
Похоронили брата-близнеца.

Вдруг сердце старшего остановилось,
И мать не вынесла – свернулась кровь.
И унесла она с собой в могилу
Святую материнскую любовь.

Проказы черной ауры безбрежны,
Что день способны перекрасить в ночь.
Ведь где-то там, на ближнем зарубежье
Похоронили маленькую дочь.

Еще беда, о ней подумать стыдно,
А говорить об этом нету сил:
Он за какие-то ненужные обиды
Свою сестру живьем похоронил.

Шестнадцать лет ни голоса, ни строчки,
Не ёкнула в груди родная кровь.
Прости его, Господь, поставив точку,
За некогда забытую любовь.

Опять в окошко залетела птица,
Плохую весть узнала и сестра.
Но надо было птице торопиться,-
Она летела года полтора.

Никто не сообщил о смерти брата,
Чтоб проводить его в последний путь.
Да и искать не надо виноватых,
Осталось лишь с лица слезу смахнуть.

Алдан. Глубинка. Майская погода.
Ушёл. Унёс от нас что-то с собой.
Всего-то шестьдесят четыре года
Ему было отмерено судьбой.