Из книги Преображение мира Часть 2 Преображение ду

            ЧАСТЬ 2

    ПРЕОБРАЖЕНИЕ ДУХА


Свирепая буря гнёт и ломает
Верхушки столетних дубов.
А на старом пруду
Отражаются рябью
Строения вихрей и тайны ветров.



Стал пред врагами на колени
И попросил прощенья за мученья,
Что причиняли мне они.
Увидел я, что в прошлых жизнях
Страдали от меня они.



В чёрных условиях,
Но с чистой душой.
В чистых условиях,
Но с чёрной душой.
Два образа жизни даёт демократия.



Пронзённое со всех сторон стрелАми сердце,
Готовой в мученьях  смерть принять,
Вдруг вспыхнуло живою искрой Бога,
И в солнце обратясь, лучистою любовью
Сердца людские стало согревать.



То здесь, то там,
Бывает вижу я,
Как пробивает путь себе
Трава Бессмертия
Из-под асфальта смерти.


Ты так спешишь
Наделать больше тёмных дел,
Что, кажется, боишься,
Как бы другой не захватил в аду
Тебе там уготованное место.



Себе – ничто,
А людям – всё!
О Басё! У тебя
Учился коммунизм
В своей душе я строить.



Ли Бо – ты жизнерадостный алкаш,
Тебе подобных нету в мире,
Как воду превращал Иисус в вино,
Так ты вино –
В стихов Амриту.



Стакан с водой.
На нём кусочек хлеба,
А рядом в солонице соль.
Отца не стало… Но душа его
По-прежнему живёт со мной.



Большое затхлое болото,
А в нём тоскливые цветы…
Таким стали сниться сны
От мясоедного застолья…
А ведь недавно снились чистые ручьи…


Ум должен строить крепкий дом,
А сердце в нём царить.
Таким должно быть разрешенье
Конфликта чувственного сердца
С аналитическим умом.



Как скоротечна жизнь!
Едва успеешь
Что-нибудь понять,
Как вышел срок
И время – умирать.



Вещами был я отчуждён,
Вещами был я осуждён
До самой смерти жить средь них предметом.
И вот избавившись от них
Блаженным стал я, как ромашка летом.



Как сладко спать,
Как горько просыпаться…
Опять пронзила боль меня –
Туркменской мачехе-стране
Давно не нужен я.



Как грустно уезжать,
Как горько расставаться!
Не унывай, Мургаб,
Возьму тебя с собой –
Москвой-рекой там для меня ты станешь.



Тебе я мужем верным был,
Сносил обиды, горечь ел,
Смиренно дурь твою терпел,
Но ты предала и меня,
Туркмения – бл…дь-Родина моя!



Наперекор вождям-кретинам,
Наперекор тупицам и ворам,
Любовью Бога
К падшему народу
Цветут деревья тут и там.



Мы оба с тобою творения Бога.
Я - познающий, ты – необъятное.
Так долго смотрю на цветущую сливу,
Что кажется мне, будто Бог сквозь меня
Себя самого изучает.



А огород мой – ярмарка невест,
В нарядах белых деревца сияют…
И среди них – невидимый жених
Дыханьем непорочным
Их оплодотворяет.



У сливы научился я увести,
У речки – всё живущее поить,
 А вы бы, ласточки, взрастили крылья мне,
Чтоб мог я с вами улететь в ту синь,
Куда я улететь давно решил.



Сижу у речки с книгою в руках,
И вот, вздохнув поглубже,
Вобрал с воды идущий аромат…
Живая жизнь во много раз вкусней,
Стихи – её консервы.



Заглох мотор. Открыл капот.
А там… нет, не движок, а… клумба.
И среди радостных цветков
Один казался грустным.
Я приласкал его, согрел…
И завелась стихов машина.



Какой должна быть крепость мышц,
Какая твердь желаний,
Чтобы тебе, О абрикос!
На многочисленных ветвях
Родить цветы божественных дыханий.



И я хочу такой сверхсилы,
Таких же мускулов души,
Чтобы легко,
Без видимых усилий
Свободным духом зацвести.



Какою мукой терпеливой,
Какой молитвой к небесам,
Какою жертвой бескорыстной,
Сумел ты, персик, в нищете безлистной
Цветущим принцем за ночь стать?



Какой должна быть чистою душа,
Какой порядок в ней,
Чтоб мог Всеблагий поселиться в ней,
И целомудрие творить
Средь низменных вещей?



Весь мусор жизни,
Корнями вбирая,
Цветут деревья божьей красотой.
А рядом люди, красоту вдыхая,
Поганят землю злобой и враждой.



А когда не едят меня
Чёрные мысли
И в душе наступает покой,
Мне вдруг видится юность Природы,
Что сливается в вечность со мной.



Недавно было аж под тридцать,
Сегодня снег, и плюс один.
То в жар, то в хлад,
Весна, тебя бросает –
Неужто подхватила грипп?



Туркменский день –
Как ночь темна.
Гляжу в потёмках в небеса –
Быть может вспыхнет путеводная звезда…
Но нет звезды у спящего народа.



Туркмены спят, а воры грабят,
К кому, народ,
Открыв наивные глаза,
И, видя, что обобран догола,
О воздаянии взывать ты будешь?



И вам, деревья, средь невежд,
Живётся тяжко, как и русским.
Ни за плоды свои, ни за тенистую прохладу
Не слышали ни мы, ни вы слов благодарных,
Лишь досаду.



Зелёные веточки ивы
По берегу речки  сажаю,
И за это слыву ненормальным.
Привыкли все к разрушенью,
А я – созидаю.



Не мудр ум, мудро одно лишь сердце,
На все тяжёлые раздумья
Оно даёт один ответ:
«Любить, любить всё в жизни надо,
И это есть лекарство от всех бед».



Из сердца сделал молоток,
И вот, на наковальне мысли
Кую острейшие мечи
В цветы любви
И всеблаженство мысли.



Я из ромашек сделал патефон,
Вложил  в него
Пластинку тишины Природы,
И патефон, мой патефон, запел
Нежнейшею любовью Бога.



Господь! Зачем меня ты сделал познающим?
Хожу и думаю: что? почему? и смысл какой?
В то время, как трава, деревья, речка
Являются Твоим дыханьем, силой, красотой…
Господь! И я хотел бы быть Тобой!



Бездомный я, хожу вокруг да около,
К порогу Дома даже не могу пристать.
Цветком блаженной мудрости
Сиять мне надлежало в Храме Господа,
Но изгнан был за то, что стал живое разрушать.



Одни убегают, другие сгнивают…
И не думай, народ, не придёт
Тебе счастье под Кроной родною,
Ибо Древо туркменской «свободы»
Не мёдом, а ядом цветёт.



Свобода – не подарок Бога,
Свобода – мера по уму.
Туркмены
Из своей свободы
Себе построили тюрьму.



У правды горький вкус,
А ложь всегда сладка,
Но правда лечит организм,
А ложь –
Страшнее мышьяка.



Так глубоко пустил ты, персик, корни,
Что, кажется, до магмы огненной достал.
И потому на веточках твоих
Сияют не цветы, а звёзды,
Что красивей небесных во сто крат.



И имени я твоего, трава, не знаю,
Но вызываешь ты во мне досаду,
Поскольку густо разрослась меж грядок.
Рву с корнями тебя, но в сердце нет отрады,
Ведь Бог же создавал одно к другому в радость.



Спасибо, милая петрушка,
За то, листик мне дала,
Своею силою и пряным ароматом
Ты горечь жизни
В радость вкуса превратить смогла.



Мой персик скромен, никогда
Наград от Нобеля
Он не попросит для себя,
Хотя его цветы
Прекрасней, чем у Бродского, стихи.



Попала пчёлка в таз с водой,
Барахталась, бедняжка, плавать не умея.
Подставил палец я ей свой,
Взобравшись на него, она прогрелась,
И, прожужжав: «спасибо!» – улетела.



«Посмотли, золотой волобей!» -
Я оглянулся и замер от чуда…
«Пелвый аплель!..» - засмеялся мальчик беззубо.
Но воробей-то и вправду был золотым –
Весь в перьях-лучах восходящего солнца.



Гляжу в тебя во все глаза
И замираю в тишине
Надолго…
Я слушаю твоё молчание, трава,
Безмолвие – ведь это голос Бога?!



Сегодня ты особенно чудесна –
На фоне хмурости небесной
И опечаленных ветров,
Стоишь ты, яблоня, принцессой –
Вся в белых бантиках цветов.



Ка-ка-я   бо-ль!!!
Вонзается в меня
После общения с цветущими садами.
Лежит в грязи культуру русская моя –
Вся обесчестена врагами.



Тебя – лежащую в грязи,
отмыли мы до божьей чистоты,
Но ты, свободу обретя,
Сожрала всех, кто возрождал тебя,
Туркмения – зверь-Родина моя!



Астральные ветра – причина людских бед.
Бывают ветры суеты, распутства,
Корысти и лжи, а также вихри брани.
Они сметают с божьего Пути.
А Путь – в безветрии Души – нирване.



Быть может, этот день последний,
День завтрашний – сплошная мгла,
В которой не зажжётся жизнь моя...
Не покидай меня ты, день последний,
Стань вечной жизнью для меня.



Не поклоняюсь я изображеньям,
Мой Бог невидим, Он везде –
В букашке, рыбе, воздухе, траве…
Ислам я принял ?.. Ну и что ж…
Но мой Аллах – Иисус Христос.



И не кичитесь, люди, достиженьями,
Вовек вам не дано понять
Ни тайн Любви, ни принципов рождения
И Кода Жизни в семени пырея
Вам также не дано расшифровать.



Деревья, как вы терпите людей?
Они вас пилят, рубят, делают из вас бумагу…
Вот, если б вы из них
Творили то же самое,
Чтобы они о вас сказали?



Жить надо так: здесь и сейчас,
И Род свой закрепить на вечно,
В указанном судьбою месте.
Но мы живём: ни здесь, ни там,
Без Родины, без Божества, без чести.



Похищен крест с могилы матери моей,
Сварить трубу с него хотели воры,
Чтоб провести природный газ до дому.
До нищеты какой, Туркмения, ты пала,
Что мёртвые – живых богаче стали.



Вот также трудно жить и сочинять стихи
В Туркмении русскоязычному поэту,
как трудно было бы Шекспиру
В застенках Бухенвальда
Писать «Ромео и Джульетту».



В кафе «Война»
Возле мангала «Хиросима-Нагасаки»
Ел сатана
Шашлык из детских тел
Американскими военными зубами.


Свободу пенису и вульве!
Простор желудку и кишкам!
Свободу силе, крепким кулакам!
И только, сердце, ты в тюрьме тихонько слёзы лило.
Глашатаи «свободы» твоими палачами были.



Вчерашний день был скучный и пустой,
И день сегодняшний такой…
Смотрю на иву не могу понять,
Из скуки жизни как смогла создать
Покров зелёный с ангельской красой.



Асфальт, бетон и чахлые деревья,
Машины, вонь, людское раздраженье,
Фанаты, секс, неизлечимые болезни…
Куда идём мы – в беспросветье?..
В себе ты заблудился, человече…



Набрал я в рот немного водки
И с силой брызнул на цветы.
О пьяные цветы!
Теперь вы в капельках хмельной росы
Похожи на людское счастье.



О город, город! Ты есть торжество!
Бетонной смерти над зелёной жизнью.
Ты людям можешь предложить одно:
Живой деталью стать
Для мёртвых механизмов.


Стоишь, сосна, ты
Среди зданий из стекла, бетона,
И скромной зеленью стараешься немного
Одушевить людскую мертвородность
Простым животвореньем Бога.



Природа – не аксессуар,
Природа – Дом людского Рода.
Как только Жизнь одержит верх
Над механическим прогрессом
Бессмертие вернётся к человеку.



Одни поэты пишут о любви,
Другие – о красе природы,
А третьим Истина дороже…
Но я мечтаю выразить одно –
Основу бытия – Ничто.



В кювете куча гравия лежит,
И в этом смысла никакого.
Но поверху растёт трава,
И смысл-бессмысленность тогда
Объединяются в одно и то же.



Миллионы лет лежала, галька, ты в земле,
И вот дождалась часа.
Ты стала стенами в кафе,
Где топят скуку в пиве и вине
И официанточек за ляжки лапят.



Один стал беспробудным алкашом,
Другой – картёжником и вором,
А третий – непрестанным нарко-горем..
Такое «счастье» для народа
Создала самодурная «свобода».



Убита правда в казематах лжи,
По совести справляют тризну,
Свободой правят палачи…
Построил ты СЕБЕ Дворцы, Баши,
Из трупов нашей жизни.



Есть разный труд и разные оплаты,
Олигархи за свои затраты
Солидный куш себя отхватят.
А я же за поэзию свою
Тюрьмою получить могу.



Винца я выпил и весь день
Лежу лениво, как тюлень.
Мне виноградник шепчет: «Напиши
О сладости моей и о хмели».
Но мне плевать на все стихи.



Кастрюлю ёмче выбираю
И сухари опять в ней квашу.
Приятно мне порой бывает,
На жизнь заблудшую взирая,
Ядрёный попивать квасок.


Жара. Засохло в горле и шершав язык,
Иду, как пьяный, вдруг… родник.
Я зачерпнул воды и выпил во блаженстве,
Но вспомнил вдруг, как в нищенских селеньях
Горстями слёзы пьёт родной народ туркменский.



Живу, как гриб под небоскрёбом.
Терплю, расту и даже крен даю
Всем этажам людских пороков.
Авось, под рухнувшей громады лжи
Грибочек правды откопает кто-то.



Тебя любил я, как Меджнун,
Был полон о тебе высоких дум,
И хоть изгнала ты меня –
Осталась в сердце навсегда,
Туркмения, - боль-Родина моя!