Слуга и хан

Солнце скрылось за барханом,
Холод опоясал мглу.
За богатым дастарханом
Хан допрашивал слугу:
- Ты скажи, слуга мой честный,
Только правду мне ответствуй.
Много ль видел ты добра
Спозаранок до утра?
Сколько раз тебя ругая,
Бил безжалостно кнутом,
Сожалея лишь о том,
Что потел, тебя стегая.
Ты не плакал, не стонал,
Молча кару принимал.

- Что сказать тебе, хозяин?
Волен был ты бить меня.
От Хазара до окраин
Нет властительней тебя.
Много нас - рабов послушных,
Исполнительных, тщедушных,
Обездоленных судьбой
Шло как стадо на убой.
Многих ты бивал нещадно
За проступок и за так.
А за то, что был дурак,
Бил и вовсе беспощадно,-
Так ответствовал слуга,
Видно жизнь не дорога.

Хан за сытным дастарханом
Пьёт кумыс и мясо ест,
Над его огромным станом
Льётся звёздный свет с небес.
Не сбежать от грозной власти,
Стерегут в песках напасти:
Зной дневной да хлад ночной,
Демона пустынный вой.
- Что ж, смотрю, ты слишком смелый,
Словно равный речь ведёшь,
Забывая, что ты вошь
На моей одежде белой,-
Молвил хан, прищуря глаз,
И щеками вдруг затряс.

Хохотал, икал и квакал,
Тыча пальцами слугу.
Пот со лба с натуги капал,
А слуга - ну ни гу-гу.
Молча стряхивал соринки,
Лаваша собрал крупинки,
Снедь сложил, на кухню снёс,
Кость хозяйский пёс унёс.
А хозяину веселье:
Представлял, как пляшет вошь.
Что с убогого возьмёшь?
Пережор чем не похмелье?
Вот и тешится чудак,
Сам себе заклятый враг.

Отсмеялся и в ладоши
Хлопнул раза три подряд.
Время чая, значит "воши"
Продолжать нести наряд.
Чай несут и фрукты тоже,
Друг на друга дни похожи:
Дастархан всегда накрыт,
Ну а хан по горло сыт.
Чай налит, слуга хлопочет.
Сласти на столе горой,
Музыкантов робкий строй,
Тихо музыка рокочет.
Танцовщицы входят в круг
Дружной стайкою подруг.

Время нег и развлечений 
Для рабов тяжёлый труд.
Если плох, вне всех сомнений
В яму под замок запрут.
Вот и трудятся девицы,
Веселы пред ханом лица,
Изгибаются змеёй,
Жарок танец огневой.
Хан за куревом кальяна,
И глядит сквозь щели глаз.
Бёдра, груди напоказ
Не волнуют больше хана.
Отупел он от еды,
Не случилось бы беды.

Тишина в покоях хана,
Не слышны хожденья слуг.
С гребня древнего бархана
Лай шакала ловит слух.
Приближаться стали близко,
Да и небо слишком низко.
Вон стоит небесный крест,
Освещая всё окрест.
Стонет хан, слуга с ним рядом,
Обтирает пот со лба.
Ну на то он и слуга -
Всё держать под зорким взглядом.
Хан вдруг вскрикнул и затих,
Лай шакала тоже стих.

Негры машут опахалом.
Окна настежь, воздух свеж.
Хан под тонким одеялом
Шёлком тканым цвета беж.
Эскулап толчётся рядом.
Пот течёт с бедняги градом.
Кровь пускает, держит пульс,
Жжёт ответственности груз.
Отпустило. Хану легче.
Задышал, забормотал
В отражении зеркал.
Он за жизнь схватился крепче.
Всю слуга молился ночь,
Делал всё, чем мог помочь.

Долго хан лежал в постели,
На болезнь весь исходил.
А слуга все дни недели,
Как за маленьким ходил.
Протирал водой пахучей,
Свечи жёг на всякий случай.
С рук его хан ел и пил,
Набираясь прежних сил.
Серп луны спустился к долу.
Вон над куполом завис,
Смотрит дерзко сверху вниз,
Светлый лик являя взору.
Хан, увидев этот знак,
Волю всю собрал в кулак.

Хватит нежиться в постели,
Ханство словно спящий кот.
Он садится, слабость в теле,
Ноги тонки, впал живот.
Звон в ушах стоит незримый,
Словно колокол старинный
Ладит звуков тихий хор,
Всем чертям наперекор.
- Эй, слуга, откуда звоны?
Кто поёт в сей ранний час,
И о чём же их рассказ?
Голоса мне не знакомы.
- Это, хан мой, Божий глас!
И поют они о нас.

- Ты о ком там молвишь слово,
Кто такой твой, этот Бог?
- Веры всей моей основа,
Это Он тебе помог.
Я молился дни и ночи,
Верю я в молитву очень.
Я просил тебя простить
И болезни отпустить.
- А прощать меня негоже.
Разве я чем не хорош?
Может быть цена мне грош?
Иль со струпьями на коже?
Нечего поклоны класть,
Не его над ханом власть!

Видишь, светит серп рогатый,
Что над куполом завис?
Мусульманский знак крылатый,
Значит, я пред небом чист!
Это он поднял с постели,
Вот поем и снова в теле.
А тебе поддам плетей,
Чтоб не знал пустых затей.
А гиена над барханом
И хохочет, и скулит,
Спать народу не велит
В унисон с сердитым ханом.
Солнце брезжит, серп пропал,
Кончился его запал.

Хана день встречает новый
И обслуги легион.
Тихо ропщут: хан суровый,
Знать, не выздоровел он.
Заработала прислуга 
Хана личная обслуга:
Моют, бреют и стригут,
Каждый волос берегут.
А на кухне всё в движеньи:
Парят, жарят и пекут.
Как бы ни был хан их крут,
Здесь поднимут настроенье.
Ведь еда для хана всё:
Ритуал и житиё.

Хан одет, его под руки
Вводят в пиршественный зал.
Тихих музык льются звуки,
Хохотнул вдали шакал.
А слуга опять же к хану:
- Хан, нельзя вам к дастархану.
Для желудка нужен пост.
Только он даст жизни рост.
Хан презрителен с слугою,
Делает наоборот:
Мясо, сласти тянет в рот,
Обтирая рот рукою.
Вот с чела уж льётся пот,
Что-то хану не везёт.

Он сглотнул кусок последний,
Шумно выдохнул, и вот 
Повалился дуб столетний,
Словно срубленный, в расход.
Тут слуга метнулся к хану,
Оттащил от дастархана.
- Что, слуга, настал мой час?
Слышу этот Божий глас.
Да, суров он во языцех.
Не его я нивы плод,
Ждёт меня другой исход,
Жизнь мою поведал в лицах.
А тебя прошу, прости,
С миром душу отпусти.

Молвил так, чем душу спас,
На руках слуги угас.
Не корите тех, кто рядом,
Стережёт кто сон ваш взглядом,
Поправляет кто подушку,
Шепчет доброе на ушко.
Час придёт, лишь он один
Ваш слуга и господин.
Вас проводит до порога,
Душу вымолит у Бога,
Вспомнит словом в добрый час
И свечу зажжёт за вас!