Дионис и опасность рационального

ДИОНИС И ОПАСНОСТЬ РАЦИОНАЛЬНОГО


Дионис— бог сопровождаемый веселой свитой менад и сатиров. вечно веселый и пьяный до безумия. Бог виноделия, виноградарства и прочей растительности. От него исходит невероятная природная  энергия: она притягательна, но темна, она сбрасывает оковы, вдохновляет нас. С одной стороны она чарующа, но с другой…
Давайте попробуем разобраться кто же такой Дионис и в чем же шарм дионисийских мистерий.

Итак, Дионис —  сын Зевса и Семелы, дочери фиванского царя Кадма. Когда Семела ждала ребенка, супруга громовержца, Гера, решила сжить соперницу со света. По совету богини Семела попросила Зевса показаться во всем его божественном величии. Когда же Зевс явился в сверкании молний, его возлюбленная погибла в огне.
Зевс успел выхватить из пламени недоношенного Диониса и зашил его в свое бедро. В положенное время мальчик родился на свет из бедра отца. За это Диониса называют дважды рожденным.
Зевс отдал сына на воспитание нимфам, но мстительная Гера продолжала преследовать Диониса и наслала на него безумие. Юноша скитался по Египту и Сирии, пока во Фригии его не исцелила богиня Кибела, его бабушка. Дионис продолжил путешествовать, учить людей  виноделию, а после женился и возвысился на олимп.

Во время своих скитаний Вакх зарабатывает славу властного женоподобного юноши, считающим себя богом, с распутной свитой. “Рассказывали, что стоит ему войти в город, как женщинами овладевают неимоверные похоть и страсть. Они, влекомые сатирами и менадами, пускаются в неистовый развратный танец”. И верно: все женщины одурманены шествием бога экстаза, срывают с себя одежды, оставляют мужей и рыдающих детей. Они будут пить вино, устраивать любовные оргии, петь и веселиться.
Пушкин писал о дионисийских мистериях так:

“ Поют неистовые девы;
Их сладострастные напевы
В сердца вливают жар любви;
Их перси дышат вожделеньем;
Их очи, полные безумством и томленьем,
Сказали: счастие лови!”
(«Торжество Вакха», 1818)

Теперь дадим точное определение этому процессу. Википедия пишет: “Вакханалия (лат. bacchanalia) — оргиастические и мистические празднества в честь бога Вакха (Диониса)”.
Девы, которые будут участвовать в мистериях неугомонного бога, впоследствии назовутся вакханками (от “Вакх”— одно из имен Диониса. отсюда и само название шествия “вакханалия”). 
Обычно вакханалии знаменовали сбор урожая, начало или завершение важного этапа календарного цикла. Празднества проводились тайно, под покровом ночи. Сначала в них участвовали только дамы, а позднее начали приглашать мужчин.
Что конкретно происходило в вакханалиях? Под влиянием винных напитков вакханки впадали в безумие и творили странные вещи, вызывая страх у трезвомыслящих людей. Празднество превращалось в шествие, во время которого участницы нападали на людей и животных.
Вспоминаются “Вакханки” Еврипида. В ней девушка по имени Агава, ослепленная безумием, убивает собственного сына, уверенная, что перед ней лев, а не юноша. А когда ей раскрывают глаза на правду, она горько плачет… По сравнению с другими трагедиями, где правили пусть суровые, но все же осмысленные принципы справедливости, это было торжество варварства над разумом, зловещий и недоступный пониманию триумф хаоса.
Так же, в одной из своих остановок Дионис предложил трем дочерям Миния, Алкифое, Левкиппе и Арсиппе, участие в вакханалии. Но девушки были очень трудолюбивы  и отвергали оргии юноши. Бог вина не принял отказ и решил наказать сестер, лишив их рассудка. Они все таки участвовали в шествии, а когда пришло время выбирать жертву, жребий пал на сына Левкиппы, Гиппаса. Тетки и мать разорвали его на части и пожрали. А после всю ночь скакали по горам, пока Дионис не превратил их в летучих мышей.
Эти моменты жестокости запомнятся нам лучше всего из мифов про Диониса, во всех чарующих, но ужасающих деталях. Почему же? К этой мысли мы еще вернемся.
Лучше перейдем к разговору о безумии, насылавшемся богами на людей, – поэтическом, провидческом и, наконец, дионисийском, которое окружено гораздо большей тайной, чем все остальные.
Мы привыкли считать, что религиозный экстаз встречается лишь в примитивных культурах, однако зачастую ему оказываются подвержены именно наиболее развитые народы. Греки были в высшей степени цивилизованны, придерживались сложной и довольно строгой системы норм и правил. Тем не менее они часто впадали в дикое массовое исступление: буйство, видения, пляски, резня. Все это могло показаться бы  клиническим сумасшествием. Однако греки могли произвольно погружаться в это состояние и произвольно же из него выходить. Мы не можем просто так отмахнуться от свидетельств на этот счет. Они вполне неплохо документированы, хотя древние комментаторы и были озадачены не меньше наших современников ( возможно поэтому античные авторы описывают мистерии вкратце и с большой осторожностью). Некоторые полагают, что дионисийское неистовство было результатом постов и молитв, другие – что причиной всему вино. Несомненно, коллективная природа истерии тоже играла какую-то роль. И все же крайние проявления этого феномена по-прежнему необъяснимы. Участников таинств, образно говоря, отбрасывало в бессознательное, предшествовавшее появлению разума состояние, где личность замещалась чем-то иным –  нечто неподвластным смерти, нечто нечеловеческим.

В мифах Дионис глаголит такую мысль: “люди, вы живете в привычных для вас рамках, что с одной стороны хорошо. Но вы так загоняете себя в них, что боитесь заглянуть что находится за ними, боитесь принять самих себя, свою темную сторону. Если вы не сделаете этого, то однажды погибнете, так как погиб Пенфей. Примите тьму как часть себя, не делайте вид будто в вас ее нет. Вместо этого обуздайте ее и подчините себе. Не бойтесь нового и не впадайте в крайности, слушайте голос разума, но не забывайте, что новое непривычно, чуждо и поначалу непостижимо, но именно в нем ключ к свободе”.
Именно мысль об утрате контроля больше всего притягивает людей, привыкших постоянно себя контролировать. Все истинно цивилизованные народы становились такими, целенаправленно подавляя в себе первобытное, животное начало.

Задумайтесь, так ли уж сильно мы отличаемся от древних греков или римлян? С их одержимостью долгом, благочестием, преданностью, самопожертвованием? Всем тем, от чего наших современников бросает в дрожь?  Для всякого разумного человека, особенно если он, подобно древним грекам и нам, стремится к совершенству во всем, попытка убить в себе ненасытное первобытное начало представляет немалое искушение. Но это ошибка.
Потому что игнорировать существование иррационального опасно. Чем более развит человек, чем более он подчинен рассудку и сдержан, тем больше он нуждается в определенном русле, куда бы он мог направлять те животные побуждения, над которыми так упорно стремится одержать верх. В противном случае эти и без того мощные силы будут лишь копиться и крепнуть, пока наконец не вырвутся наружу – и окажутся тем разрушительнее, чем дольше их сдерживали. Противостоять им зачастую не способна никакая воля. В качестве предостережения относительно того, что случается, если подобный предохранительный клапан отсутствует,  есть пример римлян. Римские императоры. Вспомните Тиберия, уродливого пасынка, стремившегося ни в чем не уступать своему отчиму, императору Августу. Представьте себе то невероятное, колоссальное напряжение, которое он должен был испытывать, следуя по стопам спасителя, бога. Народ ненавидел его. Как бы он ни старался, он всегда оставлял желать лучшего. Ненавистное эго всегда оставалось с ним, и в конце концов ворота шлюза прорвало.
Забросив государственные дела и поселившись на Капри, он предался дикому разврату и умер безумным, презираемым всеми стариком. Был ли он хотя бы счастлив там, на острове, в своих садах наслаждений? Нет, напротив, – постыл и отвратителен самому себе. Еще за несколько лет до кончины он начал письмо в сенат такими словами: “Как мне писать вам, отцы сенаторы, что писать и чего пока не писать? Если я это знаю, то пусть волей богов и богинь я погибну худшей смертью, чем погибаю вот уже много дней”. Вспомните тех, кто пришел вслед за ним. Калигулу. Нерона.
 Гением Рима и, возможно, тем, что его погубило, была страсть к порядку. В римской архитектуре, литературе, законах хорошо видно это бескомпромиссное отрицание тьмы, бессмыслицы, хаоса.  Несмотря на всю их логику, римляне тряслись от страха перед сверхъестественным.
Хочется отметить это различие между греками и римлянами. По ницшеанской модели Дионис символизировал стихийное, разрушительное начало, тогда как Аполлон (которого римляне безумно любили и одухотворяли)  ассоциировался с порядком, рациональностью, созиданием.
Так вот, у греков все было иначе, чем у их собратьев. Питая, подобно римлянам, страсть к симметрии и порядку, они тем не менее сознавали, как глупо отрицать невидимый мир и древних богов. Необузданные эмоции, варварство, мрак.

Помните, как вначале мы обещали вернуться к мысли о том, как кровавые вещи могут быть прекрасны? В красоте заключен ужас. Все, что мы называем прекрасным, заставляет нас трепетать. А что может быть более ужасающим и прекрасным для духа, чем всецело утратить власть над собой? На мгновение сбросить оковы бытия, превратить в груду осколков наше смертное “я”. Быть абсолютно свободным… Эти таинства обладают необычайной силой. Если хватит силы духа, мы можем разорвать завесу и созерцать устрашающую красоту лицом к лицу, как завещал Дионис.

Таким образом, весь шарм мистерий заключается не в похоти и разврате, а в  раскрытии телесного гроба с целью избавления человеческой души от оков  одержимости долгом, благочестием, преданностью, самопожертвованием, дабы испустить животные побуждения, над которыми так упорно стремимся одержать верх.
Дионис не только опалён дыханием бездны, он сам – живущий в бездне монстр. Его маска выражает единую двойственность близкого и дальнего, жизни и смерти: мир in statu individuationis есть Дионис, в состоянии же расплавленного единства — Аполлон. Мировая жизнь состоит в периодической смене этих обоих состояний.
От него расходятся круги диких, сумасшедших возбуждений, эротических, опьяняющих фасцинаций, однако рьяную волну восторга пересекает режущая боль, однако неистовое упоение жизнью распадается в холоде вечной ночи.  Не потому ли Эврипид пишет:

“Кто знает? Жизнь не значит ли у мертвых смерть?
И умереть, на языке теней, — ожить?
И от мудрецов слыхал я, что мы мертвы и что тело наше гроб”?

Рациональность терзает наш ум, иррациональность опасна для мирной жизни. Жизнь в постоянстве рационального русла невозможна по определению —  это и есть концепция Диониса.

Источники:
Роберт Грейвс: Мифы Древней Греции;
Википедия Дионис;
Les Grands Mythes Еp7;
Николаев Д.М: Мистерии Диониса;
Алекс Боу:Тайны Диониса, Дионис. Инициация и миф;
Платон: Горгий;
Двинянинов Б.: «Концепция метемпсихоза в античности: орфизм, пифагореизм, герметизм»;
Донна Тартт: Тайная история;
Еврипид. Вакханки (Перевод Иннокентия Анненского).