Жертвоприношение за сдавшихся

   Странно. Всё менее и менее странно смотреть на взволнованную ветром листву, синеву неба и неугомонных стрижей, смотреть просто так, ни о чём не думая, с
единственным ощущением - ощущением радости, вдруг, в одночасье, покинувшей
изумлённый благодарственный взгляд. Но этот личностный надлом, казалось бы накрепко сложившегося умиротворённого существования, случился с единицами, тогда как плавающее большинство, согнутое и усмирённое копеечной податью, наконец-то открыто и злобно возрадовалось началу апокалиптического очищения от сучков заблудших душ своих некогда любимых и преданных соседей. В жизненный ритм, внешне сохраняющий ту же безмятежность и въевшуюся фальшивость, ворвался, леденящий душу, бухгалтерский счёт безумным дням, несущим каждодневную смерть и страдание. Там, за недалёкими рубежами нашего Отечества, возложившего на себя устами смолкнувших святош миссию миротворца и хранителя христианства, стали ежедневно приносить жертвы за тех, кто, оставаясь здесь, среди неколебимых устоев истинной правды и веры, заживо сдался за жалкий кусок хлеба и  осчастливившую дозу гранёного стакана. Всего за несколько бесследно канувших в Лету десятилетий, породивших духовное бесплодие и всё прогрессирующую амнезию, нас с завидной лёгкостью поделили на ожидающих и живущих, час за часом усугубляя остекленение наивных глаз подданных, приученных неотрывно смотреть в сокрытую сумраком даль. Ожидание смерти для нас стало благоговейней самой смерти, ибо многие выбрали жалкую жизнь, нежели дорогу совести и человеческого достоинства.
   Нам, так часто полуголодным и страждущим, когда-то богобоязненным и нынешним безбожникам, миллионами истребляемых и живущими в вечном ожидании, стала вдруг "понятна" истинная сущность смирения, навсегда стёршая в нашем оледеневшем  сознании страшный в своей простоте и лаконичности вопрос: скольких надо убить ещё, чтобы они, по указам и предписаниям кого вершится наша убогая жизнь, не потеряли своё лицо? Мы не хотим встать с колен, потому что эта уничижительная поза залог нашего существования, жалкого, скорбного, немощного, но всё же существования. Именно она помогла многим приспособиться и добровольно встроиться в систему без цели и без будущего, замкнутую исключительно на себя и своё неоспоримое превосходство. Всё, или почти всё, здесь расставлено по указанным местам, и поэтому нет смысла стучаться, скажем, в сердца умилённых бабушек, переполненных благолепием и брызжущим воодушевлением уже хотя бы потому, что они, видимо, обрели на своём месте то благополучие, которого хватает на регулярную смену подгузников, так необходимую после очередного хвалебного возлияния и безудержной радости. Да как можно не радоваться, когда федеральные каналы телевидения транслируют отечественные мультфильмы около полуночи, отдавая приоритетное время программе БЕСОГОН ТВ: будущее крепко спит, нынешнее же планомерно впадает в безумие.               
   Приходя в храм, я уже не могу уйти не поставив свечи за упокой, за убитых нацистской пулей и пулей русского солдата-освободителя, за безвинно убитых детей и знавших иные времена стариков. Я не могу уйти не поставив свечи за множащиеся жертвы во имя сдавшихся, за тех, кто уже никогда не провозгласят свою Нагорную проповедь, не предложат своё ненасильственное сопротивление, за тех, кто даже не успел явить миру новую чистую жизнь, которая, вполне возможно, подарила бы человечеству светлую надежду на реальное исцеление. Их просто не стало, не стало во имя живых мертвецов, благополучно пристроившихся в стороне, куда пока ещё не долетел снаряд хаймарса или не достала безжалостная нога росгвардейца.