Утонувшая страсть. Рассказ священника В. Кузнецова

«Утонувшая страсть». Рассказ священника Виктора Кузнецова.

Сколько ни просил, ни убеждал я знакомого мне Александра, доброго мужчину, оставить въевшуюся в него страсть к охоте, ничего не получалось. Каждый отпуск, или продолжительные выходные, они с друзьями ездили куда-нибудь охотиться, на и так сильно поредевшее племя «братьев наших меньших».
— Прошу тебя, не убивай ты бедных птиц и животных.
В ответ слышалось:
— Батюшка! Творец же не устанавливал запрет на охоту. Многие, которые стали святыми, занимались ею. Не возбранялось и не вменялось это им в тяжкий грех.
— Это было в древности или в диких краях, когда это нужно для пропитания, по необходимости. В этом только было позволение Божие убивать животных, но не для развлечения, «спортивного удовольствия» сытых людей.
— А вот, отец Константин не возражает. Мы разговаривали с ним об этом и он был не против такого увлечения.
Замер я при этих словах его, в безсилии, разведя руками, ответил:
— Ну, раз так, что я могу тебе возразить? Не разжигать же мне разногласие между священниками. Жалко, что между нами нет единства, даже в простых вопросах. Тем более, что ты у него в основном исповедуешься, а я для тебя так — знакомый, «с боку припёка»… Правда, Господь даровал каждому и дар разсуждения. Если тебе дают два совета — выбирай полезнейшее для твоей души.
На этом и оставили разговор.
Знал я, что он продолжает заниматься своим «хобби», ездить на охоту. Тему эту в беседах всячески обходил, помогая начинающему прихожанину самому разбираться и преодолевать в других вопросах.
Какое-то время не было звонка, не объявлялся он и не заезжал ко мне. Нет, так нет. Надобности, значит, не имеется. Хоть и тревожился я за него, но других дел, забот хватало с избытком.
Объявился наконец «пропащий». Бодрый, весёлый, напросился на встречу.
Узнав, что он летит на Камчатку и берёт с собой хвалёное дорогое ружьё, не мог я обойти запретную тему. С безнадёжностью в голосе, попросил я его:
— Может, не будешь ружьё брать с собой? Полетишь так, с рыболовными принадлежностями, а лучше с фотоаппаратом. И совесть будет чиста и воспоминания хорошие, добрые останутся. Мясо несчастных, убитых животных быстро переварится в желудке или испортится по дороге, а на фотографиях навсегда запечатлеется то красивое, что увидишь. Другим показать будет что и через годы…

— Фотографировать мы, конечно, будем. Рыбачить тоже, — согласился Александр и с интересом спросил. — А почему зверей нельзя убивать, а рыбу, к примеру можно? Она же тоже — живая. Монахам мясо нельзя есть, а рыбу — можно. Как это в Церкви объясняется?
— Просто. Животные, как и человек, — теплокровные. Имеют подчас одинаковое строение с ним. Рыбы же — хладнокровные, живущие в другой среде. Не имеющие того богатства чувств, ощущений, разума, что наблюдается у животных. Они более высокой, чем рыбы, степени развития. Их венцом, повелителем, рачительным хозяином, назначен человек. Те, кто в другой, водной среде, менее развиты и меньший спрос за них. Почему первые, самые близкие ученики у Иисуса Христа были рыбаками, и ни одного охотника.
— Да, интересно, — с удовлетворением принял объяснение Александр. — Но всё же, простите меня, я не могу идти против всех. Они едут во всеоружии, а я по-другому. Меня просто высмеют и прогонят, как чужака.
— Прогнать — не прогонят. Ты путёвку оплатил. А что в их жестоких делах не будешь участвовать, чего тут плохого? Ну походишь в сторонке. На природу посмотришь. Окружающие красоты, цветы, живность больше разглядишь, запомнишь. Пользы больше будет.
Меня поддерживает матушка Лидия, рассказывает:
— У нас на работе был один сотрудник, который тоже увлекался охотой. Как мы его ни уговаривали тоже не ездить, не убивать живых существ, он никого, как и ты не слушал, но потом вдруг сам перестал этим заниматься. Рассказал нам причину, побудившую его оставить эту страсть.
Матушка подлила нам ещё чаю и продолжила:
— Один раз он подстрелил, подранил зайчонка. В охотничьем раже полез в кустарник достать подранка, а тот, увидев его, стал ещё сильнее и пронзительнее кричать. Этот сотрудник сам нам рассказывал так: «Крик такой сильный и резкий! Жалобный. Причём точь-в-точь, как крик сильно испуганного, просящего жалости и пощады человеческого ребёнка. И даже слёзы были на его глазах… Я прямо остолбенел. Мне самому страшно стало: «Что я делаю?! Кого убиваю?! Зачем?!!..» Руки у меня опустились… После этого мне так муторно, плохо было. Готов был зашвырнуть куда-нибудь ружьё и убежать подальше… В общем, после этого как отрубило. Как вспомню или когда кто-нибудь про охоту заговорит, у меня сразу в памяти возникает тот зайчонок и его страшный крик, от которого всё содрогалось внутри… Всё, — решительно заявил наш сотрудник. — Больше мне никакой охоты не надо. Зарёкся. Не хожу, не езжу».
Александр внимательно выслушал рассказ. Подумав, вздохнул тяжело, но остался на своём:
— Простите. Я уже собрался. Меня и отец Константин благословил.
Встал я с тяжёлым вздохом, осенил его крестным знамением:
— Что ж Сашенька, может, Господь тебя вразумит каким-нибудь образом. Удачного тебе пути и возвращения.
Через месяц, Александр выбрал наконец время и приехал к нам.
По его невесёлому виду, я сразу понял, что произошло что-то значительное с ним. Ни о чём не стал расспрашивать, кроме как о здоровье его и семьи, успехах в работе и делах…
Быстро ответив на это, он сам, после продолжительной паузы, стал рассказывать о происшедшем и пережитым им во время дальней поездки.
С небольшой группой состоятельных людей он летал на Камчатку. Их собрал и всё организовал предприимчивый местный мужичок-егерь. Разместил в своём загородном, обширном, бревенчатом доме, сделанном под мини-гостиницу. Экзотика!.. Позаботился о всяческих удовольствиях и развлечениях для столичных вип-охотников.
Ходили и на охоту.
Однажды Александру олень в лесу попался. Красивый! Стоит с величием и достоинством, высоко держит голову. Поднял охотник ружьё, навёл на него. На минуту задержался, залюбовался животным. В это время олень тоже повернулся в его сторону, и хоть расстояние было большое, они встретились глазами. Олень, сознавая опасность, исходящую от человека, всё же не дёрнулся с места, не помчался прочь, а стоял, отважно смотря на прицелившегося в него. Как бы обличал его своим гордым, безстрашным видом. Будто говоря: «Что же ты, человек? Венец творения Божьего. Приданный нам, подданным тебе, для нашего охранения и воспитания, заботы о нас. Как же ты ведёшь себя по отношению к нам и ко всему сотворённому Творцом?..» Стыдно стало Александру, он подумал: «Вот какую красоту Бог создал, живое совершенство! А я одним нажатием пальца, в мгновение превращу это в мёртвую, невзрачную груду мяса и костей, в которых к тому же не нуждаюсь. Я не голоден. Пищи у нас и без того хватает, с избытком. Зачем же тогда убивать, уничтожать такую красоту?..»
Опустил он ружьё и олень, как ему показалось, с благодарным поклоном, опустив свою голову, неспешно удалился в чащу.
После этого Александр, хоть и продолжал со всеми ходить на охоту с ружьём, но не было уже в нём прежнего азарта и необдуманности.
В один из дней они поплыли на рыбалку. В это время нерестился лосось, и прибрежные реки кишели рыбой, прущей из океана в верховья чистых речек.
Решили охотники уйти в дальний поход, за острыми ощущениями. Дня на три-четыре или побольше. Подальше от всех, в глушь, в верх по одной из полноводных рек.
Бурный, стремительный поток нёсся навстречу лодке с людьми и поклажей. Мотор натужно преодолевал волны… Вокруг почти нетронутая человеком-разрушителем природа! Зрелище — необыкновенное!.. Сопки, нехоженые, дикие леса, стремительные, пенящиеся реки, чистые, полные ещё, как и безкрайние леса, жизни и живности.
Холодный поток, был полон толстыми, как поленья телами рыб, которые безостановочно пробивались вверх, против течения реки. Их можно было буквально хватать руками. Они теснились не только в воде, но торопясь, одна за другой выпрыгивали серебристыми стрелами вверх из воды. Их количество, организованная устремлённость в одном направлении, мощь движения против стремительного потока воды — поражало и устрашало своей заданностью Кем-то! Каким то могучим Властелином всего и вся. Про Которого мы не помним, забываем в «цивилизованных» городах.
Довершали эту могучую картину Вселенной яркие всполохи неба, резкие, яркие лучи клонящегося к закату солнца, прорезающие низкие, чернильные, тяжёлые облака…
Такого в Центральных районах страны не увидишь, так не поразишься.
Выпозшие, по причине изобилия дармовой пищи из чащоб медведи, дополняли всю фантастичность восприятия окружающего. То тут, то там, совсем невдалеке, они бросались с рёвом в воду за выскользнувшей из лап рыбой.

Некоторые стояли в холодной воде, цепляя когтями то одну, то другую несущуюся мимо рыбину. Время от времени они, недовольно взрёвывая, выпрыгивали из воды вверх, прямо как в цирке, пытаясь ухватить перепрыгивающих через них и через перекаты серебристых рыб. Другие стояли у берега или на камнях перекатов. Им и там хватало в изобилии добычи. Они тут же, не отходя, громко чавкая, грызли, рвали зубами, жевали трепещущие тела деликатесных рыбин. При этом ещё умудрялись жадно оглядываться, боясь упустить новые легкодоступные жертвы. Надо было запастись силами перед длинной и суровой зимой.
Когда лодки с незваными гостями проплывали близко от кого-нибудь из них, они принимали угрожающий вид, желая отогнать конкурентов. Гавкали, как цепные псы, на пришлых:
— Гув! Гув!..
Свирепо отгоняли от нахапанного «на халяву» большого улова, от своих сытных, уловных мест.
— Пшёл! Пшли отсюда!.. — слышалось от их раздражённого рёва-тявканья с берегов, островков и перекатов. При этом, они ни на минуту не оставляли своего основного занятия, спешно поглощая одну за одной серебристых, краснотелых рыб.

Картина, с одной стороны, эпическая, впечатляющая, с другой — страшноватая. Тем более что бегают и плавают эти хищники довольно быстро. Могут при желании, легко достигнуть и задрать чересчур увлекшихся рыбаков. Одна надежда только на то, что им не до этого сейчас. Обед у них теперь сытный и вкусный.
Поражали одновременные мощь и утончённость, гармония в природе и происходящем. Разумность устроения, без хищнического, человеческого, промышленного истребления. Те же медведи особого урона при своём нашествии не приносят. Рыба после нереста всё равно умирает. Их, слабеющих, и выхватывают мишки из воды. Им тоже надо дожить без питания до весны. Впереди долгая, холодная и голодная зима…
Люди намного расточительнее и жаднее. Нахапали дармовой добычи сверх всякой разумной меры — полные лодки завалены были тушками деликатесной рыбы.
Сделали привал. Расположились, развели костёр. Есть ничего не захотели, кроме экзотической пищи. Распоров брюха рыбин, вывалили в самый большой котёл икру. Тушки рыб выбросили обратно в реку. Авось, мишки подберут или в море унесёт. Вроде бы «не пропадёт», успокаивали себя туристы. Принялись большими ложками зачерпывать и глотать живую, не вымороженную в рефрижераторах икру. Съели немного. Менее трети котелка. Не лезло больше, тошнило, выворачивало обратно. Как и «полагается» у подобных гостей природы, запили всё полными кружками водки и повалились спать.
Утром, при высоком уже солнце, нехотя встали. Пожевали ещё немного икры, «приняли дозу» и весёленькие приготовились к новым увеселениям.
Шустрый егерь, а по совместительству и турорганизатор, не оплошал. Пронырливый, имеющий многие связи в местной власти, он раздобыл где-то несколько лицензий на отстрел медведя. Это была основная «фишка» дорогостоящего частного, левого турагенства.
Вчерашние рыболовы, а ныне охотники, все с дорогими, надёжными ружьями, бодро стали собираться в новый поход. На сей раз предстояло оставив лодки, идти по берегу или в лес, чтобы завалить мощной стеной смертельных залпов, большого медведя. Испытать древнего, кровожадного зверя в себе. Показать свою безнаказанную, злорадную власть над одним из могучих созданий природы.
Общий зуд безумия взвинтился и у Александра, подогретый к тому же спиртным, он ощутил общий азарт и нервную возбуждённость. Отбросив от себя сомнения, он нетерпеливо поглаживал искусно инкрустированный приклад своего ружья. Быстро, со всеми вычистил территорию привала. Мусор — в лес, остатки еды, оставшуюся икру — в воду. Ничего, свежей наберём! Быстро изготовились незваные гости к выходу на самое ожидаемое и острое для эмоций, а потом самое интересное при рассказах знакомым о своей поездке — отстрел могучего, мохнатого красавца-медведя.
Торжественного выхода и охоты не получилось. Организатор похода предложил, дабы не идти далеко по бурелому, оставив лишнюю поклажу, сесть в лодки и для удобства проплыть к нужному месту. Все охотно согласились с этим.
Взгрохотав на всю округу, завели лодочные моторы и стали продвигаться дальше, против течения, вверх по реке.
До намеченного места не доехали. Кто-то особо «подогретый» водочкой или взвинченный азартом, увидев близко, на одном из перекатов нескольких некрупных молодых медведей, стал без команды палить по ним из ружья. Мало чего соображая, и остальные вип-охотники стали стрелять с лодок по бедным, перепуганным мишкам.
При возникшей общей вакханалии, Александр тоже резко привскочил в лодке, поднял ружьё, но произвести выстрела ему не удалось. Лодка зашаталась, неумелые гребцы, пытаясь выровнять её, усугубили положение и все с поклажей перевернулись у переката, вывалились в воду.
Было не очень глубоко, поэтому обошлось без трагических результатов.
Выплыв наверх, столичные горе вип-туристы добрались до близкого берега. Подрагивая от холода, быстро вылили воду из лодки. Легко отыскали в прозрачнейшей воде свои вещи, загрузили их в лодку. Всё нашли, даже мелкие предметы, кроме одного — ружья Александра. Как ни старался он, умоляя всех подождать, сколько ни нырял, лязгая зубами от холода, в поисках своего сокровища, — ружья не нашёл.
Другие лодки с пассажирами не стали их дожидаться, уплыли дальше вверх по течению, за новыми, более достойными трофеями, оставив на перекате двух подраненных молодых медведей.
Тем же, кто оказался в той опрокинувшейся лодке, пришлось разводить костёр, греться и сушиться. Делали это спешно, полуголые, бегом. Опасаться медведей не надо было. От грохота ружейной пальбы те разбежались в страхе не менее, чем километра на пять. Запасной одежды не было, и горе-охотники торопились. Для начала опять же упились до помрачения сознания, и вовсе не от того, что замёрзли, а совсем от другого, от досады, что задержались и могут не успеть к общему погрому могучего животного…
Стали выжимать и сушить у костра вымокшую одежду. Выискивая для этого и подтаскивая сухие коренья и ветви, Александр на ходу вспомнил, как один подраненный молодой медведь жалобно, болезненно ревел! Всё было зачёркнуто, убито. Все хорошие впечатления, восхищение от окружающего и даже отношения между оставшимися потускнели, огрубели. Вот почему ни одна охота не обходится без большой выпивки. Это от необходимости залить дурманом, зашуметь, засмеять пошлыми анекдотами, переорать надо голос свербящей своей совести…

Александр пнул себя укором: «Вот! Говорил тебе священник. Предупреждал: «Прекращай свою дурацкую охоту!» Сколько несчастных, трагических случаев на ней бывает. Не вразумляемся! И ты, охламон, опять не послушался. Теперь вот, Бог вырвал у тебя ружьё и утопил. Сам чуть не утонул! Предупреждение тебе. Не безумствуй! Не убивай больше живое!..»
Всё же, милостью Божией, опоздали они к общей бойне, выслеженного заранее организатором-проводником могучего перед всем, но не перед страшными изобретениями человека, несчастного медведя. Слышался вдали гул от выстрелов и крики праздных убийц.
Пострадавшие с Александром приятели разом сникли. Опоздали! Получивший же перед поездкой наставления священника, возрадовался про себя. От того, что Господь уберёг его от греха.
Утешая приятелей, пытаясь их развеселить, Александр задал им загадку:
— Почему медведь называется — медведем?
Один из приятелей зло отмахнулся, а другой задумался и стал ища ответа, чесать немытую несколько дней шевелюру.
— Эх вы! — весело вскричал Александр. — Да это же очень просто! Мёд ведает, где есть…
— Ладно, ты, «умник», давай вещи помогай собирать, — мрачно осадил его недовольный приключившейся неудачей.
Ничуть не обидевшись, Александр охотно продолжил участие в сборах и отплытии. Тем более, что подгонял уже и далеко не шуточный страх, получить возмездие за устроенный разбой. Разогнанные шквалом выстрелов и обозлённые учинённой в их вотчине расправой, уцелевшие медведи, вполне возможно, помчались и в их сторону. Не дай Бог, при этом, попасться им в лапы при таком раскладе событий…
Вечером, вся компания вип-охотников прибыла на «место дислокации». К просторному, большому дому-гостинице ушлого егеря-организатора.
Выгрузили огромную тушу откормленного перед зимовкой, застреленного медведя.
Для начала, все гордо попозировали рядом с массивной тушей убитого медведя. Потом началась дикая, пьяная оргия «победителей»…
После рассказанного им пережитого приключения, Александр замолчал, ожидая громкого торжества моего, по поводу моей правоты и новых наставлений. Ничего такого не последовало. Тихо улыбнувшись в ответ, я предложил:
— Давай помолимся и поблагодарим Бога, за то, что ты благополучно вернулся домой из опасного путешествия.
Александр с готовностью встал.
Мы помолились, прочитали благодарственные молитвы и снова присели к столу.
После чего, я скорее попросил бывшего охотника:
— Видишь, Сашенька, как Господь любит и заботится о нас? Значит, услышал Он наши молитвы. Бог уберёг тебя и урок преподал. Орудия убийства лишил. Какие нужны ещё доказательства? Слушайся Его пожалуйста, и не нарушай больше сотворённого Им…
— Всё понял, осознал, — с благодарностью согласился, пообещал Александр.