Признание в любви

Интима кафельный пол,
Я никого не боюсь и не знаю,
Стою как сломанный светофор на Фонтанке и икаю.

Принимаю деревянную капусулу сна,  неизвестный
Ползу, как голова в коридор капюшона тесный.

Закончен день , все режимы норм, возможно я не совсем трезвый
Но начальство так далеко, а я их голый акробат, так что тревоги неуместны

Питер, лимб, Элизиум, Я сплю космический дрифт, где проснуться это уже успех
За час до будильника кто-то называет грубым мужским голосом мое имя, Я слушаю душную тесноту, но связь прервана и ничего не происходит, система несовершенна, события в ней рваные, или их вообще нет, вот если бы мне дали в полет пистолет, или хотябы мартышку, ну пусть...излишки.
Питер, утро. Планетарный экспресс,  фиксирую сонно неба тугой реальности проржавевший пресс, в котором лежат реки, ограды и люди, их летние награды и вспышки орудий.
Тела стариков на фалосах углов Петропавловской крепости, почти нет московской серости, курорт, как большой лижущий могилы рот, моя греховная непричастность, зависть всему, виду из окон не Неву, на луну.
Неуместный как граната в штыковой атаке, Я пью кофе и пытаюсь поднять камеру подпирая дорожные знаки. Питер, констатирую, здесь есть жизнь, но секрет жителям в морге  Москвы не перепеть. Зачем они меня сюда отправили, что-то подсмотреть? Нет, Я обрываю связь с центром, хочу повязать на себя питерских рек ленты, быть бледным, едва живым, но живым, Питер, Я хочу быть немного как он, быть им.