Письмо о дежурных помошниках

Дорогой друг! Ты с недоумением пишешь мне о том, что N. довольно грубо высказался о дежурных помощниках, следящих за семинарской дисциплиной. Ты спрашиваешь, неужели всё так плохо, и выражаешь надежду, что у тебя получится провести годы учёбы в мире со всеми людьми. Улыбаюсь твоему благому намерению и берусь за ответное письмо.

Впервые я захотела написать о дежпомах на втором курсе Регентской школы. К тому моменту я проучилась достаточно долго для того, чтобы разглядеть под микроскопом слона и заметить, что понимание между семинаристами и дежурными помощниками трудно назвать образцово-показательным. Тогда я решила взять ситуацию в свои руки и отточенным глаголом обжечь сердца враждующих сторон, чтобы стрелка прибора, измеряющего теплоту отношений, переместилась с «взаимного недовольства» до «христианской любви по апостолу Павлу».

Свою гениальную ненаписанную статью (почему-то все мои статьи остаются гениальными ровно до того момента, пока я не начинаю пытаться их записать) я собиралась назвать метко и необычайно оригинально: «Отцы и дети». Идея казалась мне настолько удачной, что я даже поделилась ей со своим заведующим. Он ответил мне взглядом, в котором читалось беспокойство за мое душевное и умственное здоровье, что несколько поубавило мой журналистский пыл и вдохновило переключиться на менее травмо- и анафемо- опасные темы.

С тех пор прошло 6 лет. Я давно не строю планов по спасению мира и преображению чьих-либо отношений, но всё-таки попробую написать тебе о должности, с которой связано 90% студенческой боли и обид.

По своей задумке послушание дежурного помощника понятно и совершенно оправданно: в большом и сложноустроенном механизме семинарии обязательно должен быть человек, решающий мелкие и регулярно возникающие проблемы вроде «где лежат ключи» или «почему отсутствует Вася Петров». В этом смысле дежурный помощник – высококвалифицированный вахтёр. Он присматривает за вверенной на сутки дежурства территорией, чтобы на ней не случилось ничего плохого. Когда студенты учатся, рабочие трудятся, певчие поют, а грузовики с продуктами приезжают вовремя, то дежпом не нужен. Но когда-то что-то ломается, кто-то опаздывает, а где-то не хватает рук, то нужен полководец, ориентирующийся на местности и совершающий стратегические перестановки.

Всё это – дисциплина, и ничего личного. Но дорожка от теории к практике усеяна поломанными копьями, кровавыми телами и, что ещё страшнее, остывшими душами. Наверное, дело в том, что, попадая в человеческий организм, стерильные правила получают некую микрофлору из разного рода бактерий. И если в человеке сидят бактерии грубости и жестокости, то правила из нейтральных превращаются в заражённые темнотой. Именно из-за этих бактерий вежливое и справедливое «не надо так» превращается в хамско-надменное «будешь гореть в аду, неблагодарная Божья тварь».

Объяснить студенческую обиду на дежпомов стороннему наблюдателю, никогда не жившему в семинарии, практически невозможно. Всё это звучит не вразумительнее, чем обиженный лепет ребёнка о своём злом детсадовском воспитателе, и вызывает логичный ответ: «Ну, а что ты хотел, жизнь – не теплица с помидорами». И всё-таки, и всё-таки... Почему так сильно и так у многих болит?

Мне кажется, болит, во-первых, потому, что семинария – учебное заведение закрытого типа. Студент практически не имеет возможности выйти из этой системы координат, погрузиться в другой мир, посмотреть на свои проблемы со стороны. В одной известной притче мудрец попросил ученика подержать стакан с водой. Вначале он казался лёгким, через минуту – чуть-чуть тяжёлым, а через полчаса рука бедного ученика была готова отвалиться. Вынести один трудный день способен каждый, но жить с напряжением, не имеющим начала и конца, – это большая нагрузка на и без того обременённую учёбой, духовными поисками и личными тараканами нервную систему.

Дежурный помощник – это стресс, размазанный тоненьким слоем на каждый день твоего трёх-пяти-семилетнего обучения. Замечания, напряжённое вглядывание в пустой коридор, судорожное прокручивание всех своих согрешений из-за всплывшего на экране номера, мурашки от (возможно) безобидного «зайдите ко мне в кабинет» преследуют тебя повсюду: на учёбе (не прогуляешь), на богослужениях (не опоздаешь), на трапезах (не поболтаешь), в коридорах (не походишь лохматым), в ночной комнате (не посидишь за столом после отбоя). Ты не можешь локализировать этот пожар в какой-то части дня, не можешь потушить его раз и навсегда своим хорошим поведением. Ты просто приучаешься жить рядом с этим пламенем и надеяться, что сегодня ветер отгонит его куда-нибудь подальше.

Хорошая новость заключается в том, что, выгрузившись с семинарского корабля в свою маленькую шлюпку, ты скоро исцеляешься от всякого рода обид на мичманов, капитанов и адмиралов. Потому что свежий морской воздух свободы проветривает твой ум и твоё сердце, и ворчания старого кока кажутся на этом просторе смешными и безобидными, почти ностальгическими.

Вторая причина студенческой боли – давление на совесть. Зачастую дежурные помощники не просто, подобно гаишникам, штрафуют тебя за правонарушения, но и присовокупляют к этому духовно-нравственное поучение, которое, хорошее само по себе, в контексте ситуации становится рвотновызывательным. Одно дело получить за несделанную домашку заслуженную двойку, другое дело – долгий трагический взгляд, напоминания о твоём недостоинстве находиться в таком святом месте, сравнение тебя с твоими родителями и старшими братьями, призывы к покаянию или наказание богослужением.

Кажется, во время учёбы мой список студенческих болей был бы внушительнее и красочнее. Но зато я была лишена опыта общения с другой стороной и могла только догадываться о тех сложностях, которые испытывают люди, попавшие на послушание дежурного помощника.

Да-да, дежпомы – тоже люди. Испуганному абитуриенту почти невозможно поверить в этот очевидно-неочевидный факт. Многие студенты где-то в глубине подсознания убеждены, что дежурные помощники специально стараются усложнить им жизнь. Но всё-таки у большинства психически здоровых людей имеются более интересные варианты времяпрепровождения. Более того: для человека, имеющего семью и основное место работы, довольно дискомфортно за копейки проводить сутки вне своей обычной жизни. Наверное, единственное, что может по-настоящему держать на этом послушании многие годы, – преданная любовь к своей Альма-матер.

Как люди становятся дежпомами? Обычно примерно так: «Вася, ты будешь дежпомом? Ждём твой положительный ответ». Конечно, можно сказать, что данное предложение поступает не всем, а потому четверокурсник Вася сам виноват в том, что производит впечатление ответственного и порядочного человека. Но всё-таки упрекнуть большинство Вась в том, что они мечтали посвятить свою жизнь установлению семинарской дисциплины, достаточно сложно.

Как бы там ни было, как только Вася принимает предложение, он становится изгоем. Конечно, не в том смысле, что его обижают или избегают. Просто теперь он похож на начальника, заглянувшего на праздник к своим подчинённым. Его сажают на самое почётное место, ему смотрят в рот (а когда тебе смотрят в рот – кусок в горло не лезет), от него прячут откупоренные бутылки и сокровенные разговоры. Всё становится неловким, из отношений со многими товарищами исчезает непосредственность и простота.

В театре есть правило: «Короля играет свита». Дежпом в семинарии – это пример того, во что может превратиться священник на своём приходе. Ты, как писал Державин, «царь, раб, червь и бог» своего мира. Взятый из среды себе подобных, ты вдруг за одно мгновение возносишься в верхнюю касту, которой остальные стараются угодить.

Ты видел, какое у тебя некрасивое лицо, когда ты льстишь? То есть, ты, конечно, никогда не льстишь, но вспомни лицо постоянно льстящего преподавателям Петьки. Это же просто какой-то караул! Любой здоровый человек испытает неудобство, увидев эту сахарность. Но, увы, постепенно сахар начинает проникать в здоровые ткани души, развивается кариес самомнения, а потом… Не у всех и не всегда, но всё-таки, но всё-таки...

Ещё дежпом, как и священник, постоянно сталкивается с грехом. Вспомни самую неприятную, гадкую, подлую, безнравственную ситуацию, в которую ты попадал, общаясь с людьми. Хочется это забыть, правда? А дежурный помощник сталкивается с такими ситуациями едва ли не на каждом своём дежурстве. Он чаще других видит студенческие хамство, агрессию и лживость. Не разочароваться, не начать мерить всех и каждого отчисленным Серёжкой, убегающим через окно общежития в ночной клуб, – это кропотливый труд непредвзятости, свежего мышления и справедливо-снисходительной любви.

Удивительное дело, каждый в большей или меньшей степени сталкивался с безлюбной несправедливостью, но каждый делает из этого свой вывод. Кто-то решает прервать эстафету бессмысленного насилия, а кто-то ничтоже сумняшеся говорит: «Меня обижали, а значит, теперь моя очередь обижать. Почему это другим должно житься слаще?»

Ты можешь подумать, что это говорят какие-то гадкие инопланетяне. Но, ах! Если бы наша беда была в том, что где-то на свете есть злые дежпомы! Мы бы отправили их в далёкий северный скит на вечное покаяние, а сами стали бы жить свою счастливую, наполненную христианской любовью жизнь. Но наша беда гораздо страшнее: злые дежпомы – это мы сами. Куда же отправить всех нас?..

Дорогой друг! Тысячи мелких неприятностей будут дырявить твой хрупкий мир. Из этих ран будут течь солёные слёзы и горькие слова. Но я верю, что у тебя хватит сил оставить долги своим должникам и уврачевать эти немирные раны любовью. Я верю в тебя, друг.