Война и мир. гл. 1-3-2б и 1-3-2в

1-3-2б

Но он также знал, что его ожидание
Работает явно лишь против него,
И ужас какой-то, в своё оправдание
Пленял и терзал постоянно всего.

Всё дальше и дальше летел, словно в пропасть:
«Нужна же решимость, но, есть ли она?»
Его охватила какая-то робость,
Как будто бы яд нужно выпить до дна.

Пьер сам признавал себя сильным и смелым,
Когда он в делах и всех помыслах чист,
Но чувство решимости стало вдруг квелым,
Исчезло оно, как опавший тот лист.

С тех пор, как склонился над той табакеркой,
А взгляд преградил беломраморный бюст,
Уже никакой, ещё лучшею «меркой»,
Не мог он унять в душе вспыхнувших чувств.

И это-то чувство, как признак стремления,
Загладить желанье «всадить поцелуй»,
Убило решимость и то промедление:
«Заплыть не давало за страшный тот буй».

В тот день именин в доме князя Василия,
На ужин собрал князь родных и друзей,
И он приложил для того все усилия,
Чтоб участь Элен была вся ясней.

Сам Пьер и Элен за  столом были рядом,
Как будто они — уже муж и жена,
Чтоб все обливали пронзительным взглядом,
Хотя Элен не стала ещё такова.

Сам князь выполнял роль, как будто, актёра,
К еде не касаясь, ходил вкруг стола,
И вид молодых был ему, как опора,
Казалось, что новость уже всех ждала.

С весёлостью духа, к тому иль другому,
Склоняясь над каждым из важных гостей,
Приятное слово дарил, как родному,
И тем подтверждая догадки людей.

Но им, молодым, не дарил он внимания,
На них не смотрел, к  ним и не; подходил,
И тем лишний раз он толкал к пониманию,
Что это не он их за стол усадил.

А сами они, осознав свои чувства,
Решимость на важный и жизненный шаг,
Князь весел был так, мог дойти и до буйства,
Он мог всё зачислить успеху в делах.

Поведал гостям он смешную историю,
О том, как в Совете читался рескрипт,
Где он, император, доволен был волей,
Народ врагу да;ть отпор — благословит.

Смешным было  в том лишь само только чтение,
Его губернатор сам лично читал,
И он от хвалы такой был в восхищение,
Что первых два слова всегда называл.

И Элен, и Пьер, как счастливая пара,
Стыдливой улыбкой давали всем знать,
Их ждёт запоздавшего счастия кара,
Они потому предпочли всё молчать.

Ни смех и ни шутки, еды всей обилие,
Как ни избегали бросать на них взгляд,
Всё было притворно, вниманья усилия
Направлено обществом на их «фасад».

«Фасад» — на них только, прелестную пару,
Как бы ни смеялся счастливый отец,
Под этим всеобщим веселья угаром,
Бросал он свой взгляд на их славный конец.

И в этом, от счастья сияющем взгляде,
Средь смеха рождались такие слова:
«Так, так, всё чудесно, всё, как на параде,
Всё нынче решится, давно уж пора».

В глазах Анны Павловны, этой царицы
Салонов, обедов и всех вечеров,
Как и у князя, надежда теплится,
Что Пьер уже к свадьбе почти что готов.

Средь мелких у общества всех интересов,
Воспрянуло чувство стремленья к любви,
И глядя на них, все с большим перевесом,
Как вновь ощутили стремленье в крови.

Не только они, но и слуги, лакеи,
Казалось тем чувством уже взяты в плен,
Они в своих думах те чувства лелея,
Желали все с Пьером пойти на обмен.

И, глядя на них, и особо на Элен,
Порядок всей службы, порой, был забыт,
Завистливый взгляд их настолько прицелен,
Крутясь у стола, он за делом был скрыт.

Пьер сам ощущал все подобные чувства,
Он словно был центром спектакля всего,
Ему иногда становилось и грустно,
По большей же части, был рад от того.

«Жена» его, Элен, призна;на царицей
Всей женской возможной такой красоты,
В неё, просто так, невозможно влюбиться,
Она слыла женщиной общей мечты.

Завидовать будут ему все мужчины,
Он с нею украсит любой здесь салон,
И не было Пьеру другой в том причины,
Как мужем красавицы стал бы лишь он.

«Но как всё свершилось и всё очень быстро?
Не только для нас, а свершилось для всех,
Казалось всё в деле так ясно и чисто,
И ни от кого никаких нет помех.

1-3-2в

Так Пьер рассуждал, взгляд бросая на плечи,
Они же манили своей красотой,
Порою —  неловко, пойдут злые речи:
«Она-то — красотка, он — рядом «хромой».

Храмой — некрасиво лицо у мужчины,
«Я, словно, какой-то Парис в их глазах,
Елену увёл по той самой причине,
К тому же, богат, я купил её — факт.

Когда всё случилось, теснятся все мысли,
Чем вызвал к себе я такой интерес,
Его эти мысли всё время, как грызли,
И что в этом деле взяло; перевес?

Когда из Москвы я поехал в столицу,
То с князем я ехал и только один,
Потом я в их доме успел поселиться,
Но не от меня исходил сей почин.

Потом я играл с нею много раз в карты,
Поднял, как-то раз, я её ридикуль,
Кататься с ней ездил с великим азартом,
Наверно, тогда повернул я свой руль».

И вот он сидит подле Элен и слышит,
И видит, и чувствует близость её,
Движенья, дыханье — он сам ею дышит,
И он, как жених, занял место своё.

То вдруг ему кажется, он тоже красивый,
И все оттого созерцают его,
Он сам, к удивлению, тоже счастливый,
И в этом заслуга его одного.

Вдруг голос какой-то и чей-то знакомый,
К нему обращаясь, ему говорит;
Он всё ещё ищет ответ тот искомый,
Его все торопят, она же — горит.

И этот вопрос поглотил всё вниманье,
Пьер мыслями занят, не слышит вопрос,
Нет, он что-то слышит, но без пониманья,
Он в мысли свои, как бы, полностью врос.

— Когда получил ты письмо от Андрея? —
Вопрос повторяет князь  аж в третий раз:
— Ты что-то рассеян, Пьер, будь же бодрее
Сегодня и в этот торжественный час.

И князь улыбнулся, Пьер видит улыбки
Во взглядах, на них устремлённых, людей,
Но взгляды все эти и не были пыткой,
Они ему были как будто родней.

«Ну, что ж, если вам всё про нас и известно, —
И с Элен они улыбнулись в ответ;
А Пьер продолжал: «Мне же с ней интересно,
Она красоту излучает на свет».

Прощались все гости с заметною грустью,
И с завистью к Пьеру мужчин, как гостей,
Скрывая свои те далёкие чувства,
Смотрели на жён своих явно грустней.

Молчал дипломат, выходя из гостиной,
Карьера своя представлялась тщетой,
В сравненье со счастием Пьера — невидной,
Мотая зачем-то седой головой.

— Могу вас поздравить княгиня с успехом, —
Промолвила Анна хозяйке жилья,
Та не удостоила Анну ответом,
Лишь мучила зависть, хотя дочь — своя.

Пьер с Элен уже, гостей про;водов, после,
В их малой гостиной остались вдвоём,
Их видели часто счастливыми вместе,
А кто к кому больше ходил на приём?

Но темы любви не касались в беседах,
Теперь осознал, надо сделать сей шаг,
Он не сомневался в подобных победах,
Жених, да с деньгами, всегда был бы маг.

Ему было стыдно, всё время казалось,
Чужое он место заня;л у неё,
И мысль та вертелась и всё оставалась:
«Не для тебя счастье это рождалось,
Подсунуть красавице это «гнильё».

«Гнильё» — в смысле чувств безраздельных к любимой,
И, чтобы взаимной была их любовь,
Ошибкой мой шаг станет непоправимой,
«Как разная с нею окажется кровь».

Опять нет признанья, любовь не проснулась,
Но надо же что-то сказать, не молчать,
Опять любви тема бесед не коснулась,
Не мог он придумать — беседу начать.

Спросил у Элен: «Ей понравился вечер?»
Она, как всегда — односложный ответ,
Хотя, мол, не нравились многие речи,
Но, в общем, пролился на скуку, как свет.

— Да, день именин был мне самым приятным!
Казалось, что должен воспрянуть бы Пьер,
Намёк ею дан и настолько понятный,
Что именно «да» сказать должен теперь.

Но он не сказал, что-то вновь задержало,
Опять он зада;л посторонний вопрос,
Как будто бы, острое, быстрое жало
Ему встало в горле, как наперекос.

— Алина, — промолвил жене князь Василий:
— Пойди, посмотри, как идут там дела!
Она, прилагая немало усилий,
К двери приоткрытой уже подошла.

Всё также сидели, всё больше грустили,
Неспешный и мирный вели разговор,
Но нервы у князя всю душу сверлили,
Решил он, кончать надо этот позор.