Тетя Соня

1.
Мне тётя Соня — не родня:
жена троюродного брата.
Пожалуй, только пару раз
встречались с нею мы когда-то.
И вот однажды, в ранний час
(в воскресный день, замечу кстати,
когда позволил я себе
подольше нежиться в кровати)
звук телефонного звонка
сон оборвал на сладкой ноте.
— Привет, мой милый! Это я!
Надеюсь, ты не на работе?
Приятный голос, но чужой,
мозг распознать не согласился.
Метались мысли в голове
подобно очумевшей птице.
А речь лилась. В потоке слов
ни паузы, ни остановки:
— Я ненадолго в город к вам,
тревожить мне тебя неловко,
но так хотелось бы с тобой
пройтись по Невскому под вечер.
Ты ж не откажешь в просьбе мне?
Назначишь тёте Соне встречу?
Всё сразу встало на места,
и мыслей пляска прекратилась.
Кто тёте Соне нужен был —
не мог рассчитывать на милость.
Бесцеремонность и напор
она несла, как на параде
несут знамёна над собой,
по сторонам совсем не глядя.
Попытка встречу отменить
была отметена мгновенно.
Себя кляня, назначил: «В шесть!» —
и лёг, разбитый совершенно,
но сон ушёл. Под скрип пружин
ещё не старого дивана
решил я вспомнить, почему
в семье к ней относились странно.

2.
Свежа, нежна и молода
была на выданье девица.
Не каждый шанс имел такой —
в её супруга превратиться.
Весьма разборчива во всем,
и в выборе мужчины тоже,
она искала для себя
такого, чтобы был моложе,
повыше, но не великан,
не глуп, лицом — не обезьяна,
и в остальном чтоб тоже был
вполне мужчина, без изъяна.
Искала долго, и нашла.
Достоинств всех не умаляя
(он был к тому же — офицер),
осталась мелочь, но такая...
Его фамилия, увы,
была не очень благозвучна.
Она звучала как-то так
невразумительно и скучно,
что тётя Соня начала
свой штурм по правилам военным:
сперва разведка и наскок,
потом осада. Быстро пленным
жених почувствовал себя
и пораженье признавая,
все документы поменял.
Была фамилия другая
невесте в дар принесена.
Пока тянулись суд да дело —
о, это горе от ума! —
невеста охладеть успела.
И все остались при своём:
она, довольная собою,
и он, защитник и герой,
но вот с фамилией другою.

3.
Когда исполнилось шесть лет
ребёнку нашей тети Сони,
она сказала, в руки взяв
давно немытые ладони,
что пальцы сына для смычка
уже готовы. И на утро
его пораньше подняла,
решив, что поступает мудро,
заставила умыть лицо,
почистить зубы, вымыть шею
и потащила за собой
в одну тенистую аллею.
Там в старом доме круглый год
звучали скрипки и рояли:
детишек музыке весьма
неплохо в школе обучали.
В ряду взволнованных мамаш,
сидящих в тёмном коридоре,
она смотрелась, как скала
в бушующем безбрежном море.
Спокойный взгляд поверх голов
и молчаливое презренье.
Её ребенок — он талант,
какие могут быть сомненья?!
А испытание — всего
формальность: надо — значит, надо.
Любой профессор вмиг поймет,
насколько одарённо чадо!
В экзаменационный зал
вплыла, толкая пред собою
ребёнка, чей унылый вид
не делал из него героя.
Почтенный педагог в очках
нажал на клавишу рояля
и попросил определить,
звучала нота здесь какая.
Молчал ребёнок, лишь ногой
слегка елозил по паркету,
как будто растереть хотел
невидимую сигарету.
Другой учитель по столу
костлявым пальцем ритм отстукал
и повторить его просил.
Сынок в шкафу увидел кукол,
отвлёкся, повторить не смог.
Когда же спеть просили песню
он исступлённо зарыдал,
и отказался петь, хоть тресни!
Тут тётя Соня в коридор
ребёнка вытолкнула быстро
и заявила, что дойдет
в Москве до главного министра,
и убедит его закрыть,
стереть из памяти навечно
всю эту школу, если так
с талантами бесчеловечно
здесь обращаются. Затем
скомандовала громко сыну:
— Аркадий, мы идём домой! —
и подтолкнула его в спину.

4.
Семейный праздник ждут всегда
собаки, старики и дети.
Для первых это — лишь еда,
шанс попроказничать для третьих,
а вот вторым — тепло души,
возможность обсуждать былое
и, в назиданье молодым,
гордиться прошлым и собою.
На чей-то круглый юбилей
и тётю Соню пригласили.
Она на тот момент могла
помочь в готовке — силы были.
Меню стандартно: Оливье,
под шубой сельдь, картошка с мясом,
а из напитков: взрослым — чай,
детишкам — три бутыли кваса.
Явившись в кухню раньше всех,
косынку завязав потуже,
она готовить начала,
ворча, что ей никто не нужен.
Нарезав мелко огурец,
нашинковав свеклу на тёрке,
она решила масло взять,
стоявшее на верхней полке.
Конечно, рядом на столе
такая же бутыль стояла,
но показалось, видно, ей
что масла здесь осталось мало.
На стул непрочный взгромоздясь
(стремянки не было на кухне),
она бутыль пыталась снять.
Но кто же знал, что полка рухнет?!
Упала полка на плиту,
а там — кипящая картошка.
Короче, грохот, брызги, пар,
орущая от страха кошка,
а надо всем — как монумент,
в платке и фартуке, на стуле
стоит виновница беды,
ругаясь, что её надули.
Она, мол, шла в приличный дом,
где люди, а не злые черти,
а тут немыслимый содом,
и все её желают смерти!
Кричала, что ноги её
не будет больше на пороге...
видала этот юбилей...
поест и дома без изжоги...
С тех пор в приличные дома
её уже не приглашали
(а как спускалась с высоты —
уже ненужные детали).

5.
В общеньи с женщиной сдержать
случайно сказанное слово —
мужчины долг. Иначе, жизнь
окажется весьма сурова.
Вот потому-то ровно в шесть,
готовый выходу на Невский,
стоял я честно у окна.
Смотрел, отдернув занавески,
на небольшую часть двора
с дорожкой, что вела к подъезду.
Кричала громко детвора,
носясь гурьбой по кругу между
качелью, горкой и столом.
С задержкой, так, минут на двадцать,
услышал телефона звук
и понял — можно улыбаться.
— Мой милый! Ты меня не жди,
я повстречала тетю Раю.
Она замучала меня,
лежу в отеле, умираю.
И рада бы с тобой пройтись,
но, к сожалению, не в силах.
Устали ноги, вся дрожу,
как будто кровь застыла в жилах.
На свете надо поискать
ещё такую же трещётку...
— Как жаль! — нахально я соврал,
от радости отбив чечётку.
Не состоялся променад.
Остаток дня провёл в покое.
А ведь ещё с утра не смел
представить счастие такое.
Я не имею никаких
претензий личных к тете Соне,
но всё же пусть судьба моя
везёт меня в другом вагоне.