Мама

На пригорке у ручья мне сказала мама:
здесь моя, моя, моя яма, яма, яма.
А если мама говорит, я соглашался. А вобще
я бы и сам не отказался лечь в эту яму над ручьём в тени деревьев.
Вот в эту яму, что над пропастью во ржи, что над ручьём.

Но если мама говорит, я не решался
перечить ей ни в чём.
Со всем, что мама говорит, я соглашался.
И я уж ни на что не покушался, не спорил ни о чём.
И я стоял (за маму я держался), заглядывая ей через плечо.

Я знал: мне этой ямы не видать.
Ведь мама раньше будет умирать.
Я даже мысленно туда не приближался.

Ручей — ничей. И рожь ничья.
А пропасть? Может быть, взять пропасть?
Ведь пропасть же — ничья.
Упав, я окажусь в воде ручья,
и он снесёт меня в большую реку Сопость.
Там не родился я, но мама родилась там в городке,
на той реке с названьем белорусским Сопость.

Ведь специально мы приехали сюда, где мама родилась.
Нашли ручей и пропасть.
И яму над ручьём, текущем в Сопость.

Мы на пути в Москву не говорили ни о чём.
И горькую испытывал я сладость.
И я сидел, и маму чувствовал плечом,
и не решался плакать.