Германские стансы

IV

По воскресениям стальные ставни,
Нагретые лучами из деревни,
С утра помазаны елением хоральным
И солнцем, признающем отопленье
Лишь в собственных реакциях исподних —
Не в батареях, щедро запылённых,
Столь важно неподъёмных для страны,
Коров пасущей посреди болидов,
В директоры сующих инвалидов
И из бетона льющей и кресты,
И эстакады. В духоте
Я просыпаюсь — в тонких щелях ставней
Сочилось утро Пасхою недавней;
И пыль в ад уходящей темноте
Вела ход крестный. Всё опять не те
За рамами: горбины крыш, деревья,
Из комнаты своей — из подземелья —
Из бункера — слежу воздушный змей,
Пускаемый немецкой детворою,
Полёт орла над ним. Вновь день закрою
Не то в восторге от чужих полей
Играющий в Великое посольство,
Не то в тоске по вербе — суждено
Ей, жемчугов не расточая свойства,
Ссыхаться в мощи у немых икон.
Скрипя, рычаг сжимаю реек узких
Осознаю: в воротах Бранденбургских
И Штуттгартских я, будучи без ризы и осла,
По листьям пальмы не ступая, верил,
Что мне не бросят и стрелы порея —
Не то, что копий… Не была числа
Им, тела моего пронзившим,
Как тело Себастьяна. Но погибшим
От забитья камнями не спешил
Я в Штуттгартской свой дух отдать Клоаке,
Поскольку первый камень брошен был
В чело черёмухи (я верю в знаки)
Под лай немецких клерков. И среди
Клятвопреступников мутнели зраки…
Или, или! лама савахфани!