Лугальбанда в горной пещере, шумерский эпос

этот перевод по сравнению с предыдущим менее буквален, более художественен и менее полон.
в тексте используются шумерские имена и названия вместо общепринятых аккадских: урук –> унуг, ану –> ан и так далее.
«оригинал»: https://etcsl.orinst.ox.ac.uk/section1/tr1821.htm
оригинал: https://etcsl.orinst.ox.ac.uk/section1/c1821.htm


Лугальбанда в горной пещере


В то время древнее,
Когда лазурь небес к земле не прикасалась
Когда после жатвы, ячмень люди ели,
Когда стали границы и стали пределы,
Когда пограничные камни поставили,
И имена на них написали,
Когда люди каналы речные очистили,
Когда люди колодцы вскопали в земле;
Когда русло Евфрата, реки Унуга, разлилось,
Когда в Унуге возвели обители для Эна и Царя,
Когда в Инанны играх, в битвах кровавых,
Кулабский скипетр стремился к небесам;
Когда черноголовым даровали долголетие,
Когда представили они копытами стучащихся козлов
И красотой рогов сияющих оленей Энмеркару, сыну Уту,
Тогда, в то время, сын Уту, Энмеркар
Свой жезл на Аратту-храм направил, на гору священной державы.

Начал собирать он народ, дабы город мятежный низвергнуть.
Протрубил вестник звук, во всех странах слышный.
Воззвал он к царям другим, и послали они свои войска.
Стояли цари во главе войск, стоял Энмеркар во главе царей.

Собрались они, как овцы, у горы подножия,
К вершинам холмов бежали как дикие волы.
Прошли пять, шесть дней, на седьмой вошли в горы.

Когда пути прошли,
Энмеркар, грозный всадник, сын Уту, сияние чистого золота,
Спустился с небес на великую землю.
Голова его сияла божественным светом,
Острые стрелы как молнии носились мимо него.

Тогда их было семеро, молодцев семеро было,
В Кулабе семеро родившихся,
От богини Ураш родившихся,
От коровы, молоком кормившей, родившихся.
Они были героями земли Шумера, в расцвете сил роскошных.
Воспитали их в жилище Ана-бога.
Надзирали они тех, кто надзирал,
Подчиняли они тех, кто подчинял.
Они служили повелителю.

Лугальбанда, их восьмой, в воде омытый.
В трепетном молчании он шел вперед, он шел с войсками.

На полпути боль твердая, боль жалящая голову,
Обрушилась на него.
Он дергался, как змей, тростинкой удрученный.
Он пыль кусал, как пойманный в силки олень.
Потеряли руки хватку, ноги не поднимет он вовек.
Ни царь тут не помог, ни войско.

«Пусть понесут его в Унуг», – так сказали те,
Кто как облако пыли над ним собрались.
Но не знали, как это сделать.
«Пусть понесут его в Кулаб», –
Но не знали, как это сделать.

Его зубы дрожали средь горной прохлады.
Его перенесли в место теплое,
В жилище, как птицы гнездо.

Накрыли там инжир и разные сорта сыров;
Сладкие хлеба, доступные больному,
Свежий сыр из молока овечьего,
Яйца, масло и сыры доставили ему.
На стол сложили перед ним
Сироп из финика, с вкусным пивом смешанный.
Яства в кожаных мешках сложили перед ним братья и друзья в горной пещере.
Темное пиво, греющий душу напиток, сделанный из добрых злаков,
Вино, прекрасное на вкус,
Впитала его голова, лежащая в горной пещере.
Смолу лавандовую, благовония рождающую,
Впитала его голова, лежащая в горной пещере.
Приставили к нему топор,
Скованный из олова, добытого в светлых горах.
Завернули у груди кинжал,
Скованный из железа, добытого в черных горах.

Глаза, орошавшие лицо его, как каналы, орошают ячмень,
Лугальбанда раскрыл и направил.
Но серые губы не открыл перед братьями.
Дыхание его они не чувствовали.

Его братья и друзья устроили совет:
«Если брат наш взойдет с кровати, как Уту святой,
То бог, поразивший его оступится, и позволит есть и пить.
Пусть он поднимет его в горы – прямиком в краснокирпичный Кулаб.
Но если Уту воззовет нашего брата в святые земли,
Если жизнь покинет его больное тело,
То должны будем мы возвратить его тело в краснокирпичный Унуг.»

Как старого быка бросают в загоне,
Так братья и друзья оставили Лугальбанду в горной пещере;
С рыданием и стенанием, со слезой и плачем, с горем и страданием –
Так братья и друзья оставили Лугальбанду в горной пещере.

Два дня Лугальбанда лежал в болезни.

Когда Уту направил свой взгляд на дом,
Когда дикие звери подняли головы к домам,
В конце дня, в вечерней прохладе,
Его тело терзалось в болезни.

Лугальбанда поднял свои глаза к небесному Уту,
Лугальбанда молил его, как собственного отца.
В темной пещере он возвел к нему светлые руки:

«Уту, я приветствую тебя! Избавь меня от хвори!
Бог мой, герой, сын Нингаль, избавь меня от хвори!
Уту, ты позволил мне подняться в горы с братьями моими.
В горной пещере, самом страшном месте земли,
Настиг меня недуг, избавь меня от хвори!
Здесь нет родных, здесь нет друзей, тут нет души,
Не скажет мне мать: "Увы, дитя!",
Не скажет отец: "Увы, дитя!",
Не скажет мне брат: "Увы, мой брат!"
Если б бог с богиней со мной стояли,
Сказали бы они: "Нельзя такому умирать."
Потеря собаки печальна, но потеря мужчины ужасна.
На безвестной тропе среди гор, Уту,
Оставлен человек, человек в страдании.
Не дай мне утечь в жестокой смерти!
Не дай мне в пищу горький песок!
Не дай мне упасть, как палке в пустыне безвестной!
Чтобы брат меня не ругал, избавь меня от хвори!
Чтобы товарищ меня не дразнил, избавь меня от хвори!
Избавь меня от смерти труса в этой холодной горе!»

И принял Уту его слезы. Послал он ему в помощь святое благо.

Та, кто для бедных пища и сладость, чьи игры сладки и жестоки,
Блудница святая, что ложе собой украшает – Инанна, дочь Сина, встала перед ним.
Великолепная, как святость Шары, ее звездное сияние освещало всю горную пещеру.
Лугальбанда поднял глаза к Инанне, он рыдал, как перед собственным отцом.
В горной пещере он возвел к ней светлые руки:

"Инанна!
Ах, если бы это был мой дом!
Ах, если бы это был мой город!
Ах, если бы это был Кулаб, город, в котором меня несла мать!
Мои могучие люди! Мои прекрасные дамы! Ах, был бы я в Э-ане!
Ее маленькие камни, ее сияющие в славе камни!
Да не сгинут мои члены в кипарисовых горах!"

Инанна услышала слезы его и усыпила его силой своей, как сонного Уту.
Инанна окутала его сердце радостью, как одеянием овечьим.
И после этого направилась в краснокирпичный Кулаб.

Бык, пожирающий черную пищу,
Звездная святость теленка следит за ним.
Он сияет в небесах подобно утренней звезде,
Он освещает тьму ночи – Сина, новую луну встречают;
Своему сыну Уту приказы вставать отдает.
Славный владыка, любимое дитя Энлиля,
Достиг божественно зенита.
Его великолепие, его звездное сияние осветило тьму пещер.
Лугальбанда поднял свои глаза к Сину, он рыдал, как перед собственным отцом.
В горной пещере он возвел к нему светлые руки:

"Небесный царь, кого достать нельзя!
Бог Син, кого достать нельзя!
Справедливый царь, не щадящий злых!
Справедливый Син, не щадящий злых!
Правосудие лишь греет твое сердце.
Посохом своим ты несчастие караешь.
Ядом плюешься на злых, как змей пустынный!"

Син услышал его слезы и даровал ему жизнь.
Лугальбанда почувствовал силу в могучих ногах.

Во второй раз светлый бык поднялся над горизонтом,
Святой Уту раздвинул свое великолепие небес на землю,
Его яркое сияние освещало всю горную пещеру,
Он направил их на святого Лугальбанду в темной пещере.
Его бог-покровитель шел впереди него,
Его богиня-покровительница шла сзади него.

Лугальбанда поднял свои глаза к Уту, он рыдал, как перед собственным отцом.
В горной пещере он возвел к нему светлые руки:

«Уту, пастырь человеческой земли, отец черноголовых,
Когда ты засыпаешь, люди засыпают за тобой,
Когда ты возрастаешь, люди возрастают за тобой.
Уту, без тебя не поймать нам птицу в сети, не схватить и раба.
Тем, кто бродит в одиночку, тем ты спутник,
Тем, кто ходит рука об руку, тем ты друг.
Тем, кто носит узду, тем ты шоры.
Бедняка и подлеца ты покрываешь, защищая.
Как одеяние из белой шерсти, ты охраняешь тело должника-невольника.
И пожилые люди, что в бедности, что в благе восславляют свет лучей твоих,
До самой своей смерти.»

«…»

И так святой Лугальбанда сбежал из глубин горного мрака.

Тогда тот, кто с Энлилем беседы ведет, взрастил травы жизни.
Бурные реки, матери холмов, родили воду нежную.
Он вкусил траву, он попробовал воду.
И после этого помчался, как конь,
Как дикий осел Шаккана, гонимый в горах.

Тем вечером он отправился в путь, спеша сквозь горы и освещенный лунным светом пустырь.
Он был один, и даже его острый глаз не ловил ничьего присутствия.
Светлый Лугальбанда взял с собой питье и кушанье, приготовленные братьями и друзьями.
Он сложил его рядом с угольками. Он наполнил ведро водой. Взяв лежащие рядом камни,
Несколько раз он ударил ими друг о друга. Он положил сияющие угли на землю.
Прекрасный камень дал искру. Огонь возник пред ним, как солнце над пустошью.
Не зная, как печется хлеб, не зная, как с печью обращаться, имея лишь семь углей,
Он готовил тесто.
Пока пеклась лепешка, он вырвал тростник горный с корнями, обрезал его и тесто на него нанизал.
Не зная, как печется хлеб, не зная, как с печью обращаться, имея лишь семь углей,
Он приготовил лепешку.

Бурый дикий бык, красивейший дикий бык,
Бык, мечущий врагов рогами, бык голодный
Отдыхал, ревя, искал своих сородичей горных.
В этих горах он жевал сладкое тесто.

Блуждали дикие горные быки,
Лугальбанда поймал одного.
Святой очистил ветку дерева,
Ножом снял лишнее.
И палкой привязал быка.

Горный козел, сопротивляющийся козел, истерзанные блохами козлы, жирные козлы –
Стояли на пути и жевали ароматное растение, как ячмень, перемалывали кипарис, как траву.
Они совали свои носы в кустарную траву, трава, траву, будто это была трава.
Они пили воду текучих вод реки.
Пока они искали траву, Лугальбанда поймал двоих в ловушку.
Сорвал с деревьев ветки и очистил лишнее ножом, корни, как длинные побеги поля.
Цепями привязал козла, козла сопротивляющегося и горного, обоих привязал.

Один он был и больше никого не видел острый глаз святого Лугальбанды.
Сон овладел тогда царем – сон разрушительный, гнетущий,
Как поднятая вверх рука, ломающая городские стены;
Потопом омывающий и страны разрушающий.
Он не знает правителя, не знает надсмотра,
И хотя Лугальбанда воспротивился,
Сон тут охватил царя.
Не без Нинкаси
И ее бочки.

Тогда возлег он в горных травах,
Накрывшись своим покрывалом. белым.
Он ложился не спать, он ложился видеть сны.
Он не отворачивался от дверей сновидения, от их шарнира.
Лжецам они лгут, честным говорят правду. Один достигнет счастья, второй запоет.
Это жилище Зангара, повелителя сна, делящего ложе с Нинлиль, советника владычицы Инанны.

Сказал тогда он Лугальбанде:

«Кто зарежет для меня быка?
Кто расплавит для меня его жир?
Тот мой топор из олова в руки возьмет,
Железный кинжал он в руки возьмет.
Дам я тому дикого горного быка.
И когда силы покинут животное,
Он пожертвует его новому солнцу.
Он расставит головы двоих козлов.
Он разольет их кровь.
Он приманит ее запахом горную змею.»

Лугальбанда очнулся – это был сон.
Лугальбанда задрожал – он спал.
Лугальбанда потер глаза – он благоговел.

Он взял в руки оловянный топор.
Он взял в руки железный кинжал.
Он зарезал дикого быка.
Силы оставили животное.
Он пожертвовал его восходящему солнцу.
Он расставил головы двоих козлов.
Он разлил кровь скотную.

Горная змея учуяла животную жидкость.

К вечеру Лугальбанда составил трапезу богам.
Тогда призвал он именем Энлиля
Ана, Энки, Энлиля, Нинхурсаг.
Они расселись в горном месте, уготовленном царем.

Готовы были средства возлияния – пиво и вино, прекрасные на вкус.
Разлил он холодную воду к долине, в подарок богам.
Вонзил он нож во плоть козлов, достал он печени, обжарил
Благовонием поднялся дым из разожженного костра.
Вкусили Ан, Энки, Энлиль и Нинхурсаг тогда лучшие части.

[оставшаяся часть поэмы обрывочна, сложна для понимания и кажется что слабо связана с предыдущей. переводу ее позже. возможно.]

«…»