животный страх

Взращенная с ранних лет на драконьем молоке, Эль, никогда не видевшая гладкие спины полей и волнообразные животы холмов, проползала вдоль скалистых разломов, не замечая, как россыпь каменных песчинок вонзалась в ее по-человечески нежную кожу пяток - сладострастная боль, нежный трепет и прочие чувства, присущие особям прямоходящим, для нее были забыты. С отточенных клыков мутной струей свисало только одно слово - инстинкт.

Рожденная в момент падения дамоклова меча, она еще не успела научиться запоминать, чтобы заразить свою жизнь сожалениями о с позором казненном отце, пускающим тела своих подчиненных, как расходной материал, на поле брани. Не успела узнать, кто такие Боги Смерти и как чарующе опутывают они своими кудрями захмелевших в роте солдат. Не испытала страха одиночества, оставленная в люльке под отвесной скалой последней верной служанкой, одним своим существованием склоняя ниц и целуя ноги Повелителю Гор. Никогда не почувствовала во рту вкус собственной императорской крови, никогда не стала причиной всех мыслей и целью всех действий.

Но рыцари и принцессы существовали всегда и будут существовать даже после гибели одного королевства. Не им ли вонзать свои стрелы в стеклянные, как луна, глаза чешуйчатых огнедышащих, дабы нацедить яд из их клыков и вновь, и вновь продолжать использовать его в новых войнах? Пока в мире будет существовать последний человек, жертвы всегда будут оправдываться благими намерениями, а принцессы отдавать свои сердца за Альтара - полый железный мяч, содержащий внутри жесткие осколки скорлупы драконьих яиц и используемый как развлечение на девичьих вечернях. Пошлость, вздор - но потешные смешки юных дам под звуки бьющихся друг о друга руин бывших укрытий младенцев-драконов в перекатывающихся с ладони на ладонь мячах - для мужских сердец бесценно.

Эль знала это и, живя единственной мыслью, она спрятала себя в каменной гробнице - горе, куда ступают только отчаянно влюбленные и бездумные глупцы, смеющие бросить вызов смертельно опасным созданиям. Кажется, одним из таких был Ханс, не правда ли?

Юноша, очертив мечом узоры на каждом привале, стоял перед пропастью, куда загнал одиноко блуждающую Эль. Он не хотел видеть в ней человека, но не мог справиться с ощущением греховности своего поступка, а посему никак не решался вонзить в нее свой вострый меч, или того хуже - столкнуть с обрыва. Что сильнее ранит? Вражеское острие или гибель от рук собственного ареала? Эти мысли словно северным ветром пронзили его легкие, а дальше - выше, по альвеолам, бронхам, носоглотке и к мозгу. Он опустил глаза и увидел - те же пять пальцев, те же две ноги, след от пуповины и ни с кем не спутанная жажда жить. И он не смог. Лишь связал нечеловечески израненные руки и ноги Эль, да заставил покинуть место, где каждый камень имел свое имя и был ее добрым другом.

Впервые Эль увидела беременные солнцем луга, впервые глотнула текущий во след небу ручей на широких полях, впервые она оказалась в местах, где свободна даже земля, вынужденная носить ее на своих плечах, впервые она совершила это. Впервые, в рабстве.

Ханс увел ее в свой никому неизвестный замок и решил выдрессировать из необузданного животного человека.

Он учил ее ходить мышиными тропами, танцевать с лесными нимфами, ухаживать
за озерами, но главное - разговаривать с ним. Он старался заполнить ее хриплым от многолетнего обета молчания голосом свои ушные раковины. Она стала его карманным морем, заставляющим забыть слово на букву "О". А он для нее? Кем был он? Разжигало ли его присутствие пламя заботливой любви или костер ненависти за разлуку с отчим домом? Эль не знала. За долгие годы воспитания хладнокровными, она атрофировала последние органы настоящих чувств. Единственное, что она ощущала - внутри нее шевелится что-то теплое. Когда она открывала уста - из ее связок раздавалось два голоса, она дышала двумя парами легких, слышала биение двух сердец, и ее это пугало. Она все ближе ластилась к Хансу, все чаще ощущала на себе его прикосновения и ей становилось спокойно.

- Животный страх смерти окутывает бессмертное создание? - с иронией усмехался он.

Эль не ответила, она продолжала лежать на холодном полу, позвоночником пересчитывать кальку - это напоминало ей о скалистом хребте гор, что-то родное, домашнее всегда оставалось в ней.

Но однажды Ханс пропал, исчезло и второе дыхание. Она не ощущала ничего - все вернулось на круги своя, все, кроме нее самой. Вернулся Ханс через несколько дней, не один, он привел в замок женщину, перекатывающую в руках железный мяч. Больно ли стало Эль? Научилась ли она в тот момент чувствовать? Все, что произошло, это острые зубы, вонзающиеся в пульсирующую вену, а дальше - холодное тело, обнимающее пол никому неизвестного замка, и огонь, огонь, огонь…

Она лишь хотела согреть его, стать связанной с ним одним языком пламени.
- Ты - моё сердце, - последнее, что Эль сказала Хансу, и тут же вспомнила слова матери - да, драконы бессмертны, но сердце у них всегда сгорает.