Рассказ кубанской партизанки

Она мне в матери годится, может быть и старше,
У ней я возраст не посмел спросить.
Простой халат больничный, пуговки под замшу,
-Болею – говорит, а молодо глядит.
Я познакомился в больнице с ней случайно,
Лежала с сыном маленьким моим.
На койке рядом он лежал печальный,
А мы с бабусей тихо говорим.
Не знаю как, но речь пошла о прошлом,
О том, что было много лет назад,
Когда однажды встретила обросших,
Плененных немцами троих солдат.
-Вначале я к ним что-нибудь носила,
То корку хлеба, то мучной бульон.
Портянки им стирала свойским мылом,
И вспоминала мужа: -где же он?
Постарше – тот был капитан по званию,
Второй-то парень – старший лейтенант,
А третий рядовой был, а призвали
Его из города какого-то на  ант…
На немца все работали, что спины взмокли.
И капитан тихонько говорит:
-Нам надо, чтобы кто-нибудь помог нам,
У нас оружие вон в стогу лежит.
Мы немца кокнули сегодня на рассвете,
Паршивый, сволочь, во все дырки лез.
А рядовой наш во время приметил,
Когда он по нужде подался в лес.
Его спросила я: - А мне-то можно?
Ведь я хочу помочь, ведь я б смогла!
Тогда сказал он: - Глупая, возможно,
Совсем не правильно меня ты поняла.
Да как же я скажу тебе, в тебя не веря.
В тебе сомнения нет у нас у всех.
Ты звеньевой была, тебе поверят,
И пригласи надежных,  вон из тех.
Он указал глазами на знакомых,
Мне баб, с которыми делила я печаль.
Я выбрала из них своих подруг и дома
Сказала им, боялась, дочек было жаль.
И вот мы трое ночью, звездной, лунной,
За огородами прошли к тому стогу,
Убитого оружие лежало грудой.
Как мы тащили, вспомнить не могу.
Я несколько ночей подряд не спала.
Казалось: немцы вот сейчас придут,
Потом наоборот, смелее стала
И прятала оружие там и тут.
А дальше понесло, ухлопали другого,
Затем и третьего и потеряли счет.
И полицая хлопнули своего,
Который шкуру, как с живых дерет.
Всего не знаю, скольких мы убили?
Вот полицаев точно помню: три.
Вообще средь полицаев были и такие,
Которые нам много помогли.
В селе ни кто не знал про наше увлечение,
Ни дети, ни сосед, ни старый дед,
А немцы рыщут с злостью, с удивлением,
И даже мертвых не отыщут след.
Потом мы ихнего начальника убили.
Ох! Что тут было трудно рассказать.
Нас все село подняли, били, били
И к стенке ставили, хотели расстрелять.
Кричали: - Мы вас сто за одного повесим,
В домах обыскивали каждый уголок.
Об стенку головой меня и сапогом отвесил,
Один фашист, вот и болит мой бок.
Но все молчали, знали, иль не знали,
Ни кто не выдал нас и не подвел.
И так шесть месяцев, пока не повстречали,
Передовых частей своих, советский полк.
А вот сейчас приехала я к дочке,
Она на Качканаре здесь живет.
Не повезло, я заболела, почки,
Иль бок болит, иль просто тат живот.
Кто мог и кто хотел – тот воевал,
И жизни не жалели, лишь бы волю
Паршивый немец нам быстрее дал,
Чтоб чисто было в нашем русском поле.
А из бойцов моих один живой остался,
Наверно потому, что руку потерял.
По госпиталям долго он болтался,
И как друзья погибли, не видал.
Закончилась война, двух братьев потеряла,
Погибли, защищая Родину собой.
Один из них был раненый сначала,
И в госпиталь попал, но не пришел домой.

Последний раз он мне писал с Кавказской,
Где он там, в госпитале, раненый лежал.
Но отступили наши дальше, ясно …
Ведь шла война, и немец сильно жал.
Минули годы. Нет, он не вернулся.
Я уже точно знала – он убит.
Но где и как, в каком бою споткнулся,
В сырую землю пал, и где сейчас лежит?
Я написала красным следопытам,
Где он служил, и где его искать.
Они нашли: в могиле той зарыто
Сто сорок семь их было иль сто сорок пять!
Нас всю родню к могиле пригласили,
Машины дали, к месту подвезли,
И рассказали: - В госпиталь, где были
Те раненые, немцев привели.
И эти гады, подлые фашисты,
Их расстреляли всех до одного.
Там было море крови! Слышишь!
Вот так убили брата моего.
Потом мы вышли на пустырь за школой,
Там пионеры в галстуках стоят,
Плечом к плечу, шеренга за шеренгой,
У памятника выстроились в ряд.
Подходим к ним и барабаны, барабаны …
На рушнике расшитом белый каравай,
Ко мне подносят, говорят, но странно,
Я ни чего не слышу: - Девочка, давай…
И я упала, обморок случился,
Тут встреча вся пошла в пере косяк,
И только помнится: - Клянемся, мы клянемся!
Идет откуда-то из-за шеренг ребят.
И лица! Те бесхитростные лица.
Как я им верю, нет, не подведут!
Мы ехали в автобусе, до дому,
А дети, словно с нами были тут.
Е.Карманович
1972г.