1057. Ночь нежна

        Они перестали думать, испытав почти болезненное облегчение, перестали видеть; они только дышали и искали друг дружку. Оба пребывали в ласковом сером мире мягкого похмелья усталости, где нервы стихают пучками, точно рояльные струны, а иногда вдруг потрескивают, как плетеные стулья. Нервы столь обнаженные, нежные, конечно же должны соединиться с другими, уста к устам, грудь к груди…
        Они еще оставались в самой счастливой поре любви. Прекрасные иллюзии касательно друг дружки наполняли их, огромные иллюзии, обоим казалось, что взаимное причащение их происходит там, где никакие другие человеческие отношения значения не имеют. Оба полагали, что пришли туда невероятно невинными, и привела их череда совершенно случайных событий, столь многочисленных, что в конце концов оба вынуждены были признать: мы созданы друг для друга. И пришли они с чистыми руками — или так им представлялось, —  проскочив под знаком «движение запрещено» из простой любознательности и любви к тайнам.
        Розмари еще не знала, что сосуд всего роскошества любви – это душа человека, и только в тот миг, когда она поймет это и истает в старости, которой пронизана вселенная, Дик и сможет взять ее без сомнений и сожалений.
        В мертвенные, белесые часы цюрихского рассвета, вглядываясь в освещенную уличным фонарем буфетную дома напротив, он думал о том, что хочет быть хорошим, добрым, храбрым и мудрым, но этом так трудно. А еще он хотел быть любимым, если это удастся выдержать.
     Фрэнсис Скотт Фицджеральд, «Ночь нежна»
 
***

…и вот уже мы рядом. Ночь нежна…*
Печальной музой, склонной к меланхолии,
любовь мелькнет, два обнажив крыла
под музыку и аромат магнолии.

И чистый лист, и новая глава
в гармонии магической мелодии
сулят волнение душ двух без родства:
влюбленность лишь метафора пародии

на истину любви. Шумит листва
на Елисейском Поле, опадает,
поет и истончается, едва
приметив сумрак ветреный. Снедает

так и меня тоска. Горит свеча,
окутанная винными парами…
прилив Ривьеры, твой изгиб плеча
и нежность, поднесенная губами,

как приношение жертвенного мирта,
как дар небесный с райскими садами —
не суррогат любви, не призрак флирта
реликтов виллы. Все пройдет с годами

за исключением памяти той ночи,
калейдоскопа звезд между ветвями,
сплетенных, словно пальцы, sottovoce*
плеск Средиземной ряби над сетями

любви в призыве роковой судьбы,
в ничтожестве бездушной красоты —
все меркнет среди снобов из толпы,
что топчет сад твой с нежными цветами:

тюльпанами и облаком пионов, —
гвоздик и роз в нем больше не найти
как память обо мне. Смотрю влюбленно
на прошлое, ведь в будущем с пути

свернешь не ты, а я. И скерцо громом
по холлу разнесется. Не прости —
Прощай. Любовью мы едва знакомы.
…и вот уж далеко. Ночь взаперти…


17 июля 2022 года


* Строка из эпиграфа к роману Фицджеральда, стихотворение «Ода соловью» Джона Китса.
* Вполголоса (итал.)

Иллюстрация: Джозеф Кристиан Лейендекер