Сословие...

Мои родители были родом из одного сословия -
крестьянского. Так что назвать их брак морганатическим
я, при всём желании, не могу. Может быть поэтому
и я, и мой младший брат были зачаты в рабочей
коммуналке машзавода, а не в родовом поместье
моего отца. Хотя, согласитесь, вторая часть фразы
намного привлекательнее для последующего заполнения
анкеты при поступлении в ряды КПСС. Первые пять
несмышлённых лет я рос в уверенности, что все вокруг так
живут - наша семья в одной комнате, в другой - тоже кто-то.
Кухня, туалет и ванная общие. Говорить надо тихо, по общему
коридору передвигаться без криков. Пока однажды, придя из
детского сада, не обнаружил, что вторая комната пуста,
соседи напрочь отсутствуют, а мой отец воодушевлённо
матерясь, посыпает дустом плинтуса и трещины в стенах.
От соседей, съехавших в новостройку-хрущёвку, остались
клопы. В спешном порядке из ЖКО прибыли маляры и
произвели в освободившейся комнате санитарную побелку.
Затем нас с братом переселили туда на ПМЖ. У нас появилось
место для игр и сна не рядом с родительской кроватью,
что доставляло нам и, в первую очередь, им массу сложностей,
а в своей комнате, где мало-помалу стала появляться новая
мебель и раздельные кроватки. Я не зря в начале повествования иронично упомянул "морганатический брак". На то есть причины.
Расширение жилищных условий по-разному повлияло на мысли каждого домочадца нашей семьи. Свобода действий без оглядки дала плоды негативного свойства. Мама моя, вероятно, в одной из прошлых жизней, жила во дворце, а в крестьянскую семью попала по небесному недоразумению в одно из перерождений.
Опять же книги, которые она читала на трёх сразу языках - на
русском, украинском и румынском. Прочитанными сюжетами
она пыталась делиться с отцом, но он только отмахивался -
на фига, мол, мне твои сказки, Виктория... А Виктория не просто
так читала. Она вспоминала свой уклад жизни прошлых
воплощений. И однажды выдала отцу свой взгляд на вещи -
спать, дескать, надо в разных комнатах. Как графья. Если
графу, имелся в виду мой отец, ночью приспичит выполнить
супружеский долг, он в порыве страсти должен постучать
в опочивальню графини, пояснить цель визита и, дождавшись
позволения, приступить к делу. По завершении процесса,
удовлетворённый, он удаляется к себе. Такой сценарий ночных
встреч рисовала матери её воспалённая фантазия. Отец поначалу принимал это за шутку. Сам пытался шутить. типа - и куда это "к себе"? К пацанам в комнату? Как французский гувернёр?
И что я там делать буду - учить их верховой езде и фехтованию?
На что получал ответ: - Если б ты был на заводе на хорошем
счету, жили бы мы в трёхкомнатной квартире. Как Имяреки.
Назывались фамилии машзаводских начальников или
номенклатурных работников города. Отец при этом крутил
пальцем у виска, чертыхался, одевался и шёл во двор, где
костяшками домино гремели его коллеги по заводу - токари,
сверловщики и фрезеровщики. Отсюда же проигравшие
посылались в ближайший гастроном за вином и пивом.
Рабочему классу для развлечения нужно было очень мало.
Если не зацикливаться на прочтении книжек о жизни
дворянства и прочих врождённых упырей.
Я тоже любил читать. И мечтать. И воображение моё
развивалось, опережая детский возраст, и первые пробы
сочинительства проявились тогда же. Наслушавшись
маминых фантазий в адрес отца, моё воображение
рисовало такую картинку: ночью возбуждённый отец
с эрегированной плотью крадётся к маминой комнате,
скребётся тихо в дверное стекло и шепчет - "Откройте,
ваше сиятельство, я вам потрахаться принёс. Пока нёс,
придумал новую позу"... Я представлял себе ответ из-за
двери: "Подите прочь, коварный искуситель. У меня
мигрэнь с самого утра... А мне назавтра предстоит стирка,
готовка и глажка. В другой раз, любезный"... Финита ля
фантазия, господа читатели. На этом моё воображение
иссякало. Моё! Но не отцовское. Промаявшись на заводе
некоторое время, он поменял работу, выучившись на
водителя троллейбуса. В Черновцах были демонтированы
трамвайные пути, и город полностью переводился на
современный тип электротранспорта. Теперь по дресс-коду
мой отец обязывался каждый день быть трезвым, чисто
выбритым, в глаженной одежде. Как декларировал начальник нового
троллейбусного депо, водитель - это лицо города. Он всегда среди людей.
И для людей. Для их удобства при передвижении
по городу. Грамотная речь, вежливость в общении, приятный
вид водителя говорит о том, что троллейбусники города не
шалопаи-пролетарии, а новая каста социалистических тружеников сферы услуг! Адаптацию в новом коллективе отец прошёл быстро и беспроблемно. Стал повышать классность, обрастать авторитетом среди коллег. И... новыми знакомствами среди пассажирок. Коммуникабельность моего предка была такой, что в абсолютно незнакомой даме он с двух-трёх фраз вычислял на раз незамужнюю, истосковавшуюся по мужской ласке фемину.
Главное, чтоб дама не имела дворянских замашек, и рада была
разделить с ним ложе страсти. И, пока моя мать пребывала в плену фантазий о собственном дворце о пятнадцати спальнях, отец умудрялся пользовать чужие опочивальни в собственных целях...
Бывало, иду куда-то вместе с отцом по улице, и то одна, то
вторая-третья женщины мило здороваются с моим папой.
И в голосах их такие интонации, что я невольно напрягался:
- Кто это, папа?
- Да так... знакомая одна. Очень приличная дама, сынок!
Не графиня, конечно, как твоя мама, но ко мне со всем
уважением! Кондуктором у нас работает. Передовик труда,
между прочим! - и сам для чего-то пафосно поглаживал
значок "Ударник коммунистического труда" на лацкане
своего пиджака.
Дома в этот период постоянно возникали дрязги между
родителями. Я не вникал в их причины, смутно догадываясь
о них. И однажды натянутые нервы отца лопнули. Он собрал
кое-какие свои вещички и был таков. Перебрался жить
к другой женщине. Она была намного крупнее моей мамы,
но теснота дивана её не смутила. Так, в одной комнатёнке
с коммунальной кухней на четыре семьи, они и прожили
вместе тридцать один год. Я видел, что отец по-своему счастлив.
И оттого вторая его семья меня не тяготила. Ходил к ним в гости.
Водил туда сына. Чем постоянно бесил мать, возненавидевшую
всех вокруг за то, что с ним общаются. Дела давно минувших лет.
Уже нет на свете ни отца, ни матери. И моей жены уже четвёртый год нет возле меня. Все они там, откуда обогащают меня светлой памятью о них. И конкретными эпизодами из жизни, характеризующими их мышление и мечты о грядущем.
Бог им судья! И царство небесное.